Представляем вниманию читателей подборку новых произведений поэта и эссеиста Евгения ЧИГРИНА, автора четырнадцати книг стихотворений, лауреата многих литературных премий, в том числе Горьковской литературной премии (2014), премии «Золотой Дельвиг» (2016), Международной литературной премии им. Эрнеста Хемингуэя (2021)
* * *
Несытое солнце смотрело на сытые розы,
И маятник жизни качался у Бога в руках,
В саду просыпались от счастья незрячие осы…
Весна закрывалась: богиня весны при ключах
Стояла, курила воздушное. Веста ли, Флора?
Неважно. Рассмотрим потом, а когда, не скажу…
Казалось, что в воздухе рядом звучит радиола:
Фокстрот довоенный, далекий, как остров Шумшу.
Никольский собор отражение рая старался
Запомнить на память… некрепкое солнце тепло
Никак не включало… Прохожий фастфудом питался,
А облако в реку легло, точно Божье тавро.
Вздыхала река. И рыбак разговаривал с лодкой
Такой голубой и оранжево-красной с боков,
Шел кот Барбарис с ослепительно-стильной красоткой
На зависть прибрежных, влюбленных в себя воробьев.
Весна уходила, теплом не насытив, и Флора,
Почти докурив, усмехнулась, смахнула мираж,
В котором играла, шипя под иглой, радиола
Фокстрот довоенный, а может быть, траурный марш.
Уроборос
Так долго розовели облака,
Тянулась к жизни детская рука
И ангел рефлексировал. Серьезно?
Не потому ли мальчик в старика
Так быстро превратился: у виска
Крутить не надо. Осень смертоносна
По всем характеристикам… Вчера
Листва ольхи, как в музыке, сошла
С текучих рук, шумы послала в космос.
И про себя всплакнул бродячий пес,
Заметив, что три молнии пронес
В кашне грозы змеюка Уроборос.
Тот самый, что пытается сожрать
Свой гибкий хвост, кому весь мир – кровать,
Кто все про обновленье смерти-жизни
До капли знает. Как ему не знать:
Все знания в него вдохнула мать,
Другие змеи Уро ненавистны.
Так вот: цикличность жизни и т. д.
Стал мальчик стариком, теперь везде
Он видит только прошлое и ради
Какой-то милой привлекает сны.
Морфей их знает, как они смешны:
Когда у них все ночи в шоколаде.
Когда над ними Уроборос, но –
Они его не видят, не кино,
Не басенная книга о животных.
Объятья. Осень. Там мы или здесь?
Миры перемешались? Хаос. Смесь.
…Мерцают огоньки в местах болотных.
Недоверчивые очки
Не призрак твой, а сам ты на пустых
Ногах стоишь, забытый ипохондрик,
Стоишь и видишь в облаках гнилых
Чудовище, а рядом дошлый чертик, –
Химеры в недоверчивых очках.
Опять не те напялил, старый мальчик?
Внутри тебя в неприбранных садах
Блуждающий огонь зажег сигнальщик.
А вслух ты говоришь: «Теперь я где?»
Махни рукой, всплакни над «Незнакомкой»,
Что стала крысой при другой звезде,
Белиберде и музыке негромкой,
Что скомкана была… В твоих глазах
Та пустота, что видится погосту…
Смахни слезу, метафору, а страх
Нам скоро будет, милый, не по росту.
Опять ты с аллегорией? А как
Придуркам нежным втолковать живое?
Не призрак твой, а сам ты в облаках,
Какое небо высмотрел – шестое?
Тут что к чему? Да я и сам зачем?
Сомнамбулы со мной гуляют рядом.
У каждой лунной есть смешной никнейм,
Равно клеймо под желтым маскхалатом.
Ну, вот и все. А что еще, старик?
Палата № 6 не на ремонте?
В тебе двойник безбашенный возник, –
Ты слышишь, он прочел «Из Пиндемонти».
Найденное
Поплатишься за дружбу с Бафометом,
За телеграммы сатанинским метром,
Написанные найденным пером.
Кто говорит? Костлявая на крыше?
Тот змей, что к Еве подбирался ближе? –
Ее сестру затискивал тайком.
В гниющих пнях и под камнями лето
Осталось где-то… Все, что в форме бреда
В мозгах перекрутилось. Бафомет
Всю ночь в тебе тряс кумполом козлиным
И похвалялся миллионным сыном,
Шутил похабно и сулил не смерть,
А что-то третье между тьмой и светом…
Показывал, как страх бежит по клеткам –
По нервным? Да. Включал огонь в глазах
Блуждающий, по цвету серой крысы,
Давал глотнуть безвестной марки виски,
Курил сомнамбулический табак.
Там, в этом «третьем», жизнь другого сорта,
Другая будет у тебя обертка,
Машина-сердце, только и всего.
Махнул рогами Зверь — огни сверкнули,
Из сотен ружей вылетели пули,
Сцепились скалы, сделалось мертво.
А что там дальше? Я не помню, право,
Со всех сторон надвинулась орава
Несытых монстров, падких до расправ.
Все стало вопросительней, чем было:
Теперь внутри врага моя квартира,
В которой я живу без всяких прав.
***
Зевает парк алмазным февралем,
Смущаются слова и дышат снегом,
Их след остался в воздухе пустом,
Он, безусловно, виден божьим цехом.
Все это там, где все по существу…
Все это там, где нам еще не место,
Где нет скелета в модульном шкафу:
Порой ужасным пахнет в доме бездна…
А в парке призрак мается, чтоб тут
Я помнил то, что стало зазеркальем,
Внутри меня течет такой абсурд,
Что даже в сновиденьях нелегален.
Сжигает Гоголь то, что должен сжечь,
Разворошив полтавское подполье…
Все шатко там: иллюзий не сберечь,
Когда они в бесцветном ореоле —
Ты видишь — распадаются… И все?
А что тебе еще, карась минорный?
Туда твое доедет колесо,
Куда давно взирает ворон черный.
