Он остался в солнечногорской земле как светлое божество, гений места
Алексей Шульгин
Шахматово… Творческая колыбель русского поэта Александра Александровича Блока. Для него это было не просто имение, где семья проводила летние месяцы. Шахматово для Блока – это Россия.
В записных книжках 1918–1919 годов встречаются записи: «Снилось Шахматово – а-а-а…», «Отчего я сегодня ночью так обливался слезами в снах о Шахматове?», «Сны, сны опять: Шахматово – по-особенному». А в более ранних записях: «Я бы очень хотел уехать в Шахматово» и «Я привязан к здешним местам».
Жизнь стремительно меняется, случается, что и пейзаж становится неузнаваем: его на свой лад уродует человек. Наверное, это обычный ход вещей… Я старался объездить и запечатлеть все доступные места подмосковного пребывания Блока.
Подсолнечная. Автостанция. С Ленинградского шоссе дорога сворачивает на Таракановское шоссе. Автобус едет мимо деревень Осипово, Вертлино, Сергеевка, Толстяково, Новый Стан. А дальше – Тараканово, от которого скоро дойдешь до усадьбы поэта в Шахматово.
Образнее и тоньше всех описал связь Блока с Шахматовым троюродный брат поэта, тоже поэт и религиозный философ С. М. Соловьев: «Гнездо, из которого вылетел лебедь новой русской поэзии, – Шахматово, – было основано дедом Блока по матери, ботаником А. Н. Бекетовым».
В поэме «Возмездие» есть такие строки:
За грош купили угол рая
Неподалеку от Москвы.
Огромный тополь серебристый
Склонял над домом свой шатер,
Стеной шиповника душистой
Встречал въезжающего двор.
Он был амбаром с острой крышей
От ветров северных укрыт,
И можно было ясно слышать,
Какая тишина царит.
Усадьбу Шахматово надоумил купить своего друга А. Н. Бекетова другой великий русский ученый – Д. И. Менделеев. В автобиографии Блок так описывает эту семейную историю: «Дмитрий Иванович играл очень большую роль в бекетовской семье. И дед, и бабушка моя были с ним очень дружны. Менделеев и дед мой, вскоре после освобождения крестьян, ездили вместе в Московскую губернию и купили в Клинском уезде два имения – по соседству: менделеевское Боблово лежит в семи верстах от Шахматова, я был там в детстве, а в юности стал бывать там часто. Старшая дочь Дмитрия Ивановича Менделеева от второго брака – Любовь Дмитриевна – стала моей невестой. В 1903 году мы обвенчались с ней в церкви села Тараканова, которое находится между Шахматовым и Бобловым».
Все бывавшие в Шахматове друзья и знакомые Блока открывали для себя Россию, вдруг осознавали, как Андрей Белый, самое важное: «Сразу было видно, что в этом поле, саду, лесу он рос и что природный пейзаж – лишь продолжение его комнаты, что шахматовские поля и закаты – вот подлинные стены его рабочего кабинета…»
А своему приятелю В.А. Пясту Александр Александрович сообщал в письме от 24 мая 1911 года: «Вам было бы интересно и нужно, я думаю, увидать эту Россию: за 60 верст от Москвы, как за 1000: благоуханная глушь, и в земном раю – корявые, несчастные и забитые люди с допотопными понятиями, сами себя забывшие».
Анна Ивановна, вторая жена Дмитрия Менделеева, запомнила усадьбу в подробностях: «Трудно представить себе более мирный, поэтичный и уютный уголок. Старинный дом с балконом, выходящим в сад, совсем как на картинах Борисова-Мусатова, Сомова. Перед окном старая развесистая липа, под которой большой стол с вечным самоваром; тут варилось варенье, собирались поболтать, полакомиться пенками с варенья – словом, это было любимым местом. Вся усадьба стояла на возвышенности, и с балкона открывалась чисто русская даль. Из парка, через маленькую калитку, шла тропинка под гору к пруду и оврагу, заросшему старыми деревьями, кустарниками и хмелем; а дно оврага и пруд покрывались роскошными незабудками и зеленью; дальше шел большой лес, место постоянных прогулок маленького Саши с дедушкой».
И сейчас все сохранилось почти точно таким же, как 150 лет назад. У пруда в овраге – всегда тишина, давящая, ветхозаветная и таинственная.
Церковь Михаила Архангела, где венчался поэт, я видел в Тараканове в разные времена года. Наиболее удачно смотрится храм через поле со стороны Бобловского холма. Обычный среднерусский пейзаж: поля, зубчатые еловые леса («от вершин зубчатых леса»), в долине течет река Лутосня. Но, поднимаясь на холмы (на Аладьинский), чувствуешь, как захватывает дух. Какая открывается даль! За далью даль…
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Многим знакомы эти строки из цикла «На поле Куликовом». Непрядвой для поэта стала Лутосня, Куликово поле он видел за Гудиным или Осинками, может быть, по дороге в Боблово. Сколько раз верхом объезжал он окрестность…
Нет… еще леса, поляны,
И проселки, и шоссе,
Наша русская дорога,
Наши русские туманы,
Наши шелесты в овсе…
И почти физически чувствуешь строки Анны Ахматовой: «И помнит Рогачевское шоссе //Разбойный посвист молодого Блока». Рогачевское шоссе в самом деле недалеко от Аладьина, а уж верхом Блок и вовсе скоро туда добирался. Не однажды сам я выходил на дорогу через Тараканово к Шахматову, шел по окрестным полям и лесам, чтобы всем существом своим ощутить поэзию Александра Блока. Он остался в солнечногорской земле как светлое божество, гений места.
Уже после смерти Блока М. А. Бекетова, тетка поэта, подчеркивала необычайную важность жизни в Шахматове в формировании личности и мировоззрения поэта: «Блок очень любил это место. Перед отъездом в деревню из города, после гимназических экзаменов, он приходил в радужное и особенно шаловливое настроение. Да ведь и то сказать – сколько радостей давало ему пребывание в Шахматове: воля, поля, леса, походы за грибами, верховая езда, катание в тележке и, наконец, собаки, из которых самая любимая была Дианка».
Все детство и юность мои прошли тоже неподалеку от Солнечногорска. И Блока я ощущал соседом, близким человеком. Многие стихи его с малых лет были известны и любимы (стихи, конечно, детские). Позднее прочитаны «Стихи о прекрасной Даме», «Пузыри земли», «Снежная маска», «Россия» – все, что войдет в «трилогию вочеловечивания» и будет издано в трех книгах в издательстве «Мусагет».
Вспоминаю сейчас с благодарностью и радостью первую свою попытку пешком дойти до Шахматова весною 1994 года. Идти пришлось через Сенеж, потом вышел на Таракановское шоссе и пошел считать версты. Весна, золото в лазури, жаворонки поют. Цветут яблони, вишни, сирень распускается. А ты идешь к Блоку: встречайте Александр Александрович! И душа трепещет и поет. Можно ли такое позабыть?
Одним из первых навестил блоковское «Шахматово» фотохудожник В. С. Молчанов в 1946 году, «когда еще виднелись недавние следы войны – подбитые немецкие танки и орудия, окопы и укрепления» (из книги В.С. Молчанова «Мое открытие Шахматова). И только в мае 1977 года Мособлсовет принял решение: «О постановке под государственную охрану территории усадьбы А. А. Блока “Шахматово”, здания бывшей церкви и здания бывшей сельской школы в с. Тараканово Солнечногорского р-на и о мерах по увековечению памяти поэта».
Много сил отдали делу возрождения Шахматова замечательные люди: В. Солоухин, С. Лесневский, В. Енишерлов, В. Молчанов. Только в 1990-е годы отстроили усадьбу Бекетовых с флигелем и хозяйственными постройками, почистили парк, в овраге – пруд. В Тараканове белеет, как новенький, храм Архангела Михаила, есть музей, памятники… И кажется, можно успокоиться, но тревожит вопрос: как сохранить для потомков блоковский пейзаж – Россию?
В статье «Памяти Леонида Андреева» Блок писал: «Ничего сейчас от этих родных мест, где я провел лучшие времена жизни, не осталось; может быть, только старые липы шумят, если и с них не содрали кожу. А что там неблагополучно, что везде неблагополучно, что катастрофа близка, что ужас уже при дверях, – это я знал очень давно, знал еще перед первой революцией». Щемящая, неутолимая боль чувствуется в каждом слове.
Биография Блока лишена внешних эффектов – страсти кипели во внутренней, невидимой и тайной жизни поэта, в которую он не допускал никого. Об этом писал Корней Иванович Чуковский: «Вообще комната на первых порах поразила меня кричащим несходством с ее обитателем. В комнате был уют и покой устойчивой, размеренной, надолго загаданной жизни, а он, проживающий в ней, казался воплощением бездомности, неуюта, катастрофы и гибели».
Александр Блок жил честно, а это невыносимо тяжело, поэтому, наверное, он и умер молодым. Блок ни к какой группе литераторов не примыкал, оставаясь всегда в гордом одиночестве и отстраненности, он всегда был верен своей России – любимой и единственной. Свою свободу поэт оплатил дорогой ценой. Но даже в самые тягостные моменты жизни у него не возникало желания уехать, бежать из России. Даже когда крестьяне сожгли обожаемое Шахматово, и тогда он нашел в себе мужество сказать: «Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа. Почему валят столетние парки? Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему – мошной, а дураку – образованностью. Всё – так. Я знаю, что говорю. Конем этого не объедешь. Замалчивать этого нет возможности; а все, однако, замалчивают».
Я вовсе не ставил себе задачи написать биографию Блока, учитывая, сколько замечательных литературоведов это уже сделали. Лишь хотелось рассказать о Шахматове, таком важном в жизни и творчестве поэта, и проиллюстрировать этот очерк фотографиями, создававшимися в течение многих лет.
«“Россия гибнет”, “России больше нет”, “вечная память России”, – слышу я вокруг себя, – пишет Блок в своей статье «Интеллигенция и революция». – Но передо мной – Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели; тот Петербург, который видел Достоевский; та Россия, которую Гоголь назвал несущейся тройкой. Россия – буря. “Демократия приходит опоясанная бурей”, – говорит Карлейль. России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и – по-новому – великой».
И разве что-то сильно поменялось за сто с лишним лет?
На одном из поэтических вечеров Блок, услышав возглас: «Прочтите стихи о России!» – сказал, что все его стихи о России.
Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы расписные
В расхлябанные колеи…
Вечные строки о России. И хочется опять отправиться в путь, открытый взорам.
Совсем недавно, в сентябре 2023 года, Екатерина Софронова и я совершили очередную поездку на солнечногорскую землю, отсняли Екатерининский канал у озера Сенеж – моего постоянного объекта наблюдений, съемок и вдохновения – и, конечно, зашли на территорию гимназии №1 имени А. А. Блока, поклониться памятнику поэта. Сфотографировали его силуэтом, против солнца. Силами энтузиастов этот памятник первым появился на блоковскойземле. Наша высшая цель – передать правнукам эту землю с ее простором, красотами и волей.
Прах поэта покоится на Волковском кладбище (перенесен со Смоленского) в Санкт-Петербурге.
А над полями, лесами, миром блоковского Солнечногорья восходит солнце и веют ветра, как много веков назад. И верится, что и «невозможное возможно», пока в сердце твоем – Россия.
Фотографии из архива автора
