Чрезвычайный сгусток энергии и некий символ умного и просвещенного купечества – таковым видится легендарный Савва Морозов спустя 160 лет после своего рождения
Александр Балтин
Старообрядческая династия Морозовых обосновалась в Москве, на Патриарших прудах, еще в XVI веке, и едва ли кто прославился из нее так, как Савва…
Мощно врывался он в реальность, меняя ее струи, обращая определенные потоки в свою выгоду, и, окруженный знаменитыми художниками, меценатствовал, ворочал делами, вкладывался в революцию… И неужели такой хваткий, цепкий, хитрый человек не осознавал, что она будет гибельна для него?
Вероятно, мир, в котором он почти царствовал, слишком не устраивал купца-мецената… Об этом свидетельствует и финал – самоубийство в Каннах, в одном из красивейших мест мира, в роскошном отеле: словно ненависть к реальности уже зашкаливала. Паскаль утверждал, что даже кончает с собой человек из стремления к счастью – не найденному на земле.
Потомственный почетный гражданин Савва Тимофеевич провел свое детство в особняке в Трехсвятительском переулке и по окончании гимназии поступил на физико-математический факультет университета. В студенческие годы он пишет значительную работу по химии, исследуя природу красителей, общается с Менделеевым, изучает химию в Кембридже, знакомится с организацией текстильного дела на английских фабриках.
Морозову был присущ напор мысли. И энергичность необычайная, словно все в жизни надлежит брать штурмом. Работал он неистово и, оспаривая Декарта, утверждал: «Я работаю, значит я существую…»
Отец Тимофей Саввич получил в наследство «Товарищество Никольской мануфактуры Саввы Морозова, сына и К°» – мануфактурный комбинат, собранный по частям его дедом, – и сам включился в работу активно, начиная с 40-х годов XIX столетия. Он был религиозен, и некая истовая аскеза сказывалась и в работе: моленные содержались и в конторе, и в московском и крымском особняках.
Неистовость служения чему? Тут философский вопрос: в старообрядческом купечестве было что-то от напора кальвинизма: когда угодность и близость к Богу рассматривалась через объемы богатства, которое нельзя было попусту растрачивать: острые и яркие удовольствия исключались…
Управление Никольской мануфактурой, фактически текстильным комбинатом, отец, чье здоровье подорвала Морозовская стачка, передает Савве.
Морозов работал неистово, как молятся старообрядцы, сжигая себя пламенем веры, взмывающим вверх, пока земное должно делаться своим чередом. Расширял, как сейчас бы сказали, бизнес (ему принадлежали хлопковые поля в Туркестане), украшал повседневность фабрик нововведениями, ввел оплату по беременности женщинам-работницам. У него были стипендиаты в технических вузах страны, а некоторые – наиболее перспективные – обучались и за границей. Он оказывал большую помощь Московскому художественному театру, держал лучших рысаков, выигрывавших все бега, жил по-царски…
Купленный Морозовым в 1893 году у купца Аксакова дом на Спиридоновке был снесен, и по проекту одного из интереснейших архитекторов своего времени Федора Шехтеля возведен на его месте роскошный особняк, который и сейчас смотрится необыкновенно колоритно.
В образе Саввы Морозова концентрировалась русская мощь – нечто бурлацкое, коренное было и в физической оснастке его, насколько можно судить по фотографиям и портретам. Морозова выдвигали на пост московского городского головы, но поставленное условие – принять православие – было для него неприемлемо. Верность корням о многом может свидетельствовать, о крепости натуры, например.
Жизнь Саввы Морозова сверкала трудами, мелькавшими лентами лет, и роскошью, какая, казалось, была ему и не слишком-то нужна. Хотя, конечно, большие деньги подразумевают, мягко говоря, некоторые излишества.
Густота жизни Морозова подразумевала и меценатство, и контакты с блистательными людьми своего времени: в особняке на Спиридоновке он устраивал вместе с женой Зинаидой Григорьевной балы и светские вечеринки, на которых бывали – и охотно! – Чехов, Шаляпин, Горький, Боткин, Станиславский…
Морозов был председателем паевого товарищества по эксплуатации Московского художественного театра, заведовал финансами театра; только на строительство нового здания в Камергерском переулке им было пожертвовано более 300 тысяч рублей (гигантская по тем временам сумма).
Особые отношения связывали Морозова и с актерами театра – в частности, с Марией Андреевой, с которой у него был бурный роман.
Чрезвычайный сгусток энергии (иначе не определишь!) и некий символ умного и просвещенного купечества – таковым видится легендарный Савва Морозов спустя 160 лет после своего рождения…
Смерть пишет последнюю страницу – не считая бессмертия: которое открывается людям незаурядным, таким как Морозов; но обстоятельства смерти его загадали ряд загадок… Ему была присуща религиозность, а с точки зрения старообрядчества (как и любой ветви христианства) самоубийство является тягчайшим грехом; и как-то мало вяжется образ неустанного, жизнелюбивого Саввы Морозова с человеком, стреляющим себе в сердце.
Официальной версией смерти был все же признан суицид, но задолго до трагедии Морозов говорил Максиму Горькому (судя по его воспоминаниям), что в гибели его заинтересованы черносотенцы, неоднократно присылавшие письма с угрозами из-за участия фабриканта в революции.
По словам Горького, Морозов был настолько популярен, что среди рабочих его фабрик возникла легенда: мол, вместо него похоронили другого, а он «отказался от богатства и тайно ходит по фабрикам, поучая рабочих уму-разуму». Такой вот вариант святости: богатство осознается прахом, остаются опыт и мудрость.
Официальные российские власти проявили уважение и почтение к трагическому событию; генерал-губернатор Москвы ходатайствовал о выдаче удостоверения об отсутствии со стороны администрации препятствий преданию земле по христианскому обряду.
Жизнь дальше – в памяти и в архивах Клио – продолжилась; в частности, образ Морозова был убедительно представлен в нескольких киновоплощениях: в фильме «Николай Бауман» фабриканта играл Ефим Копелян: внешне несколько похожий на своего героя. Он играл размашисто и весомо, вместе – сдержанно и трагично: сила дарования позволяла ему использовать разные краски, умело совмещая и комбинируя их.
Донатас Банионис воплотил Морозова в фильме «Красный дипломат. Страницы жизни Леонида Красина”. Его Морозов, разумеется, другой, хотя ничуть не менее убедительный.
И уже в XXI веке были сняты документальные фильмы о ярчайшем представителе России – предпринимателе и меценате Савве Морозове.
