Глава из книги «Истории из пропавшего чемодана» рассказывает о жизни и судьбе французского писателя, кинорежиссера, военного и дипломата, уроженца России Ромена Гари (1914–1980)
Алиса Даншох
Мой второй визит в Ниццу завершился долгой беседой с художником преклонного возраста – очаровательным господином с роскошной седой шевелюрой. Его одежда ясно давала понять, что он принадлежит к богемному кругу. Около шестидесяти лет он прожил в «Палладиуме», куда судьба привела его благодаря бурному роману с горничной, обитавшей в комнатке под крышей дома. Всеобщая мобилизация 1939 года помешала развитию любовных отношений молодых людей. Юношу призвали на службу в армию.
То, что произошло весной и в начале лета 1940 года, вошло в историю Франции как drôle de guerre («смешная война»). Она продлилась несколько недель, и «Республика Свободы, Равенства и Братства» подписала капитуляцию при весьма унизительных для себя обстоятельствах. Третий рейх отомстил ей за поражение в Первой мировой войне. Тогда, 11 ноября 1918 года, в Компьенском лесу, в маленьком железнодорожном вагончике, представитель Антанты маршал Фош поставил подпись под документом, ознаменовавшим конец европейской бойне. Проигравшая войну Германия за свои милитаристские действия расплачивалась землями, колониями и валютой. А победители ставили памятники павшим героям.
С тех пор 11 ноября отмечается как день поминовения не вернувшихся с полей сражений, а в Великобритании все население во главе с Ее Величеством королевой Елизаветой возлагает цветы к мемориалам и прикрепляет на одежду поминальные розетки (Книга «Истории из пропавшего чемодана» была написана еще при жизни Елизаветы II. – Прим. ред.).
возлагает цветы к мемориалам и прикрепляет на одежду поминальные розетки. 22 июня 1940 года в Компьенском лесу, на том же самом месте, в том же маленьком железнодорожном вагончике, в присутствии Гитлера была подписана капитуляция Франции, и страну разделили на две зоны – немецкую и французскую с дружественным фашистам коллаборационистским правительством во главе с героем Первой мировой войны маршалом Петеном. Союзник Германии Италия забрала назад свой собственный подарок Наполеону III и по прошествии восьмидесяти лет вернулась на Лазурный Берег. Итальянцы чувствовали себя как дома и особо не зверствовали.
Наш художник из «Палладиума» вместе с полуторамиллионной французской армией был взят в плен, но ему удалось бежать и добраться до родного края. Несколько раз его останавливали патрули, и он прикидывался глухонемым, объясняя мимикой и жестами потерю документов. Добрые самаритяне подкармливали беглеца и на ночь прятали в сарае.
Вернувшись в Ниццу, молодой человек продолжал совершенствоваться в роли не слышащего и не разговаривающего. Его возлюбленная помогла достать беглецу новое удостоверение личности, и он устроился блюстителем чистоты в соседнем доме. Вскоре он нашел правильное применение своим художественным способностям. Став участником движения Сопротивления, он занялся оформлением нелегальных печатных изданий и изготовлением фальшивых документов для подпольщиков.
Настоящие трудности и опасности начались в конце сорок второго, когда немцы вместо итальянцев заняли юг Франции. При них аресты и расстрелы стали частью повседневной жизни. Оккупанты проводили чистки населения: лиц еврейской национальности отправляли в лагеря смерти, а молодых здоровых людей – на принудительные работы в Германию. Нашему солдату невидимого фронта из «Палладиума» пришлось переехать в горы на ферму к «дяде». Под покровом ночи он тайными горными тропами переводил беженцев через границу в более спокойные регионы нейтральной Швейцарии.
Во время освобождения Ниццы наш художник был ранен, а после долгожданной победы с изумлением наблюдал за разборками двух французских Сопротивлений, действовавших параллельно и соперничавших друг с другом. Одно из них состояло исключительно из коммунистов, а второе – из всех, кто, не будучи «комми», хотел освободить родную землю от врага. Чтобы избежать путаницы, последних стали называть голлистами – по фамилии генерала де Голля. Он взял на себя руководящую и направляющую роль для всех сил, борющихся за освобождение Франции. Однако по отношению к членам ФКП (Французская коммунистическая партия) генерал проявлял осторожность, опасаясь их влияния на жизнь страны в послевоенное время.
Трудно переоценить вклад де Голля в консолидацию сил, направленных на победу Франции и на ее реабилитацию за молниеносное поражение в начале войны. После трагических событий 1940 года в бельгийском Дюнкерке и бегства англичан, когда стало ясно, что ни Франция, ни Англия не способны противостоять Германии, генерал де Голль «дезертировал», чтобы начать борьбу с врагом и выиграть ее. Режим Виши во главе с восьмидесятилетним Петеном приговорил де Голля к смерти за измену родине. А «изменник и предатель» в самые тяжелые и позорные дни в истории Франции обратился из Лондона по радио к своим соотечественникам с пламенной речью. Он призвал всех французов не сдаваться, не терять веры в свои силы, быть мужественными и не сомневаться в грядущей победе.
Вслед за генералом де Голлем многие военные пытались покинуть Францию, чтобы вместе с ним бороться против фашизма. Но далеко не всем удавалось добраться до берегов Африки или Англии. Среди тех, кто все же смог достигнуть Черного континента после нескольких неудач, был молодой летчик Роман Кацев – эмигрант, родившийся в России. В 1928 году он с матерью приехал в Ниццу из Варшавы, где они прожили несколько лет. Окончив с прекрасными результатами по гуманитарным наукам лицей в столице Лазурного Берега, Роман продолжил учебу сначала в Экс-ан-Провансе, а затем в Париже на юридическом факультете.
Получив в 1937 году французский паспорт, молодой человек решил стать летчиком и окончил соответствующую школу. Однако, несмотря на отличные оценки, офицерского звания ему не присвоили. Командование летного центра воспользовалось формальным поводом, объяснив свое решение тем, что с момента натурализации прошло всего лишь три года. За столь короткий срок Роман Кацев, с их точки зрения, не успел в должной мере подтвердить свою благонадежность и не смог проявить патриотические чувства по отношению к новой родине, как она того заслуживает.
Двадцать лет спустя в романе «Обещание на рассвете» он напишет: «Я прекрасно понимал, что причиной моего унижения явились социальные, политические и исторические условия, против которых я решил бороться и победить во что бы то ни стало». И он боролся, и он одержал много заслуженных и громких побед на тернистом пути к справедливости. Он занял достойное место во французской литературе и в мифологической галерее героев Лазурного Берега. Почему Лазурного Берега? Потому что после непростой жизни в Варшаве для еврейского подростка в Ницце началась новая эра, и тоже нелегкая. Но она была согрета южным солнцем, пронизана ярким светом, благоухала травами и цветами Приморских Альп и ласкала взгляд лазурью Средиземного моря. Здесь было получено французское гражданство, и над этими благословенными местами он завещал развеять свой прах.
На вопрос «По какой причине мама Ромы перевезла сына из Польши на французские юга?» есть два ответа: более прозаический и менее. О первом немного позже, а второй вариант подробно рассматривается в романе «Обещание на рассвете». Опубликованный в 1960 году, он сразу же стал бестселлером и визитной карточкой французского писателя Ромена Гари, в которого в 1944 году превратился летчик, герой Второй мировой войны Роман Кацев. Недавняя экранизация «Обещания на рассвете» с изумительной Шарлоттой Гинзбург в роли матери писателя вызвала новую волну интереса к творчеству Гари. Появившийся вскоре итальянский фильм по его роману «Вся жизнь впереди» с Софи Лорен в главной роли также обратил внимание зрителей на автора.
Доверчивый читатель «Обещания на рассвете» с еще более доверчивым зрителем киноверсии поверили каждому написанному слову и каждому экранному образу. А как было не поверить искренней и трогательной истории про мать и сына, вырвавшихся из нищеты и унижений Польши в прекрасную, процветающую и издалека любимую Францию! Признаюсь, я была среди тысяч тех, кто читал роман и время от времени пускал слезу умиления или сочувственно вздыхал. «Обещание на рассвете» – это объяснение в любви сына к матери. Это попытка наконец через много лет выразить все чувства, всю благодарность и признательность той, для которой он был единственной радостью и любовью, которая была готова на все ради сына и которая посвятила ему всю себя без остатка.
Те, кто считает роман произведением автобиографическим, помнят, что Ромушка был поздним ребенком, мать его обожала и боготворила. Ради него она оставила сцену, пожертвовав карьерой успешной актрисы. Гари пишет, что его рождение окружено тайной и мать никогда не говорит об отце. Он намекает, что им, возможно, был великий русский актер немого кино Иван Мозжухин… Мы узнаем, что материальные трудности заставляли Мину Кацеву браться за любую работу, лишь бы Романчик «хорошо кушал», был здоров и получил правильное всестороннее образование. Она пророчила ему большое будущее – видела его знаменитым актером, скрипачом, генералом, дипломатом, поэтом или теннисистом, но только не художником. Мину Кацеву настолько пугала судьба Ван Гога, его сумасшествие и отрезанное ухо, что она даже прятала от сына краски, хотя у него обнаружились отличные способности к рисованию. Мать не уставала повторять сыну и всем окружающим, что мальчика ждет невероятный успех, что он станет героем, новым д’Аннунцио и что все женщины будут от него без ума. Она даже соглашалась на карьеру писателя, хотя ее очень настораживала преждевременная смерть горячо ею любимого писателя Ги де Мопассана от венерической болезни. Все же мадам Кацева поощряла занятия сына литературой и возмущалась отказами журналов печатать его «гениальные» произведения. В итоге она усмотрела причину негативного отношения издателей к творчеству ее чудо-мальчика в «неправильной» фамилии автора. Придя к такому выводу, мать и сын в течение долгого времени выбирали безошибочно действенный псевдоним. И в конце концов он был найден – короткий, звучный и загадочный. Впоследствии, когда пришла известность, журналисты часто спрашивали писателя, как появилась фамилия Гарú. Ответы бывали разными, но чаще всего лауреат престижной Гонкуровской премии объяснял ее созвучием с русским глаголом «гореть» в повелительной форме второго лица и произношением «а» вместо «о». Иногда он говорил, что мама в детстве часто пела ему романс «Гори, гори, моя звезда».
Мне нравились эти версии, идущие от глагола «гореть», и я даже переделала строку из знаменитой песни Булата Окуджавы про неистовый огонь: «Неистов и упрям, гори, Ромен Гари». Тем более что военный летчик Роман Кацев и в самом деле горел в охваченном пламенем самолете при выполнении боевого задания. Однако при тщательном изучении биографии моего героя я пришла к выводу, что основными причинами поиска псевдонима стали его еврейское происхождение и воинствующий антисемитизм во Франции. Они очень мешали продвижению как по социальной лестнице, так и по карьерной. Стоит ли удивляться тому, что молодой и амбициозный Роман Кацев решил разобраться с существующим положением вещей по собственному усмотрению. Новой точкой отсчета в его судьбе стала война.
В новую героическую жизнь надо было входить с новым именем. Его он позаимствовал у восходящей американской кинозвезды Гари Купера, который ему очень нравился. Актер ввел в конце 30-х моду на мужественность и фактурность, и, подражая ему, с 1940 года с девушками знакомился не бедный эмигрант Роман, а смуглый красавчик Гари. Не только хорошенькие девицы, но и боевые товарищи авиационного полка запомнили синеглазого военного летчика Гáри де Кацев. Очевидно, частичка «де», по мнению ее носителя, должна была облагородить странную нефранцузскую фамилию, придав ей некоторый таинственный аристократизм.
Фронтовые испытания подсказали другой вариант. Команда «Огонь!», вспышки взрывов, пламя пожаров навели начинающего писателя на мысль использовать для псевдонима глагол «гореть». Реализовать задуманное оказалось проще простого, для этого потребовалось лишь перенести ударение с первого слога имени Гáри на второй. Получилось коротко и звучно – Гарú. Данное при рождении имя Роман легко превратилось в истинно французское элегантное Ромен, стоило только заменить букву «а» на «е». Сегодня можно сказать, что война сдала в архив историю жизни эмигранта Ромы Кацева и выдала похожему на него человеку новые документы, по которым он проходил как французский писатель Ромен Гари.
У меня сложилось впечатление, что начинающий литератор Рома Кацев был неравнодушен не только к женскому полу, но и к американскому кино. Если у Купера он позаимствовал имя, то у другого небожителя Голливуда – Кларка Гейбла – отобрал неотразимые усики, с которыми не расставался долгие годы. Со временем к растительности над верхней губой он добавил бородку, за которой тщательно ухаживал. Она полностью изменила облик писателя: из моложавого мужчины он превратился в усталого, невеселого человека с несколько театральной внешностью искусителя гетевского Фауста.
Надо сказать, что своему внешнему виду Гари уделял повышенное внимание: следил за весом, плавал, бегал и часто отправлялся на длительные прогулки. Одежда подчеркивала стройность фигуры и отличалась богемной экстравагантностью. Он нравился женщинам и знал, что нравится, и они ему нравились, и, если бы мог, не отказался бы ни от одной молоденькой и хорошенькой особи женского пола. Он легко и искренне увлекался, влюблялся и точно так же разочаровывался и расстраивался. Однако со многими бывшими пассиями ему удавалось сохранять дружески-доверительные отношения. Но настоящая дружба связывала его с теми дамами, которых ему не удавалось соблазнить, которые все же смогли противостоять его шарму и не попадали в плен восхищенного взгляда его ярких синих глаз в обрамлении густых черных ресниц. Блоковскую строку «…и очи синие бездонные цветут на дальнем берегу…» можно отнести не только к «прекрасной незнакомке», но и к писателю Ромену Гари. И кто знает, может быть, он и не лишил бы себя жизни, если бы синева его глаз не поблекла, ресницы не поредели, а предательская седина не указывала так явно на возраст. Но это случится через сорок лет…
А пока что двадцатишестилетний Роман Кацев спасает новую родину, надев кожаную летную куртку, которая так ему идет и которая стала его талисманом.
Один из боевых командиров будущего писателя позднее вспоминал, что Гари не был бесшабашно-бесстрашным, он испытывал страх перед вылетом, но сдержанность, умение владеть собой, профессиональная компетентность питали его мужество. В 1960 году Гари напишет, что во время войны он не боялся погибнуть, потому что обязан был выжить и вернуться в Ниццу героем. Более того, уверовал в покровительство высших сил, с которыми договорилась его мать и получила от них для сына охранную грамоту, и тому следовали неоднократные подтверждения. Однажды ее неожиданный телефонный звонок в летную часть спас ему жизнь. Пока он с ней разговаривал, тренировочный полет экипажа, членом которого он был, закончился катастрофой: самолет, не успев взлететь, взорвался. То, что с Гари случилось в Африке, потрясло врачей. Неосторожно выпив водицы из местной реки, молодой человек заболел тифом и полгода провел в госпитале между жизнью и смертью. Он пережил клиническую смерть, а когда впал в коматозное состояние, врачи не сомневались в летальном исходе и даже сообщили начальству военной базы о смерти бойца. Они недооценили бешеную жажду жизни и внутренние резервы молодого человека. И, конечно, они не подозревали о том, что их пациент находится в зоне особого внимания управления человеческими судьбами, что он не мог бесславно уйти в небытие, обманув ожидания матери.
Через двадцать лет он воздал должное той, чья любовь к нему была самой искренней и самой бескорыстной, и именно ей, а заодно и нам он дал душещипательное «Обещание на рассвете». Признаюсь, что недавно, перечитывая его, я неоднократно подвергалась слезным атакам со стороны жалости, умиления и сочувствия к героям романа. Писать о любви сложно и даже опасно, ибо автор, решившийся говорить об этом чувстве, оказывается между двумя безжалостными чудовищами – Сциллой и Харибдой, сиречь Пафосом и Занудством. Ромену Гари удалось ловко избежать убийственной для писателя западни. Его спасло великолепное чувство юмора, о чем он и поведал на страницах книги: «Инстинктивно, отчасти под влиянием литературы, я открыл для себя юмор, этот ловкий и безотказный способ обезоруживать действительность в тот самый момент, когда она готова раздавить вас. Юмор всегда был моим дружеским спутником; только ему я обязан своими крупными победами над судьбой. Никто не смог лишить меня этого оружия, которое с еще большей охотой я оборачиваю против себя самого, а через себя – против нашего общего удела, который я разделяю с людьми. Юмор говорит о человеческом достоинстве, утверждает превосходство человека над обстоятельствами».
Цитата мне кажется основным ключом к пониманию творчества Гари. Без его уникального чувства юмора он не смог бы стать тем, кем стал, и не смог бы взойти на литературный олимп. В его юморе прослеживается несколько составляющих. Во-первых, он сполна наделен самобытным еврейским чувством смешного, веками помогавшим людям его национальности выживать, несмотря на гонения, притеснения и дискриминацию, которым они подвергались. Вместе с тем ему присущи как гоголевская трагическая насмешка сострадания, так и самоирония и абсурд английской литературы. Однако, обладая уникальным юмористическим даром, Гари не был ни весельчаком, ни рубахой-парнем, не был легким беззаботным человеком. Скорее наоборот: сдержанный, скрытный, с изменчивым настроением, с приступами гнева, депрессиями, со взглядом, обращенным в себя. Многие слова, оканчивающиеся на «-ист», очень верно его характеризовали: суперэгоист, пацифист, пессимист и голлист в одном флаконе. Если бы он попал на прием к врачу – последователю доктора Фрейда, то, несомненно, тот, потирая руки, нашел бы у пациента серьезные отклонения от нормативного поведения. Он обнаружил бы психическую неуравновешенность и кучу различных комплексов, не поддающихся искоренению. Но ни сложный характер, ни внутренний раздрызг не мешали ему быть компетентным боевым офицером, надежным товарищем и человеком, пользующимся уважением окружающих.
Гари надо было выжить еще и для того, чтобы взять у жизни и общества реванш. Ему требовалось доказать всему миру, что он талантлив, и тем самым удовлетворить собственные амбиции подающего надежды провинциала из «ниоткуда». С точки зрения самодовольной просвещенной Франции, Восточная Европа весьма подходила под определение «ниоткуда», хотя великая держава и принимала оттуда эмигрантов, если те декларировали средства к существованию. Есть деньги – живи и трать их на благо страны-благодетельницы, но работать в ней и зарабатывать не разрешалось. Несколько благосклоннее власти относились к бежавшим от революции и коммунизма русским – во всяком случае, им охотнее и быстрее предоставлялось ПМЖ (постоянное место жительства). Отношение к подданным Российской империи повлияло на создание Романом Кацевым своего «ниоткуда». Собственно говоря, получилось так, что над своими корнями он работал всю жизнь, внося изменения, уточнения и разнообразные взаимоисключающие данные.
Оказавшись в Ницце, четырнадцатилетний подросток и его немолодая, не очень здоровая пятидесятилетняя мать старались не вспоминать годы жизни в дореволюционной России, а затем в Варшаве. Им хотелось забыть унизительный великопольский антисемитизм, от которого они и бежали. Искажения реальности начались при заполнении документов для получения разрешения на выезд во Францию. В них Мина Кацева местом своего рождения указала город Курск, а не захудалый городишко на литовской окраине, где в черте оседлости жила ее семья и где она с сыном провела четыре года, пока муж сражался на фронтах Первой мировой в рядах Русской армии. В «почти» биографическом романе «Обещание на рассвете» об этих фактах не сообщается, так же как тщательно обходится молчанием и еврейское происхождение Ромушки. Не указывается и истинная причина выбора Ниццы в качестве земли обетованной. Отнюдь не всепоглощающая любовь ко всему французскому – к культуре, истории, традициям великой страны – заставила госпожу Кацеву перебраться на Лазурный Берег. Все намного прозаичнее: годом ранее здесь обосновался родной брат Мины, и в очень трудные минуты жизни она обращалась к нему за финансовой помощью. Со своими накоплениями братец расставался неохотно и настаивал на возврате долга.
Тайна рождения Ромена Гари, так романтично изложенная в романе, не совпадает с реальностью. Он прекрасно знал, кто его отец. Они с матерью несколько лет прожили в доме небедной семьи Мининого свекра и особым невзгодам и лишениям не подвергались. Тяжелые времена начались после того, как отец ушел к другой женщине, помоложе и посвежее, и этого сын своему родителю никогда не простил. На страницах книги он лишь вскользь упоминает о нем как о загадочном незнакомце с таинственными подарками и о его трагической смерти в немецком концентрационном лагере. В действительности летом 1935 года Роман ездил в Варшаву, встречался с отцом, о чем свидетельствует фотография, и получил от него некоторую сумму, позволившую переехать в Париж и продолжить в столице учебу на юридическом факультете.
Продолжение следует
