«Литература – это вторая действительность, но созданная человеком»
Беседу вел Валерий Сдобняков
(«Литературная газета», № 24, 2009)
В просторном, светлом кабинете на даче Юрия Васильевича Бондарева, где мы беседуем, среди книг, картин, фотографий по-домашнему уютно. Здесь были написаны романы, которые в 70–80-е годы прошедшего века читала вся страна, по которым ставили спектакли, снимали фильмы.
– Юрий Васильевич, я из того поколения, которое входило в литературу, находясь под огромным впечатлением от ваших военных повестей «Последние залпы», «Батальоны просят огня», романов «Тишина», «Горячий снег», а затем «Берег», «Выбор». В них центральная тема – война. Почему она оказала такое влияние на нашу литературу?
– Война всколыхнула весь мир, а после глобальных катаклизмов возникает движение и в искусстве. Это непреложный закон. После таких потрясений искусство ускоряет движение, ибо человеческие чувства предельно обостряются, и свобода, мужество, жертвенность, ненависть, любовь, святость, нравственность, сопротивление несправедливости начинают являть собою главную ценность жизни. И тогда человек многое по-иному оценивает. По моему убеждению, периоды мировых катаклизмов способствуют побуждению человека к познанию истины, свободы и безопасности, к защите от несправедливости.
– Человек еще и духовен. И все его проблемы идут от духовных смут, духовной неустроенности и духовных заблуждений.
– Да, есть духовные составляющие человеческой жизни. Мужество, любовь, самопожертвование – это духовные качества, которые питают совесть и нравственность. Без нравственности немыслимы самопознание и совершенствование человека, о чем всегда, кстати, говорил Лев Николаевич Толстой. Но сейчас мы не будем углубляться в философию Толстого. Скажем лишь, что нет литературы без писательского опыта, памяти и воображения. Если есть опыт, но нет воображения – то нет и литературы. Если есть воображение, но нет опыта – тоже литературы нет. Если же попытаться дать определение единой формулой, то литература – это вторая действительность, но созданная человеком. Однако действительность эта не зеркальная, а напоминающая отражение леса в воде. Согласитесь: лес в воде – это не совсем тот лес, который на берегу. Почему? Да потому что это рождает мысли. Вспомните сейчас берег и лес, отраженный в воде. Это же какое-то чудо, правда?
– Конечно. Потребность человека в настоящей литературе была всегда и останется навсегда. То, что происходит сегодня, – это целенаправленное понижение значимости художественного слова. Как сейчас обращаются с языком, как его коверкают, сколько в печатных текстах ненормативной лексики… В то же время литературе истинно художественной и глубоко нравственной чинятся всевозможные препоны.
– Совершенно верно. В свои юбилейные дни я получил много писем от читателей (интервью проводилось в связи с 85-летним юбилеем писателя. – Прим. ред.). Из одного района пишут, что в библиотеках смогли отыскать лишь несколько моих книг. А они в Советском Союзе изданы были в общей сложности в двадцати пяти миллионах экземпляров. И сейчас потребность в нашей литературе есть, люди читают. Но вот что грустно – из множества писем только десяток написан молодыми людьми. В основном читают люди старшего поколения. Молодежь, и в этом вы правы, уже сильно развращена телевизором, коммерческими средствами массовой информации, которые ни о чем не стесняются рассказывать. А в молодые годы все воспринимается чрезвычайно остро, с доверием.
– Юрий Васильевич, ведь вот вы, как и все ваше поколение, вошли в литературу с очень жесткими, даже жестокими произведениями, в которых описывалась война с ее кровью, смертями, разрушениями… Но как они духовно поднимали, возвышали людей, делали их нравственно чище, возвышеннее… Когда я перечитывал вашу первую повесть, то невольно задавался вопросом – откуда это все у вас, как вы смогли справиться с навалившимся на вас материалом?.. Ведь вы написали «Батальоны просят огня», будучи очень молодым человеком.
– А вы разве знаете, откуда приходят слова?.. Все начинается с какого-то одного, возможно, случайно услышанного слова. За ним возникает второе, третье, двадцатое и так далее, и так далее. Это невозможно объяснить. Но я думаю, что процесс писания имеет и какое-то мистическое свойство. Ведь трудно объяснить порой, как написано то или иное стихотворение. Может быть, оттого, что возникло какое-то настроение, затем – мысль. Да, главное все-таки настроение.
– Талант – это чудо и великая тайна. Что вы думаете по этому поводу?
– Составляющие таланта – смелость, великодушие, мужество, честность и т. д. Все это уже есть в человеке, в его генах. Оно уходит к прадедам нашим и дальше, дальше… Скажем, давным-давно жил человек, который воспринимал лес не как дрова, а еще и несколько иначе. Тоньше, любовнее, красочнее. У пишущего же человека происходит в определенном возрасте толчок, благодаря которому заложенное очень давно в генах должно однажды пробудиться. Я очень обязан своей маме за то, что она с детства приучала нас, своих детей, которых у нее было трое, к литературе. Она читала нам сказки, детские книги, много рассказывала. Затем мне повезло и со школьной учительницей. Где-то в шестом или седьмом классе она дала задание написать сочинение о прошедшем лете. И вдруг на уроке русского языка эта учительница зачитывает классу мое сочинение. А затем после урока в коридоре она мне говорит: «Юра, у тебя есть литературные способности. Поэтому, когда читаешь книги, то присматривайся, как описывается природа, выстраивается сюжет». Я, конечно, этого не делал, но все-таки учительница что-то во мне пробудила. Ну а потом, после войны, вечерами отдыхая от не очень трезвых встреч, на которых мы, фронтовики, праздновали Победу, я написал первый свой рассказ. Так началась эта моя «болезнь», которая продолжается и по сию пору.
– После первого рассказа дальнейший путь оказался предопределенным?
– Да, потом я написал повесть о войне, которая была потеряна. Она была ученической, но в смысле конфликтов и в отношениях героев было все правдиво, как на войне. Литературный институт, который я окончил, писать никогда и никого не научит. Я учился в семинаре Паустовского. Это был замечательный человек. Я до сих пор отношусь к нему с глубоким почтением. Он научил нас любить слово. И еще вот что было одним из самых главных – Паустовский приучал нас начинать рассказ только тогда, когда мы понимали, что уловили настроение… И я глубоко убежден: главное для писателя – это работать, работать и еще раз работать. А работать надо даже тогда, когда не очень хочется. Не заставлять себя, нет. Но стол – это магнит. Стоит за него сесть, написать несколько фраз, и написанные фразы уже заставляют тебя двигаться дальше, думать.
– А страх перед чистым листом бумаги вы испытываете, когда начинаете писать новое произведение?
– Одно время я это переживал очень серьезно, месяца два ничего не мог писать. Тогда мне казалось, что все, что я делаю, не то и не так. Потом это состояние прошло. Но эти периоды пустоты и сомнений, видимо, неизбежны и бывают почти у каждого пишущего.
– Можно ваше творчество разделить на три определенных периода? Я понимаю всю условность этого деления, но все-таки. Первый – это ваша военная проза до «Горячего снега». Второй, где кроме войны показана современная действительность – «Берег», «Выбор». В третьем периоде вы полностью уходите в «кипучую современность» – «Игра», «Искушение», «Бермудский треугольник», «Без милосердия».
– Можно так, конечно, разделить. Хотя война у меня присутствует практически во всех романах. Разве что в самых последних ее нет. И это потому, что сюжеты слишком далеко ушли от того времени.
– Юрий Васильевич, и в заключение несколько слов напутствия нашим читателям.
– Я хотел бы сказать только одно. Как только человек отстраняется от литературы, он теряет очень многое в самом себе. Потому что литература – не только познание внешнего мира, внешней жизни. В первую очередь это познание самого себя. Если литература никак не воздействует на читателя (а такая есть), это литература пустоты. Поэтому читать надо хорошие книги, находить для этого время, отрывать его даже от сна, от любимого многими телевизора и прочих атрибутов современной цивилизации, которые рождают в человеке инертность мышления и поступков, ленивое отношение к жизни и ожидание, что кто-то за нас все сделает. Потому я призываю любить книгу, великую русскую литературу.
