Представляем вниманию читателей подборку стихотворений известного российского поэта Михаила СИНЕЛЬНИКОВА
Михаил Синельников, известный московский поэт, эссеист, литературовед, переводчик классической и современной поэзии Востока, является автором 37 стихотворных книг, в том числе, однотомника (2004), двухтомника (2006), сборников «Из семи книг» (2013), «Поздняя лирика» (2020), «Язык цветов» (2023). Лауреат многих российских и международных премий. Академик РАЕН и Петровской академии. Составитель ряда антологических сборников и хрестоматий, главный составитель в долгосрочном Национальном проекте «Антология русской поэзии». Руководитель Школы поэзии имени Валерия Брюсова.
* * *
Синий округ над степью полынной
И вдали окоема кайма.
От сплошной безысходной равнины,
Путешественник, сходишь с ума!
Что же там, на другом небосклоне?
Но не ведают жизни иной
Эти люди и быстрые кони,
Лишь сменяются стужа и зной.
Всюду та же родная равнина,
Всюду этот простор голубой
И лицо неприметного джинна
Над пастушьей мечтой и судьбой.
* * *
Там быстрые шли косяком облака,
Под ветром взлетая.
Была так желанна и так высока
Страна золотая.
Ты все же в нее по уступам вступал
И шел на закате
По белой, застлавшей расселины скал
И розовой вате.
И мог бы сорваться, в распадок упасть,
Но в мороке сонном
Успел надышаться опасностью всласть,
Бессмертным озоном.
* * *
Нет, погоди! Еще необходимо
Там побывать хотя бы для того,
Чтобы пройти родного дома мимо
И постоять под окнами его.
Но и во сне неведомая сила
Туда несет, все воскресить веля,
Хотя река свое отговорила
И дряхлые упали тополя.
Ведь в памяти по шумным их вершинам
Проходит ветер, и на берегу,
Как обладатель лампы с пленным джинном,
Я за ночь город выстроить могу.
* * *
Была Столетняя война
Тридцатилетней сменена,
Настали годы Семилетней –
Пришли иные времена,
В чему затяжка? – смысла нет в ней!
Мала планета, и страшна
Пятиминутная война.
Оттенки красного
Багрец заката несколько усталый.
А все же у него оттенок не один…
О, этот красный цвет, еще отчасти алый!
О сангрия, бургунди, гренадин!
Сумеешь отличить шарлах от амаранта?
Далекие припомнив дни,
Прими под утро оба варианта
И в сольферино утони!
Грозит войною бисмарк-фуриозо,
Проржавлен и надменно-родовит.
А эта кошениль, густая роза
Любовь внезапную сулит.
Заложники
Заложники державы –
Шенгели в Ашхабаде,
Ахматова в Ташкенте
И Шварц в Сталинабаде.
Хрипящие пластинки,
Дешевые изданья
И Луговской, на рынке
Просящий подаянья.
Верблюд в пыли горючей,
Багряные гранаты,
Собравшиеся кучей
Угрюмые халаты.
Возвратный тиф, сиделка
И тихий плеск фонтана,
И радио-тарелка
С металлом Левитана.
Бессонница ночная
И ненависть двойная.
* * *
Был туман над горами свинцов,
Заплывал он осенней химерой
В этот город помпезных дворцов,
Где и мрамор казался фанерой.
Был на улицах воздух горяч,
Но, высокого творчества ради,
На одной из наркомовских дач
Пограничник и бывший басмач,
И один рифмовальщик-толмач
Пребывали в прекрасной прохладе.
Там базарные речи слышны,
Здесь эдемские кущи пышны…
На приступке сидел у дукона
Шварц, в тиши сочинявший «Дракона».
Абуль-Ала аль-Маарри
Гудел базар, шумел Евфрат.
Невидящий арабский гений
Жил в мире звуков, был женат,
Знал радости прикосновений.
Не зная красок, Бога знал,
Любил Творца, не веря твари.
Словам Платона он внимал,
Великолепный аль Маарри.
И все же левый глаз слепца
Был в детстве, сгубленном судьбою,
Закрыт бельмом не до конца…
Он знал, что небо – голубое.
Стамбул
И улицы Второго Рима,
Где турки резали армян,
И хлещет эта кровь незримо,
И утопает в ней султан.
Иль это тень зари багряной?
Огня накрыла полоса
Надгробий белые тюрбаны
И минаретов голоса.
И плач заоблачного хора
О византийской старине,
И немоту султанш Босфора,
Лежащих там, в мешках, на дне.
Пхеньян
Да, зрячи мы, наш чуток слух,
И все же мы слепоглухие.
Ли Хван (XVI в.)
Как опера гремела и цвела,
И с выстрелами эпилог был долог,
И пели с торжеством колокола –
Кружащиеся платья комсомолок!
Сержанты и наложницы вождя
С его портретом на значке червонном
Уверились, на сцену выходя,
Что выдадут питанье по талонам.
Теперь мне в сновиденьях не уйти
От мнительно-зауженного взгляда.
О, жизнь и смерть, зажатые в горсти!
И это риса колкая рассада.
И города запретные места,
Прохожие в улыбчивой печали,
И бодрый дух, и тайная мечта
О русской каше и лесоповале.
* * *
Лес Дракулы в румынской Хойя-Бачу,
Усопших душ прозрачные шары.
Я шел, внимая гомону и плачу,
Крутились листья, сухи и пестры.
Здесь пастухи и овцы пропадали,
О лютых казнях шелестел бурьян.
Был этот мир обителью печали
Или стоянкой инопланетян.
Смотрели вслед посаженные на кол,
Я удалялся, поклонившись им.
За мной бежали мириады дракул,
Но я тогда любовью был храним.
Долгожители
Припев гудел в концертном зале
Потоком гласных
И долгожители плясали
В черкесках красных.
Столетние ходили ноги
В едином ритме,
И становились лица строги –
Все колоритней.
Росло желанье жить и выжить
В тех ликах древних,
И ведь могли еще мотыжить
В своих деревнях.
А ты что сделал в жизни краткой,
В пути сожженном?
Но их судьба была загадкой
Служенья женам.
Теперь всем выводком упорным,
Хрипя при вздохе,
Летят навстречу духам горным
Через эпохи.
