К 100-летию со дня рождения Расула Гамзатова
Александр Балтин
Героем воспринимался Расул Гамзатов в своем народе (были еще народы, так относящиеся к поэтам). Легендарен был при жизни и навсегда остался легендой. Он пользовался общесоюзной известностью, пока великолепные и трагические «Журавли» проплывали над страной.
Проплывают торжественно-плавные журавли, втягиваются в песню, вызывают печаль, светлую грусть, разные размышления…
Взгляд на мир спокоен: то, что среди клина есть гипотетическое место для автора, не вызывает тягостных эмоций:
Летит, летит по небу клин усталый –
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый –
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
(Перевод с аварского Н. Гребнева)
Восточный стоицизм? Мудрость, обретаемая годами, наполненными трудами и признанием?
Гамзатов был знаменит. Для многих он представлял с поэтической силой и нежностью свой край – Дагестан, небольшой и мало кому хорошо известный в этом огромном мире.
Он действительно представлял его… и шелком звучали стихи, посвященные матери и любви, и сверкали поэтические надписи на кинжалах…
Кинжальная сталь подразумевает резкий высверк удара, остроту и точность мысли; и пусть богатство украшений ножен восточных клинков хорошо известно, слова поэта украсят их значительнее и ярче:
Для дружеской руки
Вот рукоять моя.
Для вражеской груди –
Сталь острия!
Полярность, вложенная в зарифмованный афоризм, словно открывает сущность людского бытования на земле, которое, увы, не обходится без вражды. Двойственность всего отливается у Гамзатова в компактную форму:
Две грани. Обе кровь
И смерть врагу пророчат.
Одну из них любовь,
Другую злоба точит.
Кинжал хоть не зурна,
И он две песни знает:
О гибели одна,
О вольности другая.
Слова играют, они пенятся, как вино, изливаемое из старинных кувшинов в чаши; слова вскипают силой, и упомянутая вольница разгорается в сознании, вычерчивая яркий круг необходимости.
В произведениях Гамзатова много разлито нежности и сострадания:
…И на дыбы скакун не поднимался,
Не грыз от нетерпения удил,
Он только белозубо улыбался
И голову тяжелую клонил.
Почти земли его касалась грива,
Гнедая,
походила на огонь.
Вначале мне подумалось:
вот диво,
Как человек, смеется этот конь.
Подобное кого не озадачит.
Решил взглянуть поближе на коня.
И вижу:
не смеется конь, а плачет,
По-человечьи голову клоня.
(Перевод Я. Козловского)
Щедрость сердца и тонкость глазомера чувствуется в этих стихах, когда одушевленность становится возвышенной… И конь – будто собрат.
Лад баллады соответствовал темпераменту Гамзатова: есть в этом жанре нечто от очертания гор, от резкости высоты, но и от соприкосновения вершин с небом, что рождает мудрость.
Много в его поэзии и молодости, задора, упоения жизнью. Без этого Гамзатова не представить, как не представить его поэзию без метафизики, отливающей, конечно, восточными красками, но в большей мере – общечеловеческими.
Поэт должен отдавать себя всего, иначе не получится зажечь стихи; и эта отдача в полной мере относилась к жизненному пути Гамзатова.
Тема тем для Гамзатова – дружба. Что логично, учитывая его принадлежность к горному народу, для которого дружба свята и занимает одно из самых высоких положений в ценностной шкале жизни.
Призывом звучит стихотворение «Берегите друзей», текст которого, проводимый ступенями своеобразных советов, вспыхивает многоцветно-смысловым содержанием:
Знай, мой друг, вражде и дружбе цену
И судом поспешным не греши.
Гнев на друга, может быть, мгновенный,
Изливать покуда не спеши.
Может, друг твой сам поторопился
И тебя обидел невзначай.
Провинился друг и повинился –
Ты ему греха не поминай.
Люди, мы стареем и ветшаем,
И с теченьем наших лет и дней
Легче мы своих друзей теряем,
Обретаем их куда трудней.
Если верный конь, поранив ногу,
Вдруг споткнулся, а потом опять,
Не вини его – вини дорогу
И коня не торопись менять.
Люди, я прошу вас, ради бога,
Не стесняйтесь доброты своей.
На земле друзей не так уж много:
Опасайтесь потерять друзей.
Я иных придерживался правил,
В слабости усматривая зло.
Скольких в жизни я друзей оставил,
Сколько от меня друзей ушло.
После было всякого немало.
И, бывало, на путях крутых
Как я каялся, как не хватало
Мне друзей потерянных моих!
И теперь я всех вас видеть жажду,
Некогда любившие меня,
Мною не прощенные однажды
Или не простившие меня.
(Перевод Н. Гребнева)
Есть плавное развитие внутри произведений поэта, чья неспешность связана с мудростью любви, узнанной и понятой основной силой, определяющей движение жизни, саму жизнь:
Вернулся я,
спустя сто лет,
Из темноты на землю эту.
Зажмурился, увидев свет.
Едва узнал свою планету…
Вдруг слышу:
шелестит трава,
В ручье бежит вода живая.
«Я вас люблю!..» – звучат слова
И светят, не устаревая…
Здесь – та витальная сила, что разлита в природе. Она может ощущаться человеком, только если он поднимется на высокие ступени… именно на те, на какие взошел Гамзатов, наблюдая бессмертных журавлей, плывущих и плывущих над столь изменившимся человечеством.
