«Я не волшебник. Я только учусь. Но ради тех, кого люблю, я способен на любые чудеса»
Арсений Замостьянов
Евгений Шварц родился 8(20) октября 1896 года в Казани, в семье земского врача, крещеного еврея. Студенческие годы провел в Москве. Учился на юриста и в университете Шанявского, и в старейшем Московском университете. В 1916-м, в разгар Первой мировой войны, его призвали в армию. Но поучаствовать в сражениях тогда ему не довелось. Запасные части, потом – юнкерское училище…
Февральскую революцию Шварц, как и почти все его поколение, принял не без энтузиазма. Незадолго до Октября он получил чин прапорщика. И тут начинается потаенная сторона его жизни. Рассказывать об этом в советское время, мягко говоря, не рекомендовалось. В феврале 1918-го, на Юге России, прапорщик Шварц вступил в Добровольческую армию и участвовал в походах генерала Корнилова.
Его друг Николай Чуковский, сын Корнея Ивановича, писал в воспоминаниях: «Годы Гражданской войны Женя Шварц прожил в Ростове-на-Дону. Там он начал писать стихи – по большей части шуточные. Там он служил в продотряде. Там он стал актером. Там он женился».
Такова была конспиративная версия. Разумеется, властям было нетрудно докопаться до истины. Легенду о продотряде развеять – пара пустяков. Но, уж так вышло, им было не до Шварца. По-видимому, в Белой армии он воевал недолго – скорее всего, летом 1918-го армию он оставил. Впрочем, это загадочная история. По дневниковым записям Шварца мы можем судить, что классическим идейным белым, а тем более монархистом он не был, но, как и многие, сочувствовавшие Добровольческой армии, вполне мог оставаться сторонником Февраля и после взятия Зимнего.
Что привез прапорщик Шварц с Гражданской войны? Ранение, контузию, от которой всю жизнь у него подрагивала рука. Раннюю усталость и, наверное, раннюю саркастическую мудрость.
Тогда, на излете Гражданской войны, до собственных пьес предстояло пройти неблизкий путь. Какое-то время он учился и актерствовал в Ростове, потом переехал в Ленинград, ставший для Шварца родным городом.
Известность в литературных кругах он получил, будучи литературным секретарем Корнея Чуковского. Остроумный импровизатор, театрал, блестящий рассказчик – он стал заправским молодым литератором, многообещающим и неприкаянным.
«Шварц изумлял нас талантом импровизации, он был неистощимый выдумщик. Живое и тонкое остроумие, насмешливый ум сочетались в нем с добротой, мягкостью, человечностью и завоевывали всеобщую симпатию… Мы любили Женю не просто так, как обычно любят веселых, легких людей. Он хотел “поднять на художественную высоту культуру шутки”, как говорил он сам, делая при этом важное, значительное лицо. Женя Шварц был задумчивый художник, с сердцем поэта, он слышал и видел больше, добрее, чем многие из нас. Он в те годы еще не был волшебником, он еще только “учился”, но уже тогда мы видели и понимали, как красиво раскроется его талант», – вспоминала Ольга Форш (русская советская писательница, драматург. – Прим. ред.).
Такой человек должен был найти себя в детской литературе, которая тогда вставала на ноги. С 1925-го он стал одной из звезд знаменитых детских журналов «Еж» и «Чиж», в которых трудились такие талантливые парадоксалисты, как Даниил Хармс и Николай Олейников. Он был близок к обэриутам, но виртуозным стихотворцем не стал. Зато стал сказочником. Многим памятны его волшебные истории – например, «Два брата». Но главное – драматургия и сценарии.
Первая пьеса – «Ундервуд» – увидела сцену ленинградского Театра юного зрителя в 1929-м. Репутацию отменного детского драматурга подтвердил «Клад», который шел с заметным успехом. К началу Великой Отечественной на его счету уже – «Голый король», «Снежная королева», «Тень» и «Сказка о потерянном времени». Все перемешалось – Перро, Андерсен и собственные сюжеты. Так и было задумано. Целый репертуар отличного детского театра. К тому времени уже сложился шварцевский стиль.
Одну из лучших своих пьес он писал в годы войны, в голодной кутерьме, в эвакуации. Это «Дракон» – аллегорическая сказочная драма, которая, наверное, и могла появиться только во времена Гитлера… Хотя притча о диктаторе и народе годится для любого контекста и любого времени.
Боязливая цензура со скрипом принимала «Дракона». Премьеру в ленинградском театре Комедии закрыли после первого представления. До 1962-го постановки «Дракона» не допускались. Там много по-настоящему зоркой сатиры – не прямолинейной, утонченной и от этого еще более острой. И сложный разговор о душе человека, об инстинктах общества.
Вот рассуждает сам Дракон – великий циник: «Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам – человек околеет. А душу разорвешь — станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души».
Кажется, победить такого Дракона невозможно. Он – в нас, в человеческой слабости. И все-таки герои одолевают его… Беспросветных финалов Шварц не любил. Как и слишком оптимистичных.
Классический Шварц – это аллюзии и аллегории, эзопов язык и проникновение в художественные миры разных эпох. При этом прорывается и голос автора – грустного ирониста, не разучившегося впадать в сентиментальность и романтику. У таких пьес как минимум три измерения – для взрослых, детей и взрослых детей.
Такова его пьеса «Обыкновенное чудо». Этот разговор о любви в России памятен каждому – по двум экранизациям, по многим спектаклям, по книгам. О том, с каким чувством, с какой высокой меркой Шварц относился к «Обыкновенному чуду», можно судить по одному лаконичному его признанию: «Эту пьесу я очень люблю, прикасаюсь к ней с осторожностью и только в такие дни, когда чувствую себя человеком».
«Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто они бессмертны», – это как рыцарский девиз. А по репликам короля из той же пьесы до сих пор можно распознавать начальственную дурь…
Экранизации произведений Шварца оставались важным явлением и через много лет после его смерти, в 1970–1980-е, когда за дело взялся режиссер Марк Захаров. Эти фильмы и в наше время не страдают от отсутствия зрительского внимания.
