Марк Антокольский: «Что бы я ни сделал, будет всегда результатом тех задушевных впечатлений, которыми матушка-Русь вскормила»
Теодор Тэтов
Мастера русской скульптуры представлены во многих музеях мира, но их имена мало известны широкой публике. Исключение, впрочем, есть. В каталогах ряда ведущих музеев, как и в ряде национальных энциклопедий, есть имя скульптора, которого причисляют к гениальным и по-своему неповторимым. Это Марк Матвеевич Антокольский.
Будущий великий скульптор родился 2 ноября 1843 года в городе Вильно, в районе Антоколь (отсюда и происхождение фамилии), в семье еврея-корчмаря. Жизнь многодетной семьи была очень непростой. Отец с раннего детства пытался привить Марку желание участвовать в делах, способных приносить прибыль, но мальчика это никак не привлекало. В конце концов корчмарь отдал сына сначала в мастерскую позументщика, где он должен был научиться изготовлять золотую и серебряную тесьму, а позже устроил в мастерской резчика по дереву Тасселькраута. Именно здесь и проявились стремление к творческой работе и большие способности Антокольского к скульптурной работе. Ему попалась на глаза репродукция картины Ван Дейка «Богоматерь с младенцем». Юноша вырезал на ее основе деревянный рельеф, причем весьма искусно.
Работу Марка увидела жена виленского генерал-губернатора и была поражена тем, что юноша, не имеющий никакого специального образования, смог выполнить нечто подобное. Она дала Марку рекомендательное письмо к своей петербургской приятельнице – баронессе Эдитт Раден, которая была фрейлиной великой княгини Елены Павловны.
4 ноября 1862 года Антокольский был зачислен в Академию художеств в качестве вольнослушателя. До этого времени он не получил никакого художественного образования, представления о навыках, необходимых скульптору, не имел, рисовал плохо. Но у него были прекрасные учителя, и среди них – знаменитый скульптор Николай Пименов, один из мастеров, ответственных за убранство Исаакиевского собора.
Уже к двадцати годам Антокольский освоил технические навыки, необходимые для лепки и работы по камню. Во время каникул в Вильно он занимался лепкой жанровых композиций. Итогом его самостоятельной работы стали представленные на отчетной выставке 1864–1865 годов скульптурные работы «Портной» (1864) и «Скупой» (1865). Обе были удостоены серебряной медали, а за «Скупого» ему даже назначили стипендию в размере 29 рублей.
Думается, здесь надо сказать несколько слов о том, что еврейское изобразительное творчество исторически было ограничено декоративными и оформительскими работами: ведь иудейская религия запрещает изображать людей. У Антокольского же имели место изображения, к тому же несколько гротескные, но поразительно привлекательные по своим изобразительным средствам, вызывающие улыбку и требующие признания феноменального мастерства в исполнении деталей. Крайне важно отметить и то, что в этих работах Антокольский впервые использовал архитектурно-оформительские элементы, которые стали особенностью его творчества.
В Академии художеств Антокольский пробыл семь лет. Все эти годы у него было немало житейских проблем, но две из них были особенно острыми. Первой была бедность. Чтобы что-то заработать, Антокольский лепил на продажу амурчиков и фигурки воинов. Второй проблемой, которая становилась все более ощутимой, была его слабая общая подготовка. Знаний по истории и естественным наукам у него практически не было, приходилось упорно заниматься самообразованием. Речь его была не очень грамотной, и писал он со множеством ошибок. Ему пришлось нанимать учителей, на что также расходовались скудные средства. Ко всему этому добавлялась еще опасность попасть в рекрутский набор. Но Антокольскому удалось пережить эти трудности.
В 1860–1880-годы одним из крупнейших центров профессиональной подготовки деятелей искусств считался Берлинский университет искусств. Зная это, Антокольский решил познакомиться с работами германских скульпторов и их учителями в Берлине, для чего взял в Академии отпуск на три месяца. В Берлине он занимался у скульптора и художника Рейнгольда Бегаса, считавшегося мэтром всех скульпторов Германии. Однако Антокольский обнаружил, что в Германии скульпторы скованы академическими канонами еще больше, чем в России.
Вернувшись на родину, Антокольский вновь столкнулся с прежними проблемами, но, взяв себя в руки, он подал заявку на участие в конкурсной программе, объявленной Академией художеств по теме: «Царь Иоанн Грозный». Участие в конкурсе было непростой задачей, но первое место принесло бы ему не только статус художника: в этом случае ни о каком рекрутстве не было бы и речи. Его могло бы выручить и получение звания почетного гражданина, которое давало право на избрание профессии художника. Он подал прошение в Совет Академии, и оно было удовлетворено. Это был важный шаг вперед, но оставалась еще одна проблема: звание почетного гражданина не обеспечивало возможности занимать помещение для работы в Академии. После долгих просьб и прошений ему предоставили небольшую комнату на четвертом этаже Академии, куда по частям перенесли глиняную модель статуи, которая весила более 600 килограммов. В ходе этой операции скульптура сильно деформировалась. К тому же комната плохо отапливалась, Антокольский часто болел.
Преодолев все трудности, он успешно завершил работу, но представить ее на выставку конкурсантов к ноябрю 1870 года не успел. Теперь оставалось только добиться прихода профессоров в его импровизированную студию. Все его послания оставались без ответа, и он прибег к последнему средству: обратился с письмом к вице-президенту Академии – князю Г. Гагарину.
Князь, в отличие от профессоров, внял просьбе мастера посмотреть на скульптуру и сразу оценил ее достоинства. В результате работу Антокольского было решено показать самому императору Александру II. Скульптура настолько понравилась государю, что он заказал ее бронзовую отливку для Эрмитажа.
С этого дня судьба Антокольского сделала крутой поворот. У Александра II был хороший вкус и неплохие знания по истории искусства. Он оценил мастерство Антокольского по достоинству. В 1872 году скульптура была показана на Международной выставке в Лондоне, и Кенсингтонский музей заказал для своего собрания гипсовый слепок. Скульптура «Иван Грозный» стала, таким образом, первой работой русского мастера, попавшей в коллекцию музея за рубежом.
А тут и Совет Академии признал, что в отношении «Ивана Грозного» допущена ошибка. Императору была направлена докладная записка, в которой извещалось, что Совет намерен присвоить Антокольскому звание академика. Скульптор получил звание, которое обычно давалось после четырех серебряных, двух золотых медалей и шестилетнего заграничного пенсионерства. И это было не все: Академия выделила ему денежное пособие в размере 250 рублей для окончания статуи.
«Иван Грозный» – одно из величайших произведений мировой скульптуры. Величайший из российских собирателей искусства Павел Третьяков, для которого был сделан мраморный вариант скульптуры, видел в фигуре Ивана Грозного раздумья великого политика, переживания могучего государственного деятеля, заботящегося о будущем страны.
Некоторые западные искусствоведы видели в скульптуре то, что желали видеть: они утверждали, что «Иоанн Грозный» Антокольского – не что иное, как подражание работе французского скульптора Гудона «Вольтер». Абсурдность подобных утверждений очевидна. Вольтер с его презрительной улыбкой, язвительным прищуром, в обычном для него скептическом настроении, и Иван Грозный с его заботами о том, как справиться с многочисленными врагами державы, – две скульптуры, неизмеримо далекие друг от друга.
Еще во время работы над «Иоанном Грозным» у Антокольского созрел замысел создать скульптуру Петра I, а потом, возможно, и продолжить серию скульптур великих русских государей. Этот замысел был им частично осуществлен. По поводу первых двух скульптур он писал: «Мне хотелось олицетворить две совершенно противоположные черты русской истории. Мне казалось, что эти, столь чуждые один другому образы в истории дополняют друг друга и составляют нечто цельное».
И он был прав! Историки признают, что Иван Грозный заложил основы мощного русского государства, которое расширил и укрепил царь Петр. Без Ивана IV не было бы Петра I…
Искусствоведы считают, что он даже в сугубо академических произведениях опережал свое время. Он был великим реформатором в области ваяния; он прежде всего видел живой образ, который ему предстояло воплотить в скульптуру. Причем видел его в движении. Именно поэтому воплощенный им образ Петра I производит такое сильное впечатление на зрителя. А откинутые ветром пола мундира и шарф усиливают впечатление уверенного движения и целеустремленности.
После окончания работы скульптура «Петр I», одна из самых патриотичных и выразительных работ Антокольского, была выставлена в Москве на Всероссийской Политехнической выставке, затем отправлена в Петербург, в Академию художеств. И тут произошло то, чего никто не ожидал. На скульптора обрушился шквал критики: его обвиняли в том, что он создал тип «военного педанта», «маньяка военного дела». Заказа на статую ни от кого не поступило, и она долгие годы простояла во дворе литейной мастерской Академии художеств.
А в 1878 году, через пять лет после создания, бронзовая отливка статуи Петра I была показана на Всемирной выставке в Париже, где имела невероятный успех. И когда ее признали шедевром за границей, российские власти распорядились установить статую в Петергофе, перед дворцом Петра I «Монплезир». Недаром в Евангелии сказано: «Нет пророка в своем отечестве»…
Практически одновременно с работой над статуей Петра I Антокольский сделал эскизы конных статуй Ярослава Мудрого, Дмитрия Донского и Ивана III для Александровского моста через Неву. Это был первый шаг к воплощению его идеи создания галереи крупнейших русских исторических деятелей. Однако архитектурный проект утвержден не был.
Между тем успех, который по прошествии нескольких лет выпал на долю скульптуры царя Петра, стал важной вехой в личной жизни Антокольского. Два десятилетия назад, когда он работал у виленского резчика по дереву, Антокольский познакомился с дочерью купца Апатова. Они полюбили друг друга. Но бедный подмастерье не годился в мужья купеческой дочери. Теперь же, спустя годы, уже признанный мастер отправился в Вильну, где женился на дочери купца Апатова, которая его терпеливо ждала многие годы. Свадебное путешествие мастера и его жены прошло в Италии; об этом они мечтали, когда встретились впервые…
1870-е годы стали периодом поистине важнейших творческих свершений Антокольского. Он создавал исторические, литературные, эпические образы – причем так, как ему подсказывали его воображение и его безупречный художественный вкус. К примеру, в созданной им в тот период галерее образов одним из лучших является образ Христа («Христос перед народом», 1876). Антокольский изобразил его спокойным и уверенным в своей правоте. Недаром замечательный историк Михаил Клодт, рассматривая скульптуру, заметил: «Он только что сказал Пилату: “Что есть истина?”»
«Мефистофель» (1883) Антокольского не имеет ничего общего с образом, созданным Гете; он ближе к тому, что создал задолго до Гете английский драматург Кристофер Марло. Ироничный, постоянно готовый к интриге и злой шутке, презирающий мелочные душонки, его «Мефистофель» – это антитеза добра, правды и искренности и в то же время сила, наказывающая за грехи. Заметим, что критики не обратили внимания на невероятную, исключительную по мастерству исполнения анатомию «Мефистофеля»…
Блестящей работой мастера был «Нестор-летописец», представленный в Русском музее. Создатель летописи, ставшей одним из важнейших русских исторических источников, изображен погруженным в работу. Об этой скульптуре пишут, что образ летописца полон благообразия и увлечения писательским трудом, – он словно осознает всю важность своей работы для потомков.
Одной из патриотических идей Антокольского было увековечить в скульптурных произведениях образы современников. Он писал Стасову: «…У меня явилась мысль сделать бюсты всех замечательных людей, которые есть у нас на Руси… А, право, я убежден, что подобные бюсты гораздо большее значение могут иметь для потомства, чем разные памятники, которые ставят у нас на площадях. Все они ложны и вычурны…»
Антокольским выполнены портреты В. В. Стасова, И. С. Тургенева, М. Е. Салтыкова-Щедрина, И. Ф. Мамонтова и других.
В 80-е годы Антокольский вновь обращается к исторической теме. Вдохновленный образом пушкинского Пимена, скульптор создает мраморную статую «Нестор-летописец». В 1891 году мастер завершает майолику «Ярослав Мудрый» и бронзовую статую «Ермак».
В 1893 году в Петербургской Академии художеств была развернута невиданная ранее по размаху выставка произведений Антокольского. Но, как и раньше, многие его работы подверглись критике неучей и нападкам недоброжелателей. Он тяжело переживал происходящее и, несмотря на поддержку В. Стасова и других деятелей культуры, покинул Петербург, а потом вообще уехал из России.
Но он не перестал считать себя русским художником: «Вся душа моя принадлежит той стране, где я родился и с которой свыкся. На севере сердце мое бьется сильнее. Я глубже там дышу и более чуток ко всему, что там происходит. Вот почему, что бы я ни сделал, будет всегда результатом тех задушевных впечатлений, которыми матушка-Русь вскормила», – писал он Стасову.
Последние годы Антокольский жил в Париже. Его работы были выставлены на Всемирной выставке 1900 года и отмечены наивысшей наградой − командорским крестом Почетного Легиона.
Антокольский умер в 1902 году в Германии. Похороны состоялись в Петербурге, на Преображенском еврейском кладбище.
Наследие Антокольского велико и многогранно. Выдающийся русский скульптор получил признание и общеевропейскую известность не только благодаря веренице созданных им исторических образов, но и благодаря его тонкому выбору темы и феноменальной технике исполнения. Его работы выставлены в музеях мира и на улицах городов России; они есть и в самых богатых частных собраниях в европейских странах и США.
