Обретение счастья

0
VN:F [1.9.16_1159]
Rating: 0 (from 0 votes)

Он бросил вызов судьбе и, не имея ни протекций, ни систематического образования, стал признанным писателем и академиком

Александр Нефедов


Классик русской литературы Дмитрий Васильевич Григорович родился 31 марта 1822 года в семье малоросса и француженки.  Отец служил управляющим в симбирском имении матери писателя Владимира Сологуба Никольском-на-Черемшане, и будущий писатель свои первые шаги совершил и первые впечатления получил в классическом усадебном окружении, в среде помещиков, крепостных крестьян, на лоне полей и лесов, в долинах рек и на холмах. Спустя годы все это нашло отражение в его произведениях, всколыхнувших русское общество и обозначивших новое направление в отечественной художественной литературе – реализм.

Но это будет еще нескоро, а пока, рано лишившийся отца, Дмитрий Григорович оказался под присмотром любящих маменьки и бабушки. О галльских корнях Григоровича можно сказать лишь то, что его мать Сидония Петровна (1799–1869, в девичестве де Вармон), француженка по происхождению, была дочерью Мари-Сесиль, гувернантки детей генерала Н.П. Ивашева, и в России оказалась в возрасте четырех лет. Ее отец роялист де Вармон погиб на гильотине. Во второй раз Мари-Сесиль вышла замуж за республиканца Пьера ле Дантю, удочерившего Сидонию. Ее сестра Камилла (1808–1839) родилась уже в Санкт-Петербурге, куда семья перебралась из окутанной наполеоновскими войнами Европы. Она стала идеалом любви для ротмистра Кавалергардского полка Василия Ивашева, который за участие в движении декабристов был сослан в Сибирь. Девушка последовала за ним на каторгу и только в 1830 году они обвенчались…

А сама почтенная «madame Ledentu» в конечном итоге оказалась в семье своей старшей дочери и взялась за воспитание внука.

Дмитрий Григорович впоследствии писал: «Пяти лет бабушка посадила меня за книжку. Книжка эта была французская азбука… До восьми лет в моих руках не было ни одной русской книги; русскому языку выучился я от дворовых, крестьян и больше от старого отцовского камердинера Николая…». Затем был переезд в Москву, учеба в Московской гимназии, частных пансионах и Строгановском художественном училище. Григорович охотно начинал учиться, но вскоре охладевал к систематическому образованию.

В двадцать лет он поступил в Главное инженерное училище в Петербурге, но и его не окончил. Зато обрел дружбу с однокашником – Федором Достоевским. Они некоторое время даже жили в одной съемной петербургской квартире, где Дмитрий Васильевич стал свидетелем первых литературных опытов своего друга, а затем и сам решил попробовать себя на этом поприще. Учеба в Академии художеств у него также не задалась, но обогатила знакомством с Тарасом Шевченко. Григорович попытался поступить актером в петербургский Большой театр, но и здесь потерпел неудачу – не смог выдержать экзаменационного испытания. Не повезло писателю и в личной жизни. Единственная его супруга, даже имя которой не упоминается в биографиях Григоровича, сбежала от него неизвестно куда и к кому…

Дорогие труды

Однако неудачником он себя не считал. Григорович неплохо рисовал, свободно владел французским, умел вести себя в обществе, обзавелся множеством друзей-литераторов. И очень полюбил Слово.

Дмитрий Григорович в 1876 году

А дальше начинается его во многом неожиданное и стремительное восхождение на литературный Олимп. Конечно, и здесь были неудачи: раскритикованные пьесы и первые рассказы, столкновения с цензурой, впоследствии – вынужденное расставание с активно публиковавшим его журналом «Современник». Но наступил день, когда его «Петербургские шарманщики» были благосклонно приняты, затем с еще большим восторгом оценены критиками и читателями повести «Деревня» и «Антон Горемыка». Дмитрий Васильевич «попал в струю»: конец 1840-х годов стал началом антикрепостнических настроений в дворянском обществе. Суровый М.Е. Салтыков-Щедрин сравнивал эти произведения Григоровича с «благотворным весенним дождем», пролившимся на ниву русской словесности и пробудившим мысль о том, что существует «мужик-человек».

Не понаслышке знающий подноготную простонародной жизни Л.Н. Толстой видел заслугу Григоровича в попытке создать образ крестьянина «с любовью… уважением и даже трепетом». «Крупные полотна автора “Антона Горемыки” сделали свое», – говорил Толстой.

Творчество прозаика близко приняла к сердцу и та «сермяжная» Русь, служению которой посвятил он свое перо.

Когда в 1858 году Александр Дюма-отец отправился в долгое путешествие по России, именно Григорович по единогласному решению тогдашнего писательского сообщества был делегирован в качестве гида для именитого французского гостя. В том же году он получил приглашение из канцелярии морского министерства совершить кругосветное путешествие и подготовить серию очерков для «Морского сборника». Кругосветки не получилось, а плавание по Средиземному морю стало поводом для написания солидного тома очерков «Корабль “Ретвизан”. Год в Европе и на европейских морях». В дореволюционной России эту книгу считали самым полезным «путеводителем» по городам европейского Средиземноморья.

Заслуженный титул

          Пришло время, и Григорович стал одним из немногих русских писателей, которые официально титуловались как «Ваше превосходительство». По высочайшему соизволению государя в 1889 году ему был присвоен гражданский чин действительного статского советника, что соответствовало званию генерал-майора в армии и контр-адмирала во флоте. Подобной чести были удостоены лишь немногие из его современников – собратьев по перу. Например, граф Алексей Константинович Толстой, который был не только талантливым поэтом, драматургом и автором революционного для своей эпохи исторического романа «Князь Серебряный», но и настоящим полковником и даже флигель-адъютантом императора Александра II.

А граф Владимир Александрович Сологуб, известный сочинитель водевилей, и вовсе дослужился до тайного советника. Но это были люди высшего света, обладающие связями, немалым состоянием, многочисленными имениями. Герой же нашего повествования чинов и наград добился упорным трудом и довольствовался скромной усадебкой в Зарайском уезде, куда приглашать своих друзей стеснялся. Зато сам подолгу жил у Ивана Тургенева в Спасском-Лутовинове, гостил месяцами у других, теперь совершенно позабытых литераторов, поэтов, журналистов и издателей. Все это обогащало его прекрасной фактурой для прозаических произведений и нашло в дальнейшем отражение в колких «Литературных воспоминаниях».

Впрочем, чин, а затем и орден, получил он не столько за литературные эксперименты, сколько за деятельность в совершенно иной, но очень близкой ему по духу сфере – изобразительном искусстве, причем, говоря современным языком, в административной должности. Его попытка после возвращения из путешествия по Средиземному морю занять вакантное место секретаря Эрмитажа, что давало стабильный доход, в отличие от труда на писательской ниве, потерпела крах. Хотя он и составил сборник «Прогулка по Эрмитажу», оказавшийся первым в истории изданным отдельной книгой музейным путеводителем, место отдали родственнику влиятельного чиновника. В своей записной книжке Григорович тогда с горечью отметил: «Чиновник просил у министра место, которое было вакантным. – Разве вы не знаете: когда место вакантно, оно всегда уже кем-нибудь занято!».

Но он руки не опустил и в 1864 году заступил на пост секретаря Общества поощрения художников. За время его многолетней работы в Обществе круг деятельности этой организации намного расширился. В Рисовальной школе при Обществе Дмитрий Васильевич собрал лучших художников-педагогов, благодаря его заботам упорядочились выставки, среди учащихся стали проводиться конкурсы, победители которых получали возможность продолжать образование за счет Общества.

Еще в 1850-е годы Григорович привлек к себе внимание как знаток живописи и скульптуры, сумевший собрать на свои незначительные средства довольно обширную и ценную художественную коллекцию. Спустя годы она стала основой созданного им при Обществе художественного музея. Музей этот, как отмечала тогда пресса, «может быть смело поставлен наряду с лучшими подобными же музеями Европы». Общество поощрения художников и широкие круги деятелей искусства высоко оценили заслуги Григоровича. В 1881 году было решено в созданном им музее установить скульптурный бюст писателя, чему ранее не было примеров.

Эстетическое чутье Григоровича принесло немалую пользу. Именно он открыл дорогу в мир изобразительного искусства начинающему живописцу Илье Репину. А на закате своей жизни в буквальном смысле успел распахнуть двери в мир литературы молодому Антону Чехову, высоко оценив его первые рассказы и поспособствовав их публикации.

В 1868 году Дмитрий Григорович был избран почетным членом Академии художеств, спустя двадцать лет стал еще и членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской академии наук. При этом никого не смущало, что академик не окончил даже гимназии – настолько высок был его авторитет!

Прошло почти два десятилетия, прежде чем имя Григоровича вновь появилось на страницах литературных журналов. Долгое молчание не сказалось на творчестве писателя. Новая его трагическая повесть «Гуттаперчевый мальчик», впервые опубликованная в трех номерах «Нивы» в 1883 году, впоследствии стала классикой русской литературы для детей и отдельной книгой была в дореволюционный, а затем и в советский период многократно переиздана общим тиражом свыше четырех миллионов экземпляров! Более того, история о гибели обездоленного циркового гимнаста была дважды экранизирована. Первый фильм, еще немой, был снят в 1915 году.

В октябре 1893 года в Петербурге на торжественном вечере, посвященном 50-летию литературно-общественной деятельности Дмитрия Григоровича, Ее Императорское высочество принцесса Ольденбургская (урожденная княгиня Романовская, герцогиня Лейхтенбергская, принцесса Богарне) по поручению государя наградила юбиляра орденом Святого Станислава I степени.

В 1895–1896 годах Григорович был организатором и заведующим художественно-промышленным отделом знаменитой Всероссийской выставки 1896 года в Нижнем Новгороде. Это был апофеоз его многолетней службы Отечеству. Он скончался в Санкт-Петербурге в январе 1900 года и был похоронен на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Притяжение прошлого

Для своего времени Григорович был этакой литературно-общественной глыбой. Его знали и ценили и в обществе, и при дворе. Малоизвестен факт: в правление Александра III он, занимая пост секретаря Общества поощрения художеств, читал лекции по истории искусств цесаревне Марии Федоровне и цесаревичу Николаю Александровичу. Но маститый, авторитетный писатель, искусствовед и, говоря современным языком – продюсер, был и своего рода заложником эпохи. В послереволюционный период его имя оставалось в нашей стране «на плаву» в основном благодаря «антикрепостническим» произведениям, таким как «Деревня», «Рыбаки», «Антон Горемыка», «Бобыль», «Проселочные дороги», «Два генерала». К началу нынешнего века плавание этого гигантского «айсберга» в море литературных пристрастий практически приостановилось. Современным школьникам его имя едва известно, да и литературные жанры XIX века больше теперь интересуют разве что студентов-филологов, а не широкую читательскую аудиторию.

Однако окончательно имя Дмитрия Григоровича вычеркнуть из контекста отечественной культуры невозможно. И если его литературное гнездо не уцелело, хотя и увековечено в повести «Смедовская долина», то это вовсе не значит, что мы лишены возможности почувствовать тот мир, в котором жил и творил писатель. Сохранились его петербургские адреса: на Владимирской, Большой Морской и Мещанской улицах. Все также неспешно течет вода в реке Смедве на окраине живописной деревеньки Дулебино, где еще в середине прошлого века стоял усадебный дом классика чуть ли не со всей его мемориальной обстановкой. Часть вещей и даже стол, за которым создавались некоторые повести и рассказы, теперь демонстрируются в отдельной экспозиции Озерского краеведческого музея (город Озеры Московской области). Так что и этот писатель, и его произведения еще могут позвать нас в дорогу, ведущую по городам и весям России – из современности в загадочное прошлое и обратно хотя бы ради того, чтобы приблизиться к постижению загадочной русской души. Пусть и с изрядной долей французской крови.

* * *

Когда пришел черед подвести итоги своей жизни, Дмитрий Григорович нашел в себе силы, а главное смелость, написать «Литературные воспоминания». Это была очень честная, порой нелицеприятная картина российской «литературной кухни» 1840– 1850-х годов. И погружаясь в чтение этих «меморий», невольно ловишь себя на мысли, что по сути своей люди середины позапрошлого века мало чем отличаются от нас с вами: те же слабости, амбиции, тот же накал страстей. Даже самого себя автор не пожалел, показав порой в весьма комичных ситуациях. А в конце этого своего едва ли не последнего прозаического труда сделал признание, под которым не отказались бы подписаться многие его собратья по литературному цеху: «Я всегда с чувством глубочайшей благодарности обращаюсь к Промыслу, направившему меня с юности к литературным занятиям. Любовь к литературе была моим ангелом-хранителем; она приучила меня к труду, она часто служила мне лучше рассудка, предостерегая меня от опасных увлечений; ей одной, наконец, обязан я долей истинного счастья, испытанного мною в жизни…».

VN:F [1.9.16_1159]
Rating: 0 (from 0 votes)

Комментарии закрыты.