Я покажу вам статуэтку, а вы скажете, что уже видели ее
Алексей Шульгин
Перевернув фарфоровую фигурку всегда можно рассмотреть затейливый вензель или знак: вот буквы ЛФЗ (Ленинградский фарфоровый завод) или ЗиК (Завод имени Калинина), вот голова лося – Вербилки, вот соколик – Дулево. Все это самые известные марки советского, а теперь российского фарфора.
Были времена, когда собирание фарфоровых статуэток объявили мещанством, но люди все равно продолжали покупать их. Сотни популярных сюжетов воплотили в фарфоре советские скульпторы: лиса несла в лапах петуха, Ивашка летел на гусе, Садко ударял в гусли, Василий Теркин растягивал меха гармони, Филиппок с книжкой под мышкой шел в школу… А еще кони, белые медведи, слоны… Это был «золотой век» жанра. Сейчас, конечно, не то…
Некоторые вещи неподвластны моде. Помню, было время, когда на помойках оказывались фарфоровые статуэтки. Но прошло немного лет, и сейчас опять коллекционируют скульптурки, затейливо расставляя их по полкам. Есть особое удовольствие в том, чтобы держать в руках и рассматривать фарфоровое изваяние. Всматриваться в роспись, любоваться формой, изучать клеймо.
Много страниц потребовалось бы, чтобы рассказать о фарфоровых дел мастерах, десятки имен пришлось бы вспомнить… Не повторится уже скульптурный «бум» в России. Но память о славном прошлом сохранена в фарфоровых шедеврах.
Иван Ефимов
О двух своих великих педагогах Иван Семенович Ефимов (1878–1959) писал: «Учиться серьезно я начал живописи, а не скульптуре. Хорошо было работать под строгим незаменимым Валентином Александровичем Серовым. Близко к абсолютной истине было его мнение. Заработать его одобрение было трудно. Промычит одобрительно, и я помню это на расстоянии вот уже около шестидесяти лет. “Недурно”, – ткнул Серов в, казалось бы, “никакой” кусок холста, но на котором верно был взят цвет. – Можно так рисовать”.
В частной мастерской, где я учился, Серов бывал раз в месяц, и это было совершенно достаточно, настолько густ был этот человек. В паре с ним, по очереди, приходил к нам Константин Коровин. Он был хорош своей восторженностью».
В 1905–1906 годах Ефимов работает у С.И. Мамонтова в керамических мастерских, делая в стилистике абрамцевских мастерских подставку для лампы (слон), «Умирающую лань» (барельеф), «Черную пантеру» (майолика).
«В студенческие времена долго, в течение всего лета, работал “Буланку” – просторную, утробистую кобылу со стройной сухой ногой и с большим крутым копытом. Помню, и под животом у нее сидел. Отдал отформировать мастеру Робекки (Карл Робекки, итальянский мастер бронзового литья, работавший в литейной мастерской князя П.П. Трубецкого при Московском училище живописи, ваяния и зодчества. – Прим. ред.), который мне рассказывал, что Паоло Трубецкой, увидев мою работу, сказал: “Никогда не видел вещи, сработанной лучше этой”. Делал скульптурные иллюстрации басен Крылова: лев отгоняет своей тяжелой лапой комара».
Известный писатель Б. В. Шергин, писал о Ефимове: «Ефимов – наш Бенвенуто Челлини».
В 1937 году Ефимов получил золотую медаль на Всемирной выставке в Париже за скульптуры «Бык» и «Рыбак с рыбой». В 1937-м выполнил фонтан «Дельфины» для Химкинского речного вокзала. В 1942-м и 1943 годах создал барельефы для станций «Павелецкая» и «Автозаводская» московского метро. А многим запомнился Иван Семенович своим авторским фарфором, украшающим сегодня частные коллекции и музеи: «Конь-огонь», «Зебра», «Кошка на шаре» и многие другие.
Дмитрий Горлов
Фарфор Дмитрия Владимировича Горлова (1899–1988) останется в памяти русского народа, потому что его карандашницы, статуэтки, барельефы часто казались сделанными руками народных мастеров. В какой-то степени это правда: Горлов многому учился у народных мастеров, многократно подчеркивал важность национальных традиций. Окончил ВХУТЕМАС. Своими учителями считал В.А. Ватагина и карикатуриста Д.С. Моора. В роду у него были знаменитые на всю Россию люди: прадед Николай Петрович Горлов, действительный статский советник, председатель Иркутского губернского правления, недолгое время прослужил губернатором (осмелился нарушить приказ императора Николая I: освободил декабристов от оков, снял воинский караул, облегчил условия жизни ссыльным); дед Петр Николаевич Горлов, выдающийся горный инженер, в честь которого на Донбассе назван поселок Горловка.
О своих предках в советское время Дмитрий Владимирович помалкивал. В 1929 году художника даже обвинили в формализме за создание игрушки – красного коня из папье-маше. Пришлось искать защиты у наркома просвещения А. С. Бубнова. А спасли Горлова дети. «Представителю ЦК комсомола выбранный им мальчик на вопрос, кого он посадит на коней, ответил: “Ворошилова, Буденного и Сталина”. Представитель рассчитывал на ответ: “Царевичей-королевичей”. Я был реабилитирован», – с улыбкой вспоминал Дмитрий Владимирович.
Но любили Горлова, даже не зная его имени. Любили за карандашницы «Дикобраз» и «Бегемот», за салфетницу «Крокодил», за «Рысенка». «Рысенок» принес автору всемирную славу: в 1957 году на Международной выставке в Брюсселе эта статуэтка удостоилась золотой медали «За верность национальным традициям».
Век свой коротал Дмитрий Владимирович в Соколовой Пустыни на реке Оке, что неподалеку от Ступино.
Евгений Чарушин
«Так как я уверен, что хорошим художником быть может только хороший человек, то я очень рад был бы полюбить Вас как человека. Поэтому не сочтите за труд побывать у меня в мастерской», – писал И. С. Ефимов в письме своему молодому коллеге Евгению Ивановичу Чарушину (1901–1965).
«Я вятич – кировец», – всегда подчеркивал сам Чарушин. Как ему было не стать художником, когда: «Отец брал меня во все свои поездки… Ездили мы и днем и ночью, лесами и лугами, в пургу и осеннюю непогоду… И волки за нами гнались, и въезжали мы на токовища тетеревов, и глухарей вспугивали с вершин сосен. Случалось, что и в болоте тонули. И восход солнца, и туманы утренние, и как лес просыпается, как птицы запевают, как колеса хрустят по белому мху, как полозья свистят на морозе, – все это я с детства полюбил и пережил».
Сколько поколений детей полюбили открытки Чарушина, его «Волчишку», кто по сто десятому разу не рассматривал его литографии в книжке Маршака, особенно картинку с тигренком: «Не стойте слишком близко»! А какие фарфоровые шедевры создал на ЛФЗ мастер. Порой Чарушину задавали наивный вопрос: «Евгений Иванович, почему у Вас так хорошо получаются животные?» Художник бесхитростно отвечал: «Не знаю, просто я их очень люблю».
Умер Евгений Иванович Чарушин в Ленинграде 18 февраля 1965 года, похоронен на Богословском кладбище. А буквально через месяц (посмертно) он был награжден золотой медалью на Международной выставке детской книги в Лейпциге. Перед смертью он создал новый вариант «Деток в клетке» Самуила Маршака. «Может быть, и не продолжать?..» – спрашивал Чарушин жену, сомневаясь. «Ну что ты, – шутила супруга, – тебе медаль дадут». Рисунки были отправлены им на конкурс 16 февраля.
Алексей Сотников
Скульптор Алексей Георгиевич Сотников (1904–1989) был божьим человеком. Так мне, во всяком случае, кажется. Он говорил: «Мысли и разговор животных я перевожу на свой язык». Сотников рано почувствовал тягу к рисованию, у него выработался даже свой метод: «Возьмусь рисовать коня и буду рисовать до тех пор, пока не научусь точно его рисовать. Потом зайца, потом лису, собаку, кур, гусей – всех, всех, всех».
В разгар Гражданской войны Сотников поступил в профтехшколу, где учились на слесарей, плотников, маляров и кузнецов. С 1925 по 1928 год учился в краснодарском Художественно-педагогическом техникуме, а затем продолжил обучение в Москве, поступив во ВХУТЕИН (Высший художественно-технический институт).
«Я был счастлив», – впоследствии вспоминал он, хотя чтобы выжить, приходилось ходить на биржу труда, искать работу, зарабатывая свой кусок хлеба.
Ближе всех из преподавателей стал В. Е. Татлин. Участвуя в экспериментах Татлина (в конструировании летательного аппарата «Летатлина»), Сотников начинает и свои собственные первые опыты со скульптурой. Его набор фарфоровых поильников «Первая детская посуда» появится в 1931 году. Тогда же расформировали ВХУТЕИН.
В 1934 молодого скульптора пригласили на штатную работу на Дулевский фарфоровый завод. С 1937 года Сотников начал участвовать в выставках: был удостоен золотой медали на Всемирной выставке в Париже за фарфоровую работу «Ягненок». 1958 году в Бельгии он получил Гран-при на Международной выставке в Брюсселе за работы «Сокол», «Курица» и фонтан «Рыбаки». В 1962 году его «Сокол» стал эмблемой, логотипом и клеймом Дулевского фарфорового завода. В 1978 году Алексею Георгиевичу Сотнику было присвоено звание Заслуженного художника РСФСР.
«Среди скульпторов появились какие-то крупные деловые люди, они выполняют большие заказы. Но когда начинаешь разговаривать с такими людьми и узнавать, в каком мире они живут и какое содержание они несут своим творчеством, то оказывается, что содержание-то это очень маленькое. Если скульптор делает “Доярку” только для того, чтобы заработать, то основная идея и содержание “Доярки” будет заработная плата. Когда смотришь на скотниц и доярок А. Г. Сотникова, то удивляешься, насколько же богат духовно этот человек и сколько в нем есть еще невысказанного», – отмечал скульптор А. М. Белашов.
Павел Кожин
В Конакове, на фабрике ЗиК, и в Дулево почти всю жизнь проработал Павел Михайлович Кожин (1904–1976). Его учителями можно назвать блистательную плеяду – И. С. Ефимова, В. Е. Татлина, А. В. Куприна, П. В. Кузнецова, В. А. Фаворского. Но и сам Кожин, сын безземельного крестьянина Михайло Кожина из глухой марийской деревушки, имел собственную творческую лабораторию, безостановочно работавшую день и ночь. Именно сплав народного (врожденное) и приобретенного (образование) дал феноменальный результат. А работать Павел Михайлович начал в 1938 году. «В те годы бытовая скульптура рассматривалась как буржуазный предрассудок. Нужна была большая смелость работать в этом жанре», – вспоминал он.
Работал неистово. Создал сотни работ. «Поп и Балда», «Лиса и виноград», «Куница», «Горностай», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Тетерев», «Морской окунь», «Хозяйка медной горы»… Все эти работы получили мировое признание. А должно быть, пылятся в каком-нибудь дачном буфете. Вот «Глухарь» Кожина тридцать пять лет бесперебойно выпускался ЗиКом в Конакове.
Борис Воробьев
Судьба, казалось, все делала, чтобы Борис Яковлевич Воробьев (1911–1990) не стал скульптором. Молодого человека носило из стороны в сторону: каменщик, учитель в школе, рабочий на молокозаводе, воздушный гимнаст в цирке. И учиться Воробьев поступил в Московский архитектурно-строительный техникум. Но, проучившись четыре года, в 1936 году по совету и протекции И. Бродского он поступил в Академию художеств. Его дипломной работой стала скульптура волчицы в капкане, вырезанная из дерева.
Еще учась в Академии, Воробьев начал работать на Ленинградском фарфоровом заводе. Героями Бориса Яковлевича стали тигры, белые и бурые медведи, лоси, олени, львята, слоны – всех их увековечил скульптор в фарфоре. И конечно, не забудем о волке. Как вспоминал современник: «Скульптура волка еще не раз появлялась не только в работах великого мастера, но и в жизни. Во время блокады Ленинграда, когда в городском зоопарке настали нелегкие времена, Борис Яковлевич взял к себе домой годовалую волчицу. Он выводил ее на прогулку рано утром и поздно вечером, когда на улице не было людей».
Во второй половине 1950-х к Воробьеву пришла международная известность: на Всемирной выставке в Брюсселе в 1958-м и в Остенде в 1959 году его работы получили высокую оценку – серебряную медаль. А люди в России покупали статуэтки «Заяц во хмелю», «Львята», «Квартет» по басне Крылова, слона и искренне радовались своим приобретениям, не задумываясь о том, кто их автор.
В 1970-е годы отношения скульптора с администрацией фарфорового завода накалились. Дирекция требовала поставки скульптур на поток, а скульптору больше хотелось заниматься творческими поисками и экспериментами. К сожалению, общий язык найти не удалось. Борис Воробьев ушел с завода, где он состоялся как первоклассный мастер.
Сам он всегда повторял: «Свою творческую задачу я вижу в том, чтобы мои “фарфоровые звери” показывали людям красоту живой природы, заставляли их услышать голос этой природы и полюбить ее. Жители больших городов мало общаются с природой, многие из них постепенно становятся по отношению к ней “глухими и немыми”. Мне хочется помочь таким людям научиться любить все живое, стать человечнее. Если образ созданного мною зверя вызывает хоть какое-либо чувство заинтересованности, любви к нему со стороны зрителя, я считаю свою задачу выполненной».
