Беседу вела Оксана Карнович
Любовь Николаевна Егорова
О.К.: Татьяна Юрьевна, расскажите, пожалуйста, как проходили классы у Любови Николаевны Егоровой, выпускницы Императорского театрального училища. Как она вас учила?
Т.Л.: Я расскажу свою историю. Тогда в Париже были три знаменитых школы бывших балерин императорских театров – школа Матильды Кшесинской (рядом с Rue de la Faisanderiе), Ольги Преображенской и Любови Егоровой. Меня привели к Егоровой, потому что ее муж – князь Никита Трубецкой – знал моего папу еще по России, они служили в одном полку (Нижегородском) и были друзьями. Мне тогда было девять лет, я была слабым и болезненным ребенком. Врачи рекомендовали заниматься каким-нибудь спортом, гимнастикой например, но поскольку мой отец был страстным балетоманом, а бабушка работала аккомпаниатором в балетной школе Нестеровской, то было решено, что я буду заниматься балетом.
Егорова меня поставила в класс, я это хорошо помню, с Андре Эглевским. Я была такой маленькой и худенькой, что он, смеясь, взял меня на руки и сделал пируэт. Егорова хотела меня взять, но у нее не было класса для детей, она только через год его открыла. И меня отправили заниматься к Николаю Кремневу, который работал с детьми. Я занималась у него ежедневно полтора года, добившись хороших результата, так что, вернувшись к Егоровой, я попала сразу во второй класс. Моя мама Елена Александровна Лескова, урожденная баронесса Медем, умерла от туберкулеза, когда мне было девять лет, и Егорова стала для меня, по сути, второй мамой. Она научила меня всему, привила любовь к танцу и уважение к артистам, дала мне профессию, обеспечивавшую меня средствами. Когда Егорова перед войной уехала в Пти-Кламар, я занималась с Борисом Князевым.
Н.Д.Л-Р.: То есть полтора года вы работали с Кремневым ежедневно? С ума сойти!
Т.Л.: Ежедневно, кроме субботы и воскресенья. Он мне, помню, давал для поощрения какую-нибудь мелочь: «Если сделаешь два пируэта, я тебе дам сантим, купишь конфетку». А вы знаете, кого я встречала на уроках у Кремнева? Киру Нижинскую – дочь Вацлава Нижинского. Она приходила репетировать соло ее отца в балете «Видение розы». Она танцевала мужское соло, в нем не было никакого большого па-дэ-дэ, только один гранд-жете. Она потом вышла замуж за дирижера Игоря Маркевича, любовника Дягилева.
Н.Д.Л-Р.: Вспомнил про Антона Долина. Я был у него в Лондоне в 1974 году на Bayswater Road, напротив Гайд-парка.
О.К.: Его полное имя Сидни Фрэнсис Патрик Чиппиндалл Хили-Кей. Когда в 1921 году в Лондоне Сергей Дягилев представил «Спящую принцессу» с костюмами Льва Бакста, он под фамилией Патрикеев исполнял партию пажа королевы, которой была Вера Судейкина. Уже позже Дягилев дал ему псевдоним Антон Долин.
Т.Л.: Потом она стала женой Игоря Стравинского.
Н.Д.Л-Р.: У меня однажды была неожиданная встреча с ней. Тогда она уже была замужем за Стравинским. Она устроила выставку своих живописных произведений на стекле. В галерее Hutton на Мэдисон-авеню в Манхэттене. До этого у третьей жены Сергея Судейкина Джин я купил его архив, в котором был альбом с примерно 20 листами интимных зарисовок Веры в разных ракурсах. Архив и этот альбом я передал в РГАЛИ в Москве. Так вот, я подхожу к Вере и говорю: «Мы не знакомы. Я Никита Лобанов. Зато я знаю ваши интимные секреты, ибо купил у Джин зарисовки Сергея Судейкина». Она расхохоталась, не обиделась и мы продолжили разговор о живописи Судейкина.
Н.Д.Л-Р.: Но мы отвлеклись. Дорого обошлись вашим родителям частные уроки у Кремнева за те полтора года?
Т.Л.: Даром.
Н.Д.Л.-Р. Как так? Очень великодушно с его стороны.
Т.Л.: Думаю, он нашел что-то во мне. А может, потому, что его Егорова просила. Знаете, когда педагог видит в своем ученике данные, он часто готов работать с ним и без денег, но сделать из него хорошего профессионала. Ведь данные бывают не у многих. У вас может быть полная зала учащихся, но только один-два будут иметь будущее хорошего танцовщика. У меня самой была школа, где были дети, особенно мальчики, родители которых не могли или не хотели платить за обучение, так как не видели будущего детей в балете, тогда я помогала таким ученикам, в том числе денежно.
У Кремнева был класс, но я не могла сразу попасть в этот класс, и он занимался со мной индивидуально. Я думаю, что на меня еще большое влияние оказала моя бабушка Ольга, жена Андрея Николаевича Лескова, сына моего прадеда, писателя Лескова. Она была очень известной пианисткой в России, и в Париже она работала в школе Антонины Рафаиловны Нестеровской, балерины Мариинского театра, супруги князя императорской крови Гавриила Константиновича Романова. И я каждую пятницу приходила на ее уроки и ждала папу князя Юрия (Георгия) Андреевича Лескова, который забирал меня на выходные, потому что после развода родителей я жила с мамой и бабушкой Ниной. Я сидела на полу и смотрела занятия по балету, пока не заканчивался урок. Я думаю, что это меня, наверное, как-то эстетически воспитывало. Особых каких-то физических данных у меня вначале не было. Я прыгала, вертелась, но красоты при этом не было. Так что уроки Кремнева мне очень помогли. За год с половиной я заметно продвинулась вперед, и потом, еще подучившись у Егоровой, я в 14 лет уже работала в «Опера-Комик». Я прошла второй в конкурсе из 200 человек. Работать в кордебалете можно было только с 16 лет, а мне было 14, поэтому меня оформили стажером. Там были легальные контракты, все проходило через синдикат CGT. Я проработала там год и семь месяцев.
Н.Д.Л.-Р. А какую зарплату платили стажеру?
Т.Л.: Половину или даже меньше, я уже не помню. Но в любом случае, это была помощь семье. И Егорова знала, что мне нужно работать, чтобы помочь папе.
Н.Д.Л-Р. И она вас пристроила туда?
Т.Л.: Нет, я сдала экзамен. Но Егорова очень помогла мне пройти конкурс, научив меня танцевать мазурку. Конечно, если вы никогда не учили мазурку, танцевать ее трудно. Возможно, она знала, что на экзамене попросят мазурку, и подготовила меня к ней. Думаю, из-за этого я и прошла… На экзамене я выполнила задания у станка и затем в середине зала, а потом попросили сначала импровизацию, а затем мазурку. И вот с мазуркой у меня не было проблем.
В «Опера-Комик» я работала каждый день во всех операх, которые там шли («Богема», «Тоска», «Лакме» и других), а иногда и в балетах, которые давались в дни коротких опер. Моим сценическим именем в то время было Татьяна Леско. Директором балета в «Опера-Комик» был Константин Черкасс из дягилевского кордебалета (он танцевал «Голубую птицу»). От театра до Тринити было недалеко, и в обеденный перерыв, который длился с 11 до 14 часов, я еще успевала на урок Егоровой, начинавшийся в 11:30. Параллельно я танцевала в труппе «Балет юности» до моего перехода в «Балле Рюс» в 1939 году.
О.К.: Труппу создала Любовь Николаевна Егорова? Кто входил в ее состав?
Т.Л.: Любовь Николаевна составляла труппу из своих лучших юных учеников, 15–16 лет, максимум до 18 лет. Первое выступление, состоявшееся в концертном зале Плейель, имело большой успех. Газеты писали о нас как о «будущем танца». После нескольких представлений труппой заинтересовалась молодая женщина – мадемуазель Дезомбрэ. Она, по-моему, получила наследство и искала, во что его вложить, и учредила такую компанию. У меня сохранился тот контракт. А поэт и искусствовед Жан-Луи Водуайе, автор либретто «Видение розы», нас поддержал. Он даже пригласил меня танцевать в прологе одного спектакля по комедии Мольера «Лекарь поневоле» в театре «Комеди Франсез», где он будет в годы войны генеральным директором. Чтобы расширить репертуар, Егорова пригласила Биргера Бартолина, который поставил спектакль «Классическая симфония» на музыку 1-й симфонии Сергея Прокофьева, а также Бориса Романова для постановки «Выбора невесты».
Труппа просуществовала до 1939 года. Кроме меня в ней начинали: Женевьева Мулин, Людмила Черина (Моник Чемерзин) и ее будущий муж Эдмон Одран (внук композитора Одрана), который трагически погибнет в автокатастрофе в 1950 году, Володя Мешков, Олег и Вася Тупины, Раймон Франкетти, Юлий Алгаров, Жорж (Юра) Скибин – моя первая любовь, сын Бориса Скибина, танцовщика дягилевской антрепризы. Юре тогда было 17 лет, а мне – 14. После войны он женился на Марджори Толчиф.
Н.Д.Л-Р.: Помню я встретил моего дядю Василия Вырубова и Марджори Толчиф, они шли под руку по Grands Boulevards, между собором Мадлен и Оперой. Я почему-то его спросил: «Ну почему вы не взяли метро?» Он ответил: «Я 20 лет как вообще метро не пользуюсь». Мой дядя безумно увлекся Толчиф. А он жил тогда в Аргентине. И много денег заработал на скоте.
О.К.: Марджори Толчиф – первая коренная американка, которая стала première danseuse étoile в балете Парижской Оперы.
Т.Л.: Боже мой, мы были такие юные! И когда гуляли по городу, мой папа шел сзади.
О.К.: Какое прекрасное ощущение юношеского счастья!
Т.Л.: А когда мы должны были ехать на гастроли, папа мне сказал: «Таня, ты теперь поедешь в Австралию на пароходе. Будь осторожна, чтобы не забеременеть».
Наше плавание продолжалось шесть недель. В каждой женской каюте было четыре койки (две внизу и две вверху), место для багажа, шкаф и зеркало. Отдельного душа не было. У мальчиков, кажется, были такие же каюты, только с другой стороны парохода. Ни о каком интиме не могло идти и речи, весь наш флирт происходил на палубе, одной или другой. Но пароход был большой, и в итоге Юра сделал беременной одну девочку. Был большой скандал.
Школа балета в Рио-де-Жанейро
Н.Д.Л-Р.: А кто учился в балетной школе в Рио-де Жанейро – бразильцы или европейцы?
Т.Л.: Бразильцы. Первую школу в Рио открыла в 1927 году Мария Оленева при Муниципальном театре. Вначале были и организационные трудности, и проблемы со здоровьем, вынудившие Оленеву лечиться в Швейцарии, так что регулярные занятия в школе начались только в 1930 году, а официальный декрет мэра об учреждении школы вышел только в 1931-м. Вначале в школе учились замужние женщины, позже появились молодые девушки и даже дети.
Предрассудки в бразильском обществе того времени еще были очень сильны, и балет не воспринимался как серьезная профессия. Первое время Оленева в основном ставила танцы в операх – например, в «Травиате». В году, наверное, 1938-м, когда учеников, в том числе мужчин, было уже достаточно, ей удалось поставить первый балетный спектакль. Когда я приехала в Рио в 1942 году на гастроли с «Оригинальным русским балетом» и познакомилась с Марией Оленевой, то увидела в ее труппе 3–4 талантливых девочек и 2–3 молодых мужчин, танцевавших на достаточно приличном уровне. К сожалению, через два года, когда мы вернулись в Рио с новыми гастролями, ее в театре уже не было. Она уволилась с работы.
Н.Д.Л-Р.: Почему?
Т.Л.: Был скандал из-за того, что она подняла руку на двух девочек, которые опоздали на спектакль, придя в театр уже в антракте перед третьим актом в опере «Травиата», где они должны были выступать. Одна из девочек обвинила Оленеву в том, что она была груба, помогая переодеться в костюмы. Отец этой девочки обратился в суд, и несмотря на поддержку артистов труппы и многих любителей балета, Оленева вынуждена была подать в отставку. Она переехала в 1943 году в Сан-Пауло и начала там работать, руководя недавно открытой при Муниципальном театре Сан-Пауло балетной школой. Когда Мясин приезжал в Рио, а он был здесь дважды, в 1955 и 1956 годах, я возила его спектакли в Сан-Пауло и виделась тогда с Оленевой, почувствовав что-то неладное с ней. А в 1965 году оттуда пришла печальная весть, что она покончила жизнь самоубийством, выбросившись из окна. У нее болела спина, и ей поставили диагноз рак, как позже выяснилось, ошибочный.
В память о своей основательнице школа балета при Муниципальном театре Рио-де-Жанейро получила имя Марии Оленевой (Escola Estadual de Dança Maria Olenewa).
О.К.: А как она попала в Бразилию?
Т.Л.: Она приезжала на гастроли с труппой Анны Павловой.
О.К.: И там осталась?
Т.Л.: Да, остались она и Лаврентий Новиков. На самом деле они хотели остаться в Аргентине, но там не получилось. В итоге Оленева приехала в Рио, где журналист и драматург Мариу Нунес, который был основателем Ассоциации театральных критиков Бразилии, помог ей открыть школу.
Н.Д.Л-Р.: Значит, это, в общем, начало влияния русского балета в Бразилии.
Т.Л.: Да. Когда я оставила «Балле Рюс» в 1944 году, я сначала не работала в театре. Вместе с подругами Анной Волковой и Тамарой Григорьевой, которые тоже остались в Бразилии, я выступала с представлениями в Golden Room – так назывался концертный зал казино-отеля Copacabana Palace. Там собирались сливки местного высшего общества, приглашались самые известные зарубежные музыканты и певцы. Работа в казино давала стабильный заработок до 1946 года, когда азартные игры были запрещены в Бразилии президентом Дутра. В этот период нас изредка приглашали танцевать классический балет. Так, в 1945 мы выступали на организованном для нас и других молодых артистов балета танцевальном фестивале Студенческого союза Бразилии. В том же году в Муниципальном театре Рио я танцевала в «Сильфидах», где у меня был партнер, которому мне приходилось помогать вести меня. В эти же годы я начала заниматься преподаванием, основав собственную академию танца, которая проработает более 50 лет. В 27 лет я возглавила балетную труппу Муниципального театра Рио-де-Жанейро, ставила спектакли, сама выступала солисткой во многих балетах. Были трудности, но были также успехи и свершения, большие творческие достижения бразильского балета тех лет.
O престолонаследии
Н.Д.Л-Р.: Мне хотелось поговорить на тему балета и не только. Оксана, напомните, как вы начали серию интервью о престолонаследии?
О.К.: Я приехала к барону Эдуарду Александровичу Фальц-Фейну взять интервью о Серже Лифаре. Они были большими друзьями. И в течение беседы он спросил меня: «А почему никто в России не пишет о Гоше Гогенцоллерне, который почему-то называет себя Романовым?» Я ему пообещала исследовать этот вопрос. Так цепочка началась от барона Фальц-Фейна, потом присоединился граф Петр Петрович Шереметев, князь Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский, князь Александр Александрович Трубецкой, князь Дмитрий Михайлович Шаховской и Сергей Алексеевич Капнист. У нас получилась серия интервью о престолонаследии, опубликованных в 2015 году. Эти беседы вызвали большой резонанс, давший толчок к изучению вопроса легитимности претензий на русский престол княгини Марии Владимировны Романовой. Сейчас уже много об этом написано. Но, главное, что обещание барону я выполнила.
Т.Л.: Капнист? Я была знакома с его матерью Ольгой Константиновной. Мадам Капнист часто виделась в церкви с тетей Кирой – средней сестрой моей мамы. Они жили тоже в Булони.
Да, проблема престолонаследия очень непростая. А что великий князь Андрей Владимирович, который был женат на Кшесинской?
О.К.: Он был братом великого князя Кирилла Владимировича, который себя объявил блюстителем престола. А вдовствующая императрица Мария Федоровна этого не признала.
Т.Л.: Императрица Мария Федоровна меня крестила 27 февраля 1923 года в соборе Святого Александра Невского на улице Дарю.
Н.Д.Л-Р.: Да, тема о престолонаследии явно мало кого интересует. Но она одна из политических возможностей для Путина продолжить свою власть. Есть такая аксиома, что монархия в России легитимно не была упразднена. Когда Ленин распустил Думу и создал свое первое правительство, оно упразднило монархию. Но так как Ленин создал это правительство незаконно, на штыках матросов, захвативших Таврический дворец, то считается что это не был легитимный акт, и потому монархия продолжается. Но поскольку на сегодня нет ни одного законного наследника мужского пола, не связанного морганатическим браком, то для воссоздания монархии в России нужно созвать Священный совет, как это было сделано во времена Годунова, когда ему передавали власть. И потому есть маленькая партия в России, которая готовит такую возможность, как одну из альтернатив для президента выбрать его монархом. Сделать так, как Франко сделал в Испании. Я не помню, как называется термин, когда он не опекун, а… регент! То есть он будет править через нового монарха. Это одна из версий. И потому, когда Оксана опубликовала серию бесед в журнале «Русская мысль» в Лондоне, сделав интервью с пятью русскими аристократами на эту тему, нас пригласил русский посол в Париже на обед. За столом присутствовал Михаил Швыдкой, который и тогда, и ныне является представителем культуры за рубежом при президенте Владимире Путине. Mы обсуждали эту тему, и он ее потом опубликовал в российской газете. Было принято решение, кого выбрать будущим монархом. Все проголосовали за меня, потому что я самый пожилой. Так что у меня нет шансов продержаться долго, и тогда уже смогут выбрать другого.
Татьяна Лескова остается единственной ныне живущей участницей легендарной труппы «Оригинального русского балета» – ее свидетельства бесценны.
Т.Л.: У вас детей нет?
Н.Д.Л-Р.: Нет. Потому и легко было меня выбрать, потому что детей нет, и возраст. А тогда уже смогли бы договориться, кто им больше подойдет. Вот какие забавные анекдоты.
О.К.: Никита Дмитриевич, берегите себя.
Серж Лифарь
Н.Д.Л-Р.: Когда Вы виделись с Сержем Лифарем?
Т.Л.: В последний раз я встречалась с ним в морском порту Рио, куда зашел пароход из Буэнос-Айреса, которым он плыл во Францию. Меня кто-то предупредил из Буэнос-Айреса, не помню, Тамара или Вася, что пароход на день зайдет в Рио, и я решила встретить Сержа и пригласить ко мне домой. Но он был в плохом настроении, отказался от моего приглашения, и мы просто прогулялись там, рядом с портом. Я тогда впервые увидела его подругу Лиллан Алефельд. Я где-то читала, что у них не было никаких физических отношений. Что он никогда до нее пальцем не дотронулся.
Н.Д.Л-Р.: Извините, но я как очевидец хочу возразить. Они у нас сидели рядышком на диване, и он ласково поглаживал графиню Алефельд по руке. Меня тогда поразило, как нежно он к ней относился. И по воспоминаниям барона Фальц-Фейна, когда он устал от графини, то отправил ее к Лифарю.
О.К.: Она была его подругой, он говорил «она была моей подружкой». А потом добавил, что, поскольку Лифарь был его другом, и знал, что ему нужна женщина, которая могла бы заварить ему чашечку чая, поэтому барон их свел. Графиня Алефельд была дамой амбициозной, для жизни искала личность известную. Поэтому это был дружественный и счастливый симбиоз. Они были нужны друг другу.
Т.Л.: Лифарь много сделал для французского балета, фактически возродив его былую славу. Ведь он очень молодым возглавил балетную труппу Парижской оперы, став одновременно главным балетмейстером, хореографом и ведущим танцовщиком. Я танцевала с ним в балете «Сильфиды» в 1939 году, когда он организовал в Лувре выставку и музыкальный вечер в память 10-й годовщины смерти Сергея Дягилева. Кстати, в анонсе того спектакля я впервые появилась как Таня Лескова. Эта афиша у меня хранится до сих пор. Оставшись в годы войны в оккупированном немцами Париже, Серж Лифарь не только уберег балет от гибели, но и помог спастись многим французам. Вы знаете, могила Сержа всегда в цветах. Всегда.
Н.Д.Л-Р.: На Сен-Женевьев-де-Буа?
Т.Л.: Да.
О.К.: Помню, барон Фальц-Фейн говорил, что Лифарь хотел быть похороненным «со своей подружкой Коко Шанель» в Лозанне. Они были большими друзьями. Но графиня похоронила его на Сен-Женевьев-де-Буа.
Т.Л.: Насчет Коко Шанель я сомневаюсь. Скорее всего, Лифарь хотел бы быть похороненным рядом с могилой Сергея Дягилева, которого Коко Шанель с Мисей похоронили на кладбище Сан-Мигеле в Венеции. Но на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа похоронены многие знаменитые русские артисты и деятели искусств, так что это было правильное решение графини Алефельд.
Н.Д.Л-Р.: Я не знал…
Т.Л.: Она маленькая была, но хорошенькая. Хорошо помню эту встречу в порту, когда их пароход зашел в Рио по пути во Францию.
О.К.: Вы понимаете, как бесценные свидетельства того далекого прошлого. Как изменилось сегодняшнее поколение…
Т.Л.: Потому что нет ярких личностей. Я родилась в 1922 году. Стиль ар-нуво, эпоха модерна. И это были золотые годы балетного искусства.
Н.Д.Л.-Р. Значимые личности в Европе в 20-30-40-х годах! Какое сочетание литературы, искусства, науки…
Т.Л.: Было бы хорошо, если бы вы приехали в Бразилию. У меня большой материал рецензий из Вашингтона, Чикаго, Канады. У меня есть несколько альбомов «Ballet Russe» из Мексики о наших гастролях, проходивших там в 40-х годах.
