Наш гость – выдающийся специалист в области использования лазеров в лечебной и эстетической медицине Сергей Володин
Беседу вел Вячеслав Катамидзе
Сергей Анатольевич, какие пути-дороги привели вас к использованию различных лазеров в медицинской практике?
В1987 году я закончил Московский медицинский стоматологический институт и остался на кафедре, которая тогда носила название Госпитальная хирургическая стоматология. В те времена сочетание слов «челюстно-лицевая хирургия» – то есть именно то, чем мы тогда занимались, – не использовалось, так как считалось неким «буржуазным понятием».
Вначале я работал с доцентом кафедры Петром Ивановичем Лаптевым, который в то время писал докторскую диссертацию по онкологии, – точнее, по онкологическим заболеваниям в полости рта. В то время основным инструментом хирургии был скальпель. Только-только начало появляться что-то новое в этой области, что позволяло как-то модифицировать операции, что-то совершенствовать.
В самом конце 1980-х годов мы начали применять токи сверхвысокой частоты. Конечно, никакого такого промышленного оборудования для хирургии не было, мы сами заказывали его для себя на оборонном предприятии, в шутку называя «микроволновкой».
Идея заключалась в следующем. При нагревании мягких тканей живого организма до 43,5 градусов Цельсия обычные клетки выдерживают такую температуру без особых проблем. А если клетки поражены тем или иным онкологическим заболеванием, то эти клетки – молодые, растущие – такую температуру не переносят и погибают. Таким образом, как бы закладывались основы селективной терапии, которая щадит здоровые клетки и в то же время губительна для клеток опухоли, которые быстро делятся.
Вот тогда и мне стало интересно работать с аппаратурой. На кафедре даже решили, что я должен написать кандидатскую диссертацию по этому вопросу, которая бы стала частью докторской диссертации Лаптева. Но для этого мне нужны были какие-то инструменты для проведения исследований. Меня познакомили с врачом-космонавтом Олегом Атьковым. А в его распоряжении был первый импортный допплеровский аппарат для изменения скорости кровотока. Для меня то был поистине «космический прибор», но выполнить свою работу я был технически не в состоянии. Невозможно было запихнуть наконечник нашего аппарата сверхвысоких частот в ротик лабораторной крысы, которую мне могли предоставить, а потом еще произвести измерения кровотока. Сейчас, конечно, все это сделать легче, потому что аппаратура имеет малые размеры, но в те годы она была громоздкой. В общем, начало моей работы было связано с разочарованиями.
Спустя какое-то время каждый из нас получил возможность работать с углекислотным лазером. Не помню уже, был ли он американский или собранный в СССР. С моей сегодняшней точки зрения, он был несложный, один из самых базовых. Когда мы готовились к практической работе, доцент Лаптев говорил нам: «Сейчас идем работать с лучами Лазаря». Понятно, что все мы изучали физику в школе и в университете, и знаем, что лазер – это аббревиатура, но тогда это было забавно, и мы начинали работать с «лучами Лазаря».
А как получилось, что от пробного применения «лучей Лазаря» вы перешли к серьезному использованию лазеров в масштабной европейской медицинской практике?
Наиболее важный этап развития интереса к различным лазерным устройствам у меня появился в 2006 году, когда меня познакомили с врачом Европарламента, доктором Люком Вандениттом, у которого была своя небольшая компания. В ходе наших встреч он объяснял мне основы действия современных лазеров, лазерные теории, представил меня в Американском обществе лазерной медицины и хирургии, Бельгийском обществе эстетической медицины. И мы с ним создали фирму, которая называется «Биолазер». Почему так? Название говорит о том, что мы просто используем лазеры для работы с живыми биологическими тканями, а не применяем лазер, к примеру, для измерения скорости или считывания каких-нибудь штрих-кодов
Первым мы купили лазер «Фраксель» американской компании «Солтa», потом за ним последовал другой, третий… Вначале мы боялись, что не сможем потянуть достаточно серьезный первый лизинг. Рассчитывать мы могли только на самих себя, а не на государство и спонсоров. В итоге выбор лазера оказался успешным, работа пошла еще лучше, а как следствие – возросли и количество пациентов, и известность компании. Мы делали до 15–20 процедур «фраксель» каждый день, работая в нескольких центрах в Бенилюксе. Все это привело к тому, что компания «Солта Медикал» меня заметила, стала приглашать проводить мастер-классы и делать доклады на международных конгрессах.
Следующим этапом была закупка оборудования американской фирмы «Кутера». Эффект был тот же: приглашения на проведение мастер-классов и доклады на конгрессах по этому оборудованию.
Совсем недавно я принял участие в Консультативном совете известной компании «Аллерган», где мы обсуждали современные аспекты процедуры «Кулскалптинг». Это аппаратное замораживание локальных жировых отложений с эстетической целью, в результате чего происходит селективное расщепление жира. Данная процедура провоцирует апоптоз – программируемую гибель жировых клеток – и позволяет элегантно сохранять окружающие здоровые ткани. Но это уже из области эстетической медицины. В ее симфоническом оркестре звучат не только лазеры, но и другие устройства, использующие различные виды энергии (energy based devices).
Где ваше постоянное место работы? И каково количество оборудования, которым вы постоянно пользуетесь?
Начну с ответа на второй вопрос. Вы знаете, многие мужчины любят игрушки. Для меня лазеры – инструменты, но в то же время – полезные игрушки. Все время хочется купить что-то новое и самое лучшее. Причем эта пламенная лазерная страсть далеко не всегда согласуется с имеющимся бюджетом. Сначала думаешь – как купить, и только потом – как это все окупить! Поэтому я использую какие-то серьезные и дорогие аппараты не только в Люксембурге, но, например, и в Клиник Дель Обсерватуар (Clinique de l’Observatoire) в Брюсселе. Клиника подбирает мне пациентов на те или иные процедуры, а потом я приезжаю в автомобиле, нагруженном моими лазерами. То есть, это такой «мобильный лазерный центр», работающий по заказу клиники. Это уже ответ на первый ваш вопрос.
В каждом из таких центров мы занимаемся лечением сосудов, варикозным расширением вен при помощи лазеров, удалением доброкачественных пигментаций различной этиологии, фракциональной аблятивной и неаблятивной шлифовкой кожи. Плюс еще ударно-волновой терапией – для лечения очень многих патологий. Например, используем лазеры для лечения диабетических ран, которые никакими лекарствами закрыть практически невозможно. И тут мы своей техникой затягиваем эти раны, эти язвы в достаточно короткий промежуток времени. Интересно, что эти методики также прекрасно подходят для уменьшения видимых проявлений целлюлита.
Работа с лазерами позволяет свести к минимуму использование медикаментов. Почему-то сейчас у молодых людей – и даже не очень молодых, в 30–40 лет, – вдруг появляется на лице угревая сыпь. Конечно, для лечения можно использовать различные препараты, антибиотики. Но не всегда люди хотят на это идти, предпочитая решить этот вопрос наиболее естественным путем. И во многих случаях мы можем помочь им с помощью лазеров.
Есть ли у вас время и силы, чтобы заниматься, помимо работы, еще и научными исследованиями?
Конечно, хотелось бы заниматься также и научной работой, но на практическую деятельность и переезды уходит много времени. С другой стороны, я выступаю с докладами на международных конгрессах и являюсь лектором ряда известных научно-лечебных организаций: «Американской академии эстетической медицины», «Французского лазерного сообщества», «Бельгийского общества эстетической медицины». Диапазон докладов, в зависимости от темы конференции, может простираться от сравнительного анализа фракциональных лазеров до комбинированного использования криолиполиза с лазерами, радиочастотными, ударно-волновыми и микроволновыми устройствами. Я могу делать такие доклады, потому что я практически использую для всего этого тот инструментарий, который у меня есть.
Интересно, что к моим «стоматологическим истокам» меня вернула известная бельгийская фирма «ЛазерМедико», занимающаяся в числе прочего лазерами и устройствами, подобными лазерам (Laser Like Light) для отбеливания зубной эмали. Основные исследования проводились на базе Брюссельского и Венского университетов. Им, кстати, удалось убедить меня представлять интересы их компании на Международной выставке InterCHARM в Москве, и я поехал в Россию после многолетнего отсутствия…
Следует признать, что мне нравится определенная независимость в выборе этого инструментария: ты покупаешь то, что хочешь, ты знаешь всех дистрибьютеров, ты берешь на пробу какие-то любые игрушки, любые аппараты… Естественно, проходишь специализацию, тебя обучают, потом ты работаешь… Лазер ты покупаешь – или, наоборот, не покупаешь, но развиваешься все равно… Поэтому мои пациенты в Люксембурге, в Брюсселе, как правило, довольны моей работой, выполненной с помощью самого современного лазерного оборудования.
Думаю, что я все же попытаюсь уделить науке больше времени. Моя старшая дочь закончила двухгодичный курс челюстно-лицевой хирургии в Первом медицинском институте. Сейчас она будет еще два года заниматься в Московском областном научно-исследовательском клиническом институте дерматовенерологией и начнет писать диссертацию. Это институт с замечательными, прекрасными наработками, но не всегда у него есть возможность получить желаемое оборудование. И тут мы с его руководством предварительно договорились о сотрудничестве: я постараюсь предоставить институту некоторые лазеры для научной работы. Сам я тоже загорелся: есть интересная тематика – по рубцам на коже. Я даже думаю написать диссертацию, хотя, честно говоря, мне это совершенно не нужно. Сама по себе исследовательская деятельность меня очень привлекает,
но, к сожалению, в сутках всего 24 часа… Иногда удается сделать много из-за того, что спишь не по 8 часов, а по 2–4 часа. Пока возраст это позволяет: мне 57 лет, силы и энергия есть, работа есть, но всегда хочется немножечко диверсифицироваться…
Так вот, начиная с этой осени я планирую больше заниматься наукой – и в Люксембурге, и в Москве тоже. В Москве меня не было в период с 1992 по 2008 год. Потом меня ангажировала бельгийская компания, о которой я уже упоминал. Действительно, методика, которую фирма предлагала, выгодно отличалась от всего имеющегося на рынке. Таким образом, я неожиданно для себя вернулся в стоматологию и заодно – в Россию. Мы нашли дистрибьютора в России, и я стал ездить в Москву чаще и чаще на лекции и мастер-классы.
Потом наступил знаковый для лазера 2010 год; юбилей праздновало, как раньше было принято говорить, «все прогрессивное человечество». Нобелевская премия 1964 года за открытия в области лазерной техники к 1960 году была, как известно, поделена: ее получили два советских ученых А. Прохоров и Н. Басов и американский ученый Чарлз Таунс. Так вот Таунс приехал на юбилейный конгресс, проводившийся Американским обществом лазерной медицины и хирургии. Ему было уже 92 года, но он был в отличной форме. Здравый ум, красивейшая, интересная, просто волшебная лекция, прекрасные ответы на все вопросы.
Я, как и многие, к нему подошел и сфотографировался. Впрочем, для всех, кто работает с лазерами, это, может быть, не бог и не Альберт Эйнштейн, создатель лазерной теории, но по меньшей мере один из апостолов из сонма всемирной науки, который сошел на этот американский лазерный конгресс…
Когда в Российской академии наук в Москве в 2010 году состоялся конгресс, посвященный 50-летию со дня создания лазера, я тоже сделал там, как я считаю, хороший обзорный доклад.
Совсем недавно в Калифорнии мне довелось пообщаться с интереснейшим человеком – доктором Николаем Танковичем. Мы долго беседовали, провели много часов вместе. В прошлом советский ученый, он заканчивал тот же институт, что и я, только лет на десять раньше. Гениальный визионер и талантливейший организатор, в числе его изобретений – популярнейший в дерматологии и эстетической медицине лазер «Фраксель», без которого не работает ни одна клиника. Моя клиника, кстати, тоже «выросла» вокруг «Фракселя». Мир тесен!
Сейчас у него компания, которая производит лазеры, и компания, которая занимается стволовыми клетками. Я поинтересовался, как работают его компании в условиях пандемии. Оказалось, что компания по производству стволовых клеток очень успешно развивалась в этот период, потому что стволовые клетки, как выяснилось, обладают хорошим воздействием на так называемый «цитокиновый шторм». Он имеет место в организме некоторых пациентов, которые нередко погибают от коронавируса именно из-за этой реакции. Но бывает она не у всех; этот вопрос требует тщательного изучения. Во всяком случае, стволовые клетки хорошо помогают при борьбе с цитокиновым штормом. И эта его компания снабжает этими стволовыми клетками все госпитальные и научно-исследовательские центры на Тихоокеанском побережье Америки; идут поставки и в Европу.
Тут, конечно, есть некоторые нюансы, связанные с различием между американским и европейским законодательствами, но я какие-то их продукты уже импортировал в Бенилюкс. Все, что мы пытались продвинуть здесь пока небольшими партиями, работало очень хорошо.
Сейчас стволовые клетки можно найти на каждом шагу, но откуда они берутся, как они производятся, в каких количествах и при каких показаниях? В принципе, работа не то чтобы неподъемная, но за этим должна стоять хорошая, большая компания, хороший большой университет с хорошим финансированием.
Могу еще сказать, что благодаря своим наработкам, связям в Европе и Америке, мне удается знакомиться с новейшими научными разработками, приобретать современнейшее оборудование. И теперь я хочу, чтобы мы работали на этом оборудовании и в России тоже, ибо наука, которая там очень сильна и серьезна, все-таки нуждается иногда в технической поддержке и спонсорах. Помогать своим оборудованием и своим опытом хорошему университетскому центру, участвовать в поисках интересных решений – это я буду делать с удовольствием. Хотелось бы начать заниматься этим уже с октября. Если только удастся обойтись без карантинов…
