Решив не усложнять обстановку, русское правительство остановило свои войска в Сан-Стефано, в 12 верстах от Константинополя
Тео Гуриели
В конце марта 1877 года протокол, подписанный в Лондоне шестью державами об условиях прекращения Балканской войны, был официально представлен Оттоманской империи. Спустя две недели султан его отклонил.
Объективных причин на то было две. Первая – султан был убежден, что Англия его не бросит. Вторая – турки помнили, что осенью 1876 года им удалось создать шестикратное превосходство над сербами и русскими добровольцами, в результате чего объединенные силы славян оказались на грани поражения. Поэтому в Порте были убеждены, что и на этот раз все сложится в ее пользу.
Но все пошло не так. Уже 13 апреля император Александр II объявил о мобилизации еще семи дивизий и отправился в Кишинев, где тогда находилась Ставка Верховного главнокомандующего. Он дал туркам десять дней на обдумывание и 24 апреля 1877 года подписал манифест, в котором объявил Турции войну. Два месяца российская армия готовилась к сражениям на балканском театре, а затем начала выдвигаться в зону будущих действий.
Британский премьер-министр Бенджамен Дизраэли, получивший в 1876 году титул графа Биконсфилда, хотел было бросить России вызов захватом турецких проливов, но, к его удивлению, наиболее влиятельная часть британского кабинета и истеблишмент в целом этот план не поддержали. Пришлось ограничиться всего-навсего нотой, которую министр иностранных дел лорд Дерби вручил русскому послу Петру Шувалову.
В этой ноте говорилось следующее: Англия не может допустить, во-первых, блокады Россией Суэцкого канала, что, понятно, отрежет ее от Индии; во-вторых, считает немыслимой оккупацию Россией Египта, хотя бы только на время войны, и, в-третьих, не допустит захвата Константинополя и, соответственно, изменения статуса проливов.
Шувалов, получив эту ноту, пришел к выводу, что Англия вот-вот вступит в войну. Он не нашел ничего лучшего, как тут же отправиться в Петербург, чтобы поставить императора в известность о таком развитии событий.
Почти все западные историки полагают, что, услышав сообщение Шувалова, и Александр II, и его окружение стали сразу же думать о том, как выйти из сложившейся ситуации с минимальными потерями. На самом деле ситуация была прямо противоположной. Почти два десятилетия, прошедшие со времен Крымской войны, Александр II провел в постоянных консультациях со своими генералами и учеными, серьезно изучавшими теорию ведения современной войны, особенно в ее западноевропейской трактовке. В России были разработаны планы наступательных операций с использованием относительно небольших, но высокоманевренных соединений, включающих различные рода войск и использующих глубокие охваты и проникновение крупных тактических групп в тыл противника. Уже к концу 1876 года российская армия была сильнее любой западноевропейской.
Параллельно с планированием подобных военных операций велась большая дипломатическая работа: Россия устами своих послов и посланников убеждала англичан, что ни Суэцкий канал, ни Египет ни в коей мере не интересуют ее и что основная проблема заключается в антироссийской позиции Константинополя и в статусе проливов. Очередная гениальная идея министра иностранных дел Российской империи Александра Горчакова заключалась в том, чтобы представить эту проблему миру как проблему общеевропейскую. Эта идея была гениальна, во-первых, потому, что Россия, выдвигая ее, как бы обязывалась не решать ее единолично, без согласия других держав, а во-вторых, как бы обращала внимание европейских держав на то, что в быстро меняющемся мире любая из них может оказаться в той же ситуации, в какой находятся в данный момент Россия и другие славянские страны, лишенные права на судоходство в Средиземноморье.
Тем временем на фронтах новой войны происходили важные события. Элитные части российской армии уже были переброшены на турецкий фронт, а в передовые части прибыли сотни современных нарезных орудий. Значительно увеличены были и русские войска на австрийском направлении.
В Англии передвижения российской армии вызывали беспокойство. И хотя английский флот находился относительно недалеко от Порты, английский кабинет, с присущей его членам политической хитростью, сразу решил натравить на Россию Австро-Венгрию. 19 мая 1877 года лорд Дерби начал широкую дипломатическую кампанию по вовлечению Австро-Венгрии в войну. Общий план его был такой: Англия вводит свой флот в проливы, а Австро-Венгрия наносит мощный удар своими силами по тылам русской Дунайской армии.
Заметим, что для Англии риск был минимальным: сражений между английским флотом и флотом России быть не могло уже по той простой причине, что в конце Крымской войны союзники вынудили Россию подписать отказ от своего Черноморского флота. Но морские силы у России все же были: небольшие и быстроходные минные катера.
Австрия могла на начальном этапе своего наступления надеяться на некоторый успех, так как войска Дунайской армии оказались бы «между молотом и наковальней»: с одной стороны были бы австрийские войска, а с другой – турецкие. Но в австрийском генеральном штабе сидели не дураки и все понимали: такая ситуация складывалась бы только на начальном этапе, а потом австрийцам пришлось бы воевать с основными силами сухопутных войск России! Советники австрийского императора подсказали ему, что даже предлагаемая англичанами мобилизация в Австро-Венгрии может вызвать увеличение российского военного потенциала на ее границе и что последствия могут оказаться непредсказуемыми. В итоге, осознав эту угрозу, в Австрии предложили англичанам разрабатывать совместные планы политического решения российско-турецкого конфликта, но дали понять, что в войну они ввязываться не будут.
Пока шла серия дипломатических консультаций между западными державами, турки больше всего надеялись, что эти державы их в очередной раз выручат, а потому широких действий на фронте не предпринимали. Но Александр II и его генералы понимали, что России противостоит вся Западная Европа и избежать вооруженного вмешательства союза западных держав на стороне Турции будет возможно только в том случае, если война продлится недолго и будет закончена в результате лишь одной военной кампании. Существует мнение военных историков, что ни в одной из русско-турецких войн фактор времени не играл такой важной роли, как в войне 1877–1878 годов.
Уже в конце 1877 года Александру II стало известно, что в Англии рассматривается вопрос о создании экспедиционного корпуса в количестве до 60 тысяч британских солдат и что на его подготовку и оснащение уйдет примерно три с половиной месяца. Еще около двух недель, возможно, займет его переброска. Словом, у России было не больше четырех месяцев, чтобы сломить сопротивление турецких войск на основных направлениях наступления.
Следует обратить внимание на то, что в императорском генеральном штабе войну с Турцией считали неизбежной уже с середины 1876 года, а к октябрю генералом Н. Н. Обручевым уже был составлен план этой войны. В начале следующего года на основании получаемых с Балкан сведений император, военный министр и главнокомандующий великий князь Николай Николаевич Старший внесли в него серьезные изменения.
В мае 1877 года русские войска вступили на территорию Румынии. Сама Румыния выступила на стороне России, и с августа 1877 года ее войска уже действовали совместно с русскими.
Немалую роль играло начавшееся с 1875 года русское добровольческое движение, вызванное варварскими действиями турок в славянских районах Европы, особенно в Боснии и Сербии, и, в частности, их жестокостью по отношению к женщинам и детям. Среди русских добровольцев, отправившихся на фронт, были врачи Склифосовский, Боткин и Пирогов, писатели Гаршин и Гиляровский.
На Балканском фронте в русских войсках было 185 тысяч человек. В противостоящих им турецких войсках было 200 тысяч, но половина из них размещалась в крепостях в виде местных гарнизонов. На Азиатском фронте в Кавказской армии России также были внушительные силы: 150 тысяч человек при 370 орудиях. В турецкой армии Мухтара-паши –
90 тысяч человек и 200 орудий.
К российским силам следует добавить поддерживающие их войска. На Балканском фронте на их стороне, помимо румын, выступали сербы и черногорцы, а на Кавказе – грузинские и армянские ополчения.
Годы, проведенные по укреплению российской армии, не пропали даром. Если говорить о боевой подготовке и боевом обеспечении, то российская армия существенно превосходила теперь противника. Она, однако, уступала ему в вооружении пехоты: англичане позаботились, чтобы турецкие войска были вооружены новейшими английскими и американскими винтовками. Но зато русская артиллерия была намного сильнее турецкой: к началу 1877 года старые орудия были заменены намного более эффективными нарезными пушками и гаубицами.
Реальные бои между русскими и турками начались тогда, когда в июне 1877 года Румыния разрешила русским войсками пройти через ее территорию и на нескольких участках форсировать Дунай. Это было непростой задачей: почти по всему течению Дуная действовала турецкая речная флотилия. Но задача ее нейтрализации была продумана русскими заранее. Везде, где русские собирались форсировать реку, были установлены минные заграждения, которые находились под защитой береговых батарей и отрядов снайперов. Помимо этого, по железной дороге были доставлены в зону действий минные катера.
Легкость, с которой русские решали насущные военные задачи, все больше настораживала англичан. Они усиливали военные приготовления, готовя в первую очередь транспортные корабли для перевозки английских войск в зону конфликта.
И Шувалову, и его коллегам приходилось много раз повторять, что никаких попыток русских войск выйти к Северному Египту никогда не будет. Но Горчаков один лишь раз проявил некоторую непоследовательность, и это тут же сыграло на руку англичанам. Шувалову он велел заявить англичанам – для соответствующей передачи султану, разумеется, – что Россия, так и быть, заключит с Турцией мир на вполне приемлемых для той условиях, если турки запросят мир раньше, чем русские войска перейдут Балканский хребет. Эти «приемлемые условия» были более выгодными для Турции, чем последний вариант требований Константинопольской конференции, в соответствии с которыми территория Болгарии должна была распространяться до самого Адрианополя и дальше, за Родопские горы. Теперь же Россия соглашалась на то, чтобы часть Болгарии стала автономией к северу от Балканского хребта.
Что же касается интересов России, то она, в случае быстрого заключения мира, готова была удовольствоваться возвращением юго-западной части Бессарабии и уступкой ей Батума. 8 июня 1877 года Шувалов сообщил эту мирную программу лорду Дерби.
Но почти в то же время Горчаков высказал британскому послу предупреждение, что при военной необходимости русские войска займут зону проливов. Дизраэли тут же заявил на заседании кабинета, что русские ведут двойную игру: турки подпишут с ними мир, а они все равно захватят проливы. И британское правительство отвергло русские предложения о мире. Раз разговор пошел о проливах, не говоря уже о Константинополе, любые предложения русских отвергались. Английская дипломатия ушла в глухую оборону.
Но вскоре выяснилось, что это была ошибка британского кабинета. 19 июля 1877 года 12-тысячный отряд генерала Гурко овладел Шипкинским перевалом. Отсюда русские могли начать наступление, непосредственно угрожающее турецкой столице.
Оно, однако, не началось: почти одновременно со взятием Шипкинского перевала армия Османа-паши вошла в Плевну, что создавало серьезную угрозу правому флангу и коммуникациям русской армии. Весть об этом в Лондоне восприняли с удовольствием: война явно затягивалась, что было в интересах Англии.
Обрадовало это кое-кого и в Австро-Венгрии. Министр иностранных дел Андраши испытал прилив энтузиазма и храбрости. Услышав, что русские войска находятся в сложном положении, он, забыв, что самолично провозглашал нейтралитет его страны, стал призывать ее правительство бросить войска в Румынию, чтобы перерезать линии коммуникаций российской армии. Однако его призыв был отвергнут, и в первую очередь генералами: они по-прежнему считали, что даже и в сложившихся условиях война с Россией была бы катастрофой для Австро-Венгрии.
К осени потери турецких войск серьезно возросли, положение гарнизонов ухудшалось. К середине ноября армия Османа-паши была полностью окружена в Плевне и испытывала серьезный недостаток в провизии и боеприпасах. Вокруг Плевны располагалось плотное кольцо русских войск, число которых превышало турецкие почти в четыре раза. Посоветовавшись с командирами частей, Осман-паша принял решение прорываться через кольцо окружения.
28 ноября, ранним утром, когда над городом висел густой туман, турецкая армия начала яростную атаку на противостоящий Гренадерский корпус русской армии. Но гренадеры выдержали главный удар, потеряв при этом более 1600 человек; они не отступили, а затем совместно с другими корпусами загнали турок обратно в крепость и вынудили армию Османа-паши капитулировать.
Еще одно поражение нанесли русские войска туркам в районе Шипки в декабре 1877 года, в результате чего основные силы турок на Балканском фронте были фактически разгромлены. Ситуация на фронте резко изменилась: туркам пришлось отправить резервы на Азиатский фронт, так что дорога на Константинополь была открыта.
Теперь снова настало время дипломатических усилий. Александр II велел высказать Германии и Австро-Венгрии свои соображения по поводу того, как он видит достижение мира в Европе. Согласно его проекту, предусматривалосьобразование болгарского вассального княжества в границах, намеченных Константинопольской конференцией; обеспечивалась автономия Боснии и Герцеговины с передачей их под управление Австрии, если последняя признает это целесообразным. При этом гарантируется полная независимость Сербии, Черногории и Румынии; возвращение России юго-западной части Бессарабии, за что Россия готова будет передать союзной Румынии Добруджу, отторгнутую от Турции. Что касается Азиатского фронта, Россия желает присоединения к России Карса, Батума, Ардагана и Баязета. Кроме того, Россия объявляла, что потребует уплаты от Турции контрибуции.
Понимая, что европейские державы более всего заботит статус проливов, Россия предложила незначительное, по существу, изменение этого статуса: «прибрежные государства» Черного моря и, в частности, Россия получали в случае необходимости право проводить через проливы военные суда, но только поодиночке и всякий раз по специальному разрешению султана.
В Турции, где разгромленные европейские армии пытались добраться до своей территории, не потеряв остатков вооружения и снаряжения, царила паника, и там не придумали ничего лучшего как начать шантажировать Англию. Султан угрожал, что согласится на требования России, если Лондон немедленно не выручит Порту. Шантаж возымел действие. 13 декабря 1877 года английское правительство предупредило Россию, что даже временная оккупация Константинополя русскими войсками вынудит британское правительство принять меры предосторожности. Впрочем, внутри английского кабинета продолжались споры, какими должны быть эти меры, не приведут ли они к большой войне. Забавно, что все члены кабинета были единодушны только в одном: в том, что в данный момент лучше всего бросить в костер войны Австро-Венгрию.
Английское предостережение не подействовало ни на российское правительство, ни на российских генералов. Ответ на него дал, как и полагалось, канцлер Горчаков, и ответ этот был угрожающим для Турции. В нынешних условиях, заявил Горчаков, Россия не может гарантировать, что ход военных действий не вынудит ее временно занять турецкую столицу.
На этот раз турки перепугались по-настоящему. 23 декабря султан взмолился, чтобы англичане стали посредниками между Портой и Россией, и Лондон тут же уведомил об этом Петербург. Англичан и турок ждал унизительный ответ Горчакова: если Турция желает немедленно закончить войну, то пусть обращается с просьбой о перемирии прямо к главнокомандующему русской армией. Россия обеспечила себе дипломатическую победу: в послании из Петербурга говорилось, что перемирие будет обеспечено Россией только в том случае, если Турция возьмет на себя непременное обязательство заключить с Россией мирный договор.
Англичанам, таким образом, пришлось получить от султана гарантию, что Порта выполнит такое обязательство. Дело шло к окончанию войны в Европе.
В то же время на Азиатском театре, как называли совокупность сражений на Кавказе и в северо-восточной Турции, ситуация оставалась непростой для России. Хотя и грузинское, и армянское ополчения, как могли, помогали российским войскам, сложность рельефа местности благоприятствовала турецким силам. Тем не менее русским войскам удалось с помощью ополченцев взять Эрзерум. Армянское население восточных вилайетов Турции, особенно тех районов, где армяне составляли большинство, встречало русских как освободителей; местные жители организовывали отряды добровольцев, сражавшихся с турками.
Совершенно иначе складывалась обстановка в Грузии. Еще в мае 1877 года начался яростный мятеж в Абхазии, где местное население традиционно выступало за патронат со стороны Турции. Мятеж подогревали сотни турецких эмиссаров. Пользуясь сложившейся обстановкой, турки послали к берегам Абхазии мощную эскадру в составе пяти броненосцев и нескольких вооруженных пароходов, которые начали обстрел русских крепостей и береговых батарей. Сухум турки подвергли ожесточенной бомбардировке, длившейся на протяжении более пятидесяти часов, а затем высадили крупный десант. Русским пришлось оставить Сухум, и к июню все черноморское побережье Грузии было в руках турок. Только в августе, когда русские полки подошли к Сухуму, турки из Абхазии эвакуировались. Но временная оккупация Абхазии турками резко изменила обстановку в Чечне и Дагестане, где началось восстание горцев. В итоге пришлось разместить в этих районах две русские пехотные дивизии и строить новые крепости.
Вся Европа, тем временем, ожидала просьбы Турции о перемирии. 8 января 1878 года она была наконец передана русскому главнокомандующему, великому князю Николаю Николаевичу. Начались переговоры, а пока они велись, русские войска, встречая лишь слабое сопротивление, приближались к Константинополю.
Сообщения о быстром продвижении русской армии привели к тому, что 23 января английский кабинет принял решение об отправке британского флота в проливы. Лорд Дерби, который лучше других понимал, к чему это может привести, подал в отставку. Но, видимо, и сам Дизраэли осознал возможные последствия собственного решения и послал адмиралу Джеффри Хорнби новый приказ: вернуться в Безикскую бухту. Лорд Дерби немедленно вернулся на свой пост.
Члены кабинета долго гадали, чем было вызвано скоропалительное решение премьера. Сошлись на том, что этот шаг был вызван его желанием побудить к действию Австро-Венгрию, и он в этом преуспел. Андраши и его единомышленники тут же приняли все английские предложения выступить вместе за проведение международной конференции, на которой условия русско-турецкого мира будут рассматриваться всеми сторонами в их совокупности, чтобы обеспечить «общеевропейские интересы».
Один козырь в рукаве у австрийцев был. Они собирались дать русским дипломатам бой на том основании, что Россия старается сделать из Болгарии большое славянское государство, между тем как Рейхштадтское и Будапештское соглашения исключали формирование такого государства.
А шумиха в британском истеблишменте только нарастала. В повестке заседаний английского кабинета, который ежедневно обсуждал положение в Турции, был только один вопрос: как остановить российские войска. Королева Виктория писала Дизраэли, что, будь она мужчиной, она непременно отправилась бы на Восток, чтобы уничтожить русских. Дерби снова связался с Андраши и спросил: не подумает ли Австрия мобилизоваться хотя бы сейчас? Самого Андраши, как известно, можно было и не спрашивать, но австрийские генералы воевать с русскими явно не хотели и посоветовали ему снова отказаться, найдя для этого серьезный предлог. Министр не нашел ничего лучшего, как объяснить свой отрицательный ответ тем, что мобилизация потребует огромных затрат, а у страны сейчас большие трудности с финансами…
А русские войска продолжали двигаться к Константинополю. Пока турками не было подписано перемирие, российские гренадеры спокойно вывозили из турецких крепостей немецкие и английские пушки. Все активнее действовали на Черном море российские минные катера. В ночь на 26 января 1878 года минные катера, транспортируемые вооруженным русским пароходом «Великий князь Константин», осуществили первую в истории мирового флота успешную торпедную атаку: потопили на Батумском рейде турецкий военный пароход.
Успехи русской армии и флота были очевидны, но и император, и его окружение сознавали, что продолжать войну, в которой, как было ясно, России придется воевать против двух великих держав, сейчас нельзя. В армии имелись серьезные потери, было израсходовано огромное количество боеприпасов, снаряжения и провизии; финансовое положение страны осложнилось. И правительство Александра II объявило, что Россия согласна передать на обсуждение международного конгресса условия будущего мирного договора. Ключевым вопросом являлся, само собой разумеется, вопрос о проливах.
Опасность столкновения с Англией сохранялась, и из Петербурга пришел приказ главнокомандующему: в случае принятия турками условий перемирия не пытаться оккупировать турецкую столицу, остановиться под ее стенами и ни в коем случае не вторгаться в Галлиполи.
31 января 1878 года турки письменно согласились на условия перемирия. В одном из них говорилось, что русские войска могут временно оккупировать Чаталджи и Булаир. Русские войска, которые еще не дошли до этих населенных пунктов, естественно, продолжали движение и после принятия турками условий перемирия. Именно это привело английский кабинет в состояние полной экзальтации: там решили, что русские, несмотря на перемирие, собираются взять Константинополь. Наступил самый напряженный момент в истории русско-турецкой войны.
Англичане давно лелеяли мечту захватить проливы и расположить свой флот вокруг Константинополя: этим раз и навсегда решалась проблема контроля англичанами и проливов, и Черного моря. Еще в августе 1877 года Дизраэли писал английскому послу в Порте: «Хотел бы видеть наш флот во внутренних водах Турции и переход Галлиполи в наши руки в качестве материальной гарантии». Сейчас же эта мечта была близка к осуществлению: препятствием была только Россия…
Шовинистическая пропаганда все больше приобретала в Англии характер истерии. Чтобы поскорее успокоить общественность, кабинет 8 февраля снова отдал приказ адмиралу Хорнби идти в Дарданеллы. Адмиралу сообщили, однако, что английский посол предварительно должен получить согласие султана на проход английских судов через проливы. В Чанаке флот стал на якорь в ожидании сообщения от посла. Время шло, а сообщение все не приходило. Тогда адмирал Хорнби приказал флоту вернуться в Безикскую бухту. А сообщение не приходило потому, что султан не осмелился пропустить британский флот к Константинополю. Русский главнокомандующий пригрозил: если британский флот захватит проливы, русские войска тут же войдут в турецкую столицу.
Непонятные и странные для наблюдателей перемещения британского флота стали предметом насмешек. На здании английского посольства в Константинополе кто-то даже прикрепил объявление: «Между Безикой и Константинополем потерян флот. Нашедшего ожидает вознаграждение».
12 февраля адмиралу Хорнби опять прислали приказ двинуться в Мраморное море, пусть и без разрешения султана. Флот прошел через Дарданеллы и спустя три дня стал на якорь у Принцевых островов, но пробыл тут недолго: султан попросил, чтобы флот отошел подальше, к азиатскому побережью Мраморного моря.
Теперь Англия и Австрия прибегли к демаршу: их правительства заявили, что отзовут своих послов из Петербурга и вообще разорвут дипломатические отношения с Россией, если русские войска не остановятся. Русское правительство решило не усложнять обстановку и остановило свои войска в Сан-Стефано, в 12 верстах от Константинополя, на берегу Мраморного моря.
Здесь 3 марта 1878 годя и был подписан русско-турецкий мирный договор. Вести переговоры с турецкой стороной был уполномочен граф Николай Павлович Игнатьев, бывший посол в Турции и один из наиболее влиятельных российских дипломатов того времени. Он был твердым великодержавником, сторонником наступательной стратегии в российской мировой политике, а потому условия мира, которые он выдвинул Порте, были для нее совсем непростыми.
Сан-Стефанский договор предусматривал существенное расширение территории Болгарии по сравнению с границами, установленными Константинопольской конференцией конца 1876 – начала 1877 годов. По новому договору болгарам передавалась довольно значительная часть Эгейского побережья. При этом турецкая армия утрачивала право находиться на территории Болгарии.
Для английского правительства это условие договора было абсолютно неприемлемым: ведь, включив Болгарию в сферу своих интересов, Россия фактически становилась средиземноморской державой! Кроме того, новые границы Болгарии проходили бы совсем недалеко от Константинополя, и он (а соответственно, и проливы) мог в любое время оказаться под угрозой удара русской армии, действующей с болгарского плацдарма.
Крайне неудобен был Сан-Стефанский договор и для Австро-Венгрии. В Рейхштадской конвенции, а также в Будапештской конвенции от 13 января 1877 года Россия согласилась, что на Балканах не будет большого славянского государства, и, чтобы исключить его создание, Константинопольская конференция разделила в своем проекте Болгарию на две части по линии, параллельной меридиану. Западная Болгария должна была оставаться в сфере австрийского влияния. Игнатьев не пожелал считаться с параграфами прежних конвенций. Он добивался того, чтобы Болгария стала единым государством, располагавшимся на большей части Балканского полуострова.
По условиям Сан-Стефанского договора, Черногория, Сербия и Румыния становились абсолютно суверенными государствами, России возвращалась юго-западная часть Бессарабии, Румынскому княжеству передавалась Северная Добруджа. России также передавались Карс, Ардаган, Батуми и Баязет. Небольшие территориальные приобретения делала Сербия.
Сан-Стефанский договор не устраивал ни одну западноевропейскую державу. Все они были настроены против России, так как считали, что в итоге больше всего выигрывают она и союзные с ней славянские страны. Стоило ожидать, что Англия и Австрия скоро выступят единым фронтом.
6 марта Андраши сделал официальное предложение о созыве общеевропейского конгресса для обсуждения всех условий мира между Россией и Турцией, а не только статуса проливов. В известном смысле он использовал более раннее предложение самого Горчакова, и теперь Россия отказаться от созыва конгресса уже не могла. К тому же отказ грозил ухудшением международной обстановки для России и, вероятно, масштабной войной с Австрией и Англией. Это было особенно нежелательно в силу того, что Германия, которая ранее всячески подстрекала российского императора начать с Турцией войну, теперь от поддержки России отошла. Бисмарк стал разыгрывать из себя миротворца. Он усердно советовал России согласиться на созыв конгресса.
Граф Игнатьев разгадал его игру: Бисмарк, с одной стороны, пытался уменьшить, насколько это возможно, выгоды и приобретения России, а с другой – надеялся, что германская дипломатия сможет в ходе конгресса кое-что урвать и для Германии. Немаловажную роль сыграл в созыве конгресса и Дизраэли: он проявлял невиданную активность в военных приготовлениях, которые в большинстве случаев были постановочными действиями, – и все для того, чтобы убедить российскую сторону, что он готов воевать с Россией.
Теперь русскому правительству не оставалось ничего другого, как примириться с неизбежностью проведения конгресса. Главнокомандующий Балканской армией великий князь Николай Николаевич и главнокомандующий Кавказской армией великий князь Михаил Николаевич, военный министр Милютин, министр финансов Рейтерн, да и сам Горчаков, – все они считали дальнейшую войну нецелесообразной и всячески это декларировали. Но Дизраэли не унимался: он продолжал агрессивную риторику, призывал накапливать оружие для будущих сражений. В знак протеста против выступлений такого рода лорд Дерби вторично ушел в отставку.
Уход лорда Дерби с поста министра иностранных дел был крайне огорчителен для России. Опытный и дальновидный политик, он долгое время сдерживал агрессивность Дизраэли в отношении России. С симпатией относилась к России и леди Дерби. То была женщина передовых взглядов и широкого кругозора. Она переписывалась с Чарльзом Дарвином, герцогом Веллингтоном, с известным театральным режиссером и актером Генри Ирвингом. Русский посол граф Шувалов был в числе ее друзей.
Пост министра иностранных дел занял лорд Солсбери. Он был трезвым политиком, и ему были чужды агрессивные планы Дизраэли. В свое время он даже высказал мысль, что, «поддерживая Турцию, Англия ставит не на ту лошадь». В сущности, он был сторонником соглашения с Россией, но в атмосфере русофобии, в которой в то время пребывали и английский кабинет, и весь истеблишмент, лорд не мог избежать антирусской риторики. Шувалов, разумно оценивая ситуацию, нашел верный тон в общении с ним: он прямо спросил Солсбери, каких же изменений в Сан-Стефанском договоре требует Англия. Так было найдено удобоваримое решение: начались русско-английские переговоры. Они завершились 30 мая 1878 года подписанием англо-русского соглашения. По этому соглашению Болгария отодвигалась от Константинополя за оборонительную линию Балканского хребта. Англия обязывалась не возражать против передачи России Батума и Карса и против возвращения ей Бессарабии.
Но Дизраэли не был бы собой, если бы английский кабинет не подписал бы еще одно соглашение: с Турцией. В нем англичане обещали султану, что, если Батум, Ардаган и Карс станут частью территории России, Англия обязуется «силой оружия» помочь султану защищать азиатские владения Турции против всякого нового посягательства России.
Это значило, что Порта прощалась с вышеназванными землями, но получала обещание английского вмешательства, если Россия захочет большего. То был классический пример английского покровительства, которое граф Игнатьев назвал «платоническим». Но это еще не все. Помощь англичан, даже та, которую они обещали в будущем, была далеко не бескорыстной. Вот что говорилось далее в соглашении: «Дабы предоставить Англии возможность обеспечить условия, необходимые для выполнения ее обязательств, его императорское величество султан соглашается предоставить ей оккупацию и управление островом Кипр». Правда, в случае если Россия вдруг возвратит Турции Карс и другие свои приобретения в Армении, англичане обязывались эвакуировать свои войска с Кипра. Но, как мы знаем, Карс сегодня в Турции, а английские военные базы по-прежнему на Кипре…
Для ответа на эти условия соглашения англичане дали султану 48 часов; иными словами, Турции был предъявлен ультиматум. 4 июня Кипрская конвенция была подписана. Но вот как любопытно складывалась ситуация вокруг Кипра спустя недолгое время. После совещаний со своими дипломатами и генералами султан все же отказался издать фирман об уступке Кипра англичанам. Но их никогда не смущали такие мелочи: они оккупировали остров и без всякого фирмана. Султану ничего не оставалось, как задним числом издать фирман «о добровольной передаче острова».
6 июня 1878 года представители Англии и Австрии подписали соглашение об общей позиции на предстоящем конгрессе. Она заключалась в том, чтобы не допустить расширения болгарской территории южнее Балканского хребта и ограничить срок русской оккупации Болгарии шестью месяцами. И конечно, Англия обещала помочь Австро-Венгрии завладеть Боснией и Герцеговиной.
Конгресс открылся 13 июня 1878 года в Берлине. Председательствовал на нем в качестве хозяина Бисмарк. В числе участников были Дизраэли, Солсбери, Андраши, Горчаков и Шувалов. Представители балканских государств были на конгресс допущены только в качестве наблюдателей.
Кстати, к представителям балканских государств и Турции Бисмарк относился с нескрываемым презрением. Турецким делегатам он сразу заявил, что судьбы Турции ему достаточно безразличны. Если же он и тратит свое время на конгрессе в летнюю жару, то делает это только ради предотвращения конфликтов между великими державами. Он сокрушался, сколько энергии уходит на обсуждение судьбы Ларисса, Трикала и других балканских городов.
В англо-русском соглашении от 30 мая границы Болгарии были определены, но лишь в общих чертах. Однако стратегическое значение балканских перевалов было столь велико, что каждая деталь вызывала ожесточенные споры. Дебаты шли и по поводу прав султана в южной части Болгарии, расположенной к югу от Балканского хребта. В конце концов было решено образовать здесь автономную провинцию Оттоманской империи. Название ей дали такое: Восточная Румелия.
Разногласия по поводу статуса Восточной Румелии и судьбы Софийского санджака настолько обострились, что Дизраэли даже заказал себе экстренный поезд, намереваясь покинуть конгресс. Тут пригодилось посредничество Бисмарка, который хотел остаться в истории миротворцем европейского уровня. В конце концов англичане согласились на передачу Софийского санджака Болгарии; взамен султан получил право вводить войска в Восточную Румелию. Срок русской оккупации Болгарии был установлен в девять месяцев, но за Россией осталось право организовать правительственную власть в Болгарском княжестве.
Австро-Венгрия легко добилась на конгрессе права оккупировать Боснию и Герцеговину. Англия и Германия, естественно, поддержали Австрию, а Россия не могла отказаться от своих обязательств, принятых еще по Будапештской конвенции 1877 года. Турция возражала, но ее никто слушать не собирался. Италия пожелала получить «компенсации» за усиление Австро-Венгрии, но претензии итальянских дипломатов высмеяли, напомнив, что итальянцы не раз делали территориальные приобретения после страшных поражений. «На каком основании итальянцы требуют себе приращения территории? Разве они опять проиграли сражение?» – остроумно заметил один русский дипломат.
Англичане попытались оспорить русские территориальные приобретения. В англо-русском соглашении 30 мая говорилось, что Россия займет Батум, и Дизраэли с Солсбери начали утверждать, будто они не давали согласия на присоединение Батума, а согласились лишь на его временную оккупацию. В обмен за уступку в этом вопросе они требовали согласия России на английское толкование статуса проливов, стараясь добиться для английского флота доступа в Черное море. Солсбери объявил, что принцип закрытия проливов, установленный конвенциями 1841 и 1871 годов, носит характер обязательства держав перед султаном. Следовательно, это обязательство отпадает, если сам султан пригласит в проливы тот или иной флот. Со стороны русской делегации такое толкование встретило решительный отпор. Шувалов выступил с декларацией, в которой заявил, что обязательство о закрытии проливов державы приняли не только перед султаном, но друг перед другом. Кончилось все тем, что Батум, а также Карс и Ардаган были отданы России (Баязет остался за Турцией). Конгресс оставил в силе постановление Сан-Стефанского договора о Бессарабии, Добрудже и независимости Черногории, Сербии и Румынии.
13 июля конгресс закончил свою работу подписанием Берлинского трактата, заменившего собой Сан-Стефанский договор. Турция была явно проигравшей стороной: она лишилась многих земель, а ее «защитники» Англия и Австрия без единого выстрела захватили: одна – Кипр, а другая – Боснию и Герцеговину. Россия, разгромившая сильного противника и освободившая миллионы славян от турецкого ига, была лишена значительной части плодов своей победы над султанской Портой.
