Кредо балета – не война, а мир, не тяжеловесность, а легкость, не бой с ветряными мельницами, а танец…
Сергей Макин
В романе Мигеля Сервантеса поединок благородного идальго с безродным интеллигентом из-за прекрасной дамы заканчивается поражением дворянина. В жизни Мариуса Петипа была похожая история. Первый секретарь французского посольства в Мадриде приревновал танцовщика к своей «Дульсинее» и решил проучить «актеришку». В мемуарах балетмейстер условно называет своего противника «маркизом Ш.». Английский историк балета Айвор Гест посчитал, что это был граф де Шабриан.
«Узнав о моих ночных посещениях и подозревая во мне соперника, подкараулил он меня одной темной ночью и в сопровождении слуги, освещавшего ему путь факелом, накинулся на меня раньше, чем я успел попасть на балкон, – пишет Петипа. – Мне удалось, к счастью, увернуться от готовившихся мне побоев, и, крепко сжав в руке своей стилет, я стал выговаривать маркизу, которого узнал, что недостойно француза такое предательское нападение сзади и что он забыл, видно, на чужбине, что француз встречает всегда противника лицом к лицу.
– Хорошо, – говорит он мне, – я буду ждать вас утром со своими секундантами там-то».
Где было во втором часу ночи найти секунданта? Петипа обратился к французскому мастеровому, которого он ранее ссудил деньгами, чтобы земляк мог открыть в Испании собственное дело. Тот дал согласие, и на следующее утро поединок состоялся. Хореограф описал его так:
«– Прежде чем начать дуэль, – говорит мне герцог (секундант противника Петипа. – С.М.), – я уполномочен моим клиентом предложить вам десять тысяч франков, если вы согласитесь немедленно покинуть Мадрид.
– Передайте своему клиенту, что я приму эти деньги лишь при условии, что за каждый франк дам ему по пощечине.
– Так на места, – кричит в бешенстве маркиз, – я проучу вас как следует.
– Посмотрим, – отвечаю я, – кто кого проучит.
И мы становимся на позиции. Первый выстрел принадлежит ему, оружие дает осечку, и я предлагаю ему начать снова. Он стреляет… промах, а моя пуля разбивает ему нижнюю челюсть».
Великого человека всегда стремятся принизить, очернить. Напирая на то, что в мемуарах Петипа есть неточности, злопыхатели поспешили усомниться и в его правдивости, и в моральном облике.
Кроме воспоминаний Петипа, есть только два описания этой дуэли – в двух баварских газетах за 1844 год: Augsburger Tageblatt («Аугсбургская ежедневная газета») и Der Bayerische Eilbote («Баварский курьер»). В обеих утверждается, что артист поступил подло: он выстрелил в соперника, когда тот перезаряжал свой пистолет. Но достоверна ли эта информация?
Во время Наполеоновских войн Бавария сначала стала союзницей Наполеона, затем выступила против него. После победы над Бонапартом вплоть до Первой мировой войны в германских землях были сильны антифранцузские настроения, французов обычно изображали легкомысленными людьми с низкими моральными качествами, противопоставляя им «честных добрых немцев». Итак, объективность германской прессы в отношении Петипа вызывает сомнения.
Другой важный момент: соответствует ли действительности «неблагородное» поведение танцовщика на поединке? Ведь человек, нарушивший строжайший французский дуэльный кодекс графа де Шатовиллара 1836 года, подвергался общественному остракизму. Если бы Петипа нарушил кодекс, разразился бы чудовищный скандал, который наверняка раздула бы пресса (на худой конец, молва) и в Испании, и во Франции, после чего артист стал бы, выражаясь современным языком, «нерукопожатным». Между тем, переехав в Петербург, Петипа нередко ездил на родину. Неизвестны случаи, чтобы в России или во Франции к балетмейстеру относились как к бесчестному человеку.
Рыцарь Веселого Образа
Мариус Петипа поставил балет по роману Сервантеса на музыку Людвига Минкуса в 1869 году в Москве, а спустя два года в Петербурге. В 1900-м Александр Горский, ученик маэстро, создал в Большом театре свою редакцию, ставшую классической. Учитель был уязвлен. В мемуарах старый заслуженный балетмейстер критиковал своих преемников, которые, по его мнению, относились к нему без должного почтения: «Нет такого балетного представления, где бы не использовались мои па, но при этом их не удосуживаются даже как следует отрепетировать, да еще забывают упомянуть на афише мое имя. Пример: в балете “Тщетная предосторожность” г-жа Преображенская и г-н Легат исполнили pas de deux, который на афише значился как сочинение г-на Н. Легата. В это па они целиком вставили мою вариацию, и г-жа Преображенская имела громадный успех, вполне, конечно, ею заслуженный.
Да будет известно публике, что самое трудное во всяком па – это сочинить вариации, потому что каждый раз нужно им придать совсем новый стиль, отличный от всех остальных. Ну так вот, имя мое на афише названо не было. Что же будет после моей смерти? Должно быть, оно тогда и вовсе не будет упоминаться в афишах. Ведь того, как видно, и хочет г-н директор (Владимир Теляковский, последний директор Императорских театров. – С.М.), раз он выбросил мою лезгинку из “Руслана”.
Вот и г-н Горский без зазрения совести заимствует мои идеи. Уезжая в Москву, сей господин записал с помощью хореографических знаков все те па, что я сочинил в Петербурге; в “Дон Кихота” он вставил танец с кинжалами, который я поставил в балете “Зорайя”, и т. п. Эти господа стали до того важными, что с ними, того и гляди, приключится то же, что случилось в басне “Лягушка и вол”».
Нельзя сказать, что балет «Дон Кихот» рассчитан на все вкусы, потому что вкусов всего два: хороший и дурной. Лучше сказать, что он рассчитан на любителей и характерного танца, и изысканного белого балета, и блистательного па-де-де. Даже на любителей драйва: рыцарь Печального Образа бросается в атаку на мельницу.
В «Дон Кихоте» танцуют крестьяне, тореадоры, дочь трактирщика Китри, ее возлюбленный – цирюльник Базиль, Повелительница дриад, маленький Амур, оруженосец Санчо Панса. Благородный идальго – один из немногих нетанцующих персонажей этого балета. Два других – конь Дон Кихота и осел Санчо Пансы.
Англичанин Харкурт Альджеранов, автор книги «Мои годы с Павловой», вспоминал о гастролях труппы великой балерины, которая возила по всему миру балетные спектакли, в том числе «Дон Кихота»: «Некоторые из танцовщиков смеялись над тем, как я сидел на крестце у осла, но оценили мою мудрость на последнем представлении, когда осел опустил голову и бедный Марковский (один из танцовщиков труппы, поляк по происхождению. – С. М.) кувырком свалился на сцену. Порой было трудно нанять осла для Санчо Пансы, и конечно же, мы не брали осла с собой в поездку; в одном американском городке он стоил нам двадцать пять долларов за представление.
Росинант тоже доставлял нам немало хлопот. Всегда выбиралась белая лошадь, затем ее оформляли подобающим образом, чтобы она соответствовала плачевной внешности знаменитого коня Дон Кихота. В Лондоне “грим” оказался настолько эффектным, что какая-то престарелая любительница животных заявила свой протест в Королевское общество защиты животных».
В 1871 году в России не было общества зоозащитников, иначе великому хореографу досталось бы на орехи. Петипа пишет: «Накануне первого представления моего балета “Дон Кихот” отправился я на Семеновский плац и там, на Конном рынке, отыскал лошадь, достойную стать Росинантом. В вечер премьеры на сцену пришли великие князья, чтобы полюбоваться этой лошадкой с уныло повисшей головой, торчащими ребрами и волочащейся задней ногой. Великий князь Константин Николаевич спросил меня:
– Петипа, где это вы раздобыли такую лошадь, это же настоящий Росинант?
– Купил на Семеновском плацу, Ваше Высочество!
– И сколько за нее дали?
– Девять рублей, Ваше Высочество.
– Да это просто даром, Петипа! Теперь у вас одной артисткой больше!
В самом деле, при первом своем выходе лошадь имела огромный успех – публика долго аплодировала, в зале долго не смолкал хохот».
У Сервантеса бедный дворянин Алонсо Кехана хочет уйти из унылой обыденной жизни в яркий мир рыцарских романов. В балете дается ответ на терзающий Дон Кихота вопрос: как осуществить мечту о прекрасной жизни? Ответ чисто хореографический: надо слезть с коня, сбросить с себя броню, стать рыцарем не Печального, а Веселого Образа, отдаться танцу. Кредо балета – не война, а мир, не тяжеловесность, а легкость, не бой с ветряными мельницами, а танец на городских площадях и на лоне природы. Увы, идальго так и не пустился в пляс. Хотя музыка Людвига Минкуса темпераментна, зажигательна, мажорна.
Девушка без комплексов
Лада Исупова, автор книги «Мастер-класс. Записки концертмейстера балета», рассказала об отчетном концерте в американском колледже. Порядок там такой: студенты учатся по специальности и одновременно обязаны посещать спортивные секции, танцевальные студии – кто что выберет: модерн, джаз, классику. На концерт Лада пошла со своей матушкой.
«Маман шла напряженно и сосредоточенно, воинственно развернув все боевые знамена. Она готовилась к разгрому американской балетной школы и битве за честь русского балета… Давали большой фрагмент “Дон Кихота”… Огромный кордебалет замер, как натянутая тетива, впереди четыре солистки и наша прима – ах!.. Не описать ее я не могу, иначе вы возьмете и представите себе какую-нибудь среднестатистическую выпускницу хореографического училища, а это неправильно.
По внешности, телосложению и жаропышущему эффекту она была очень похожа на Федосееву-Шукшину… Размер груди, пожалуй, четвертый. Когда я впервые увидела ее в классе, то опешила – а как же ее поднимать-то будут?..»
И начался балет. Мама удивлена: можно было сделать адаптированный вариант, а студенты исполняют все максимально близко к оригиналу. Интересуется:
«– А эта девочка откуда?
– Биохимия.
– А эта?
– Психология.
– А эта?
– Political Science.
– Что это?
– Государством управлять будет.
Матушка вдумчиво сосредотачивается на сцене: мысленно ставит Слиску на пуанты…
И с этой минуты, убедившись, что русскому балету здесь ничего не угрожает, она совершенно успокоилась и немедленно занялась решением другой проблемы:
– Так. А почему зал молчит?
– А… что надо делать?
– Как что?! А где аплодисменты? После восьмого фуэте должны хлопать… Это же ни в какие ворота не лезет – они такие вещи вытанцовывают. “Дон Кихот” – не что-нибудь вам, а все сидят как на похоронах!.. – И, поймав нужный момент, она бросается аплодировать и кричать: “Браво!” – одним словом, буйствовать…
Буйствовать оказалось совсем несложно. Как раз наоборот – от танцующих шла такая заражающая волна восторга, что сидеть букой было гораздо неестественнее; может, поэтому зал почти сразу вышел из своего молчаливого созерцания и присоединился к общему веселью… “Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали” – это про тот вечер…
Домой шли в роскошном настроении. Все свои плохие слова об американском балете беру обратно! У нас с таким материалом и работать никто не будет!.. А перед педагогами так просто преклоняюсь! Тут надо быть либо до посинения добросовестными, либо с таким громадным чувством юмора!.. Ну виданное ли это дело?! Это ж… это ж такую грудь на пуанты поставить!»
Юноша с комплексами
Факультативы по хореографии – не открытие Америки. Когда я учился в Московском государственном педагогическом институте имени Ленина, у нас был ФОП – факультет общественных профессий. Студент (физик, историк, биолог, филолог) мог вдобавок учиться на театральном, музыкальном, хореографическом отделениях.
Но я был юноша с комплексами, склонный к полноте. Да и полученная в юности шейно-плечевая травма очень мешала. И все же после окончания института я решился и стал героически выполнять battement tendu, demi plié, rond de jambe par terre… Станок, середина, прыжки, репетиции, концерты. Занимался в Доме культуры имени 40-летия Октября на Рязанском проспекте при московском заводе «Молния». Это был не дом, а настоящий дворец с коринфской колоннадой на переднем фасаде и дорической на заднем. В этом Доме культуры маленькой девочкой начинала свой путь в балет Ирина Пяткина, ставшая потом солисткой Большого театра. Занятия вели бывшие балерины, над коллективом шефствовал музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. Шефы приезжали с концертами, передали балетные костюмы для спектаклей.
Начал я с того, что размахивал плащом тореадора в сцене из «Дон Кихота». В «Спящей красавице», которую у нас поставили, исполнял роль принца Дезире – и по совместительству Кота в сапогах, а иногда и Волка в дуэте с Красной Шапочкой: ребят в коллективе было – раз, два и обчелся.
В 1990-х машиностроительный завод «Молния» оказался не нужен. Дом культуры пошел по рукам. Практичные новые хозяева не выбросили балетные шмотки из костюмерной на помойку как ненужный хлам, они одели в шопеновские пачки юных официанток, подававших виски, водку и закуску в баре при бывшем культурном заведении.
Одна из преподавательниц говорила нам: «Теперь будете заниматься, пока из вас песок не посыплется». Пока не посыпался, надо взяться за старое: сейчас опять балетные группы для взрослых появились. Этот танец не задушишь, не убьешь!
