К 125-летию со дня рождения французского сюрреалиста
Марина Ариас-Вихиль, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук
Противоречивая и многогранная личность сюрреалиста и прогрессивного писателя Луи Арагона продолжает интересовать и интриговать современного читателя: открывший в литературе новые горизонты гениальный французский поэт занял свое место в истории и как издатель просоветской периодики («Се суар», «Леттр франсез»), член компартии Франции, переводчик русской и советской литературы.
Арагон (Луи Мари Антуан Альфред Андрие) родился 3 октября 1897 года в Париже. Его отцом был префект полиции, не лишенный, как впоследствии оказалось, литературного дара, передавшегося по наследству его незаконнорожденному сыну. Арагон в метрике имел два прочерка: и в графе «отец», и в графе «мать», а адрес был указан в 16-м округе Парижа, где проживал его отец Луи Андрие с женой и тремя детьми. Его усыновила бабушка и почти до совершеннолетия Арагон не знал о том, что его сестра Маргарита на самом деле является его матерью. Таковы были нравы буржуазного Парижа: отец посещал семью, в которой рос мальчик, как его крестный. Почему бы не поискать истоки его бунта против общества в детских травмах, ощущении двусмысленности своего положения?
Рано научившись читать, Арагон читал все, что попадалось под руку. Так, в 11 лет знакомая его матери Елизавета Николадзе, выведенная впоследствии в его первом романе «Базельские колокола» (1934) из цикла «Реальный мир» под именем Екатерины Симонидзе, принесла ему «Анну Каренину» и сборник рассказов Горького. Слава русского романа гремела тогда во Франции. На нем выросло не одно поколение французских писателей, признававшихся в огромном влиянии Толстого и Достоевского на формирование их мировоззрения и отношения к литературе (упомянем в этой связи Нобелевских лауреатов Р. Роллана, А. Жида, А. Камю). Арагон не стал исключением. Любопытный факт из его творческой биографии: в шестилетнем возрасте он написал повесть «Святая Русь» (вдохновляясь, правда, не Толстым, а повестью графини Растопчиной «Мишель Строгофф»).
В очерке «Свет Горького» из книги «Советские литературы» (“Littératures soviétiques”, 1955), о расцвете многонациональной культуры СССР, Арагон воссоздает историю своего увлечения русской литературой: «В детстве я очень любил читать; это была настоящая страсть… Моя мать любила русские романы; застав меня однажды погруженным в чтение Тургенева, она стала рассказывать мне о Толстом и дала читать “Севастопольские рассказы» и “Крейцерову сонату”. Тогда мне не было еще десяти лет. Я прочел подряд “Тараса Бульбу», “Преступление и наказание”, “Шинель”, “Записки из мертвого дома”… Достоевский, Гоголь – все шло как нельзя лучше <…>. Когда я раскрыл страницы, где Горький говорит о своем детстве, мне стало стыдно за свое детство, за весь наш образ жизни – все это показалось мне вдруг верхом роскоши и достатка; совсем другими глазами смотрел я на бедных детей, которых встречал на улице». Много лет спустя состоялось и личное знакомство Горького и Арагона.
«Парижскому крестьянину», лидеру европейского дадаизма и лучшему поэту французского сюрреализма понадобилось 10 лет художественных экспериментов в кругу «золотой молодежи», чтобы прийти к той форме освоения действительности, которая дала рождение романам цикла «Реальный мир». К тому времени Арагон был уже автором поэм «Красный фронт» (за которую его привлекли к суду во Франции) и «Ура, Урал!», написанной по следам его поездки на Урал в 1934 году (обе поэмы были переведены поэтом Семеном Кирсановым, другом молодости Эльзы Триоле, и изданы в СССР).
В конце 1920-х годов Aрагон вступил в ряды французской компартии. За этим важным событием последовало еще одно, повернувшее его жизнь в новое русло: в кафе на Монпарнасе он познакомился с Эльзой Триоле, своей будущей женой, и ее другом Владимиром Маяковским, эстетика которого оказала решающее влияние на новый поэтический стиль Арагона, постепенно размежевавшегося со своими бывшими друзьями и единомышленниками сюрреалистами.
Поездка в 1930 году в СССР на II Международную конференцию революционных писателей в Харькове окончательно определила путь Арагона-поэта. Поэма «Ура, Урал!» сочетала описания старого мира с гимнами революции и «ошеломляющими образами», напоминавшими о сюрреалистическом прошлом Арагона. Описания производственных процессов и песни о совхозе в Лысьве чередовались со сценами убийства царской семьи и разгрома Белой армии, слова «Марсельезы» с кличем: «Даешь горы».
Позднее, уже в 1965 году, размышляя о границах реализма, Арагон напишет: «За долгую жизнь мне не раз случалось быть очевидцем событий, которые поначалу не казались чем-то особенно значительным. И когда позднее я постигал их смысл, то чувствовал себя простофилей: ведь видеть и не понять – все равно, что не видеть вовсе… Я только и видел, что роскошные, отделанные мрамором и украшенные скульптурами станции метро. Вот и толкуйте после этого о реализме. Факты бросаются в глаза, а вы отворачиваетесь от них с прекраснодушными суждениями… Такая нескладная штука жизнь. А мы все тщимся найти в ней смысл. Все тщимся… Наивные люди» («Гибель всерьез»).
Постоянно посещая СССР в 1930-е годы в качестве члена международной Ассоциации революционных писателей и художников, Арагон оставил воспоминания об атмосфере тех лет, о своих встречах с советскими и европейскими писателями, приезжавшими в СССР, о событиях, связанных с убийством Кирова, о похоронах Горького, о знакомстве с Михаилом Тухачевским и легендарным командармом Виталием Примаковым, мужем Лили Брик, сестры Эльзы, его аресте, о смятении, охватившем его и Эльзу Триоле в правительственном санатории в Барвихе, когда они узнали об исчезновении Белы Куна, с которым познакомились накануне.
Все знаковые события советской истории нашли отражение в творчестве Арагона. «Мы пользуемся книгами как зеркалами, в которых пытаемся найти свое отражение», – пишет он в послесловии к роману «Гибель всерьез».
Участие в антифашистском Сопротивлении в период Второй мировой войны открыло новую страницу в творчестве Арагона-поэта и публициста, автора «Розы и резеды», «Счастливой нет любви», лирических циклов и поэм, ставших классикой французской поэзии ХХ века. А к Военному Кресту, полученному за личное мужество, проявленное в период Первой мировой войны, прибавился второй Военный Крест и Медаль Французского Сопротивления.
Прощание с прошлым во времена хрущевской оттепели Арагон сравнил с отречением наполеоновских офицеров от своего императора («Страстная неделя», 1959). Но это было только начало. Открывая французскому читателю шедевры русской и советской литературы в качестве ведущего литературных серий крупных издательств, Арагон не преминул выступить против событий, связанных с Пражской весной, судебными процессами над Синявским и Даниэлем, Солженицыным, Параджановым, и в защиту Виктора Некрасова. Но даже эти острые выступления прощались «другу СССР», лауреату Ленинской премии «За укрепление мира между народами» (1957) и орденоносцу (Орден Октябрьской революции, 1972, Орден Дружбы народов, 1977).
Имя автора «Вечного движения» (1926), прожившего яркую и долгую жизнь в искусстве, сопровождавшуюся бурлением политических страстей, увековечено не только в школьных хрестоматиях и антологиях поэзии ХХ века, но и в названиях улиц и площадей французских городов и, разумеется, в самом сердце Париже, на острове Сен-Луи, где происходит действие одного из самых загадочных его романов «Орельен» (1944) из цикла «Реальный мир».
