Дар осознанного служения великим изгоям был ниспослан французу Ренэ Герра свыше, подобно монастырскому послушанию в том великом Ордене творцов русской культуры, куда он был принят как свой, пусть и не по рождению, а по духу
Александр Сенкевич
Радость сердцу и уму
Первые вышедшие в свет два тома четырехтомного сочинения известного французского слависта Ренэ Герра необычны как по виду, так и по содержанию. Каждый из них весом чуть более пяти килограммов и по первому впечатлению напоминает собой квадратный (тридцать на тридцать сантиметров) короб бордового цвета, облаченный в черный футляр из картона.
То, что представил Ренэ Герра на всеобщее обозрение, иным словом как перлы книжной графики не назовешь. Отлученные от Родины художники, ее сыны и дочери, находясь на протяжении более полувека на чужбине, в грязь лицом не ударили, русское искусство не посрамили.
Глядя на эти уже существующие во плоти два солидных тома, вспоминаю семейную реликвию – небольшой деревянный сундучок моей прабабушки, сработанный в начале прошлого века каким-то умельцем из городка Макарьева на реке Унже. В годы моего детства и юности он долгое время стоял на небольшом столике в углу комнаты. В нем хранились семейные реликвии.
Открыв первый том этого монументального труда и перелистывая его страницы, я вдруг понял, что слово «короб» не совсем подходит для обозначения того, что в нем содержится. Необходимо другое, более возвышенное и точное слово. И оно в русском языке существует. Это слово «ларец». Именно ларец из волшебных русских сказок, хранящий в себе невиданные сокровища.
Поражает масштаб проделанной Ренэ Герра работы. В его многостраничном труде около десяти тысяч иллюстраций (в том числе и цветных), от красоты которых замирает дух. Они отобраны из более чем четырех тысяч книг и оцифрованы с помощью сканера.
Монументальный труд французского слависта по своему жанру – энциклопедия, содержащая краткие биографии тех талантливых живописцев и графиков, кто оформлял внешний вид книги и облекал прочитанное в собственные художественные образы. Ведь иллюстрации – это визуализация текстового содержание.
Во всем четырехтомнике представлено ни много ни мало четыреста двадцать два художника, оказавшихся вне родины и не обменявших свой волшебный дар на что-либо другое, более заземленное и выгодное. Однако это не обычная энциклопедия, отличающаяся сухой академичностью. От такой энциклопедии у Ренэ Герра остался разве что алфавитный принцип расположения материала. Начинается первый том с художника Андрея Николаевича Авинова (1884–1949), а заканчивается в четвертом томе Александром Евгеньевичем Яковлевым (1887–1938). И на этом формальном принципе сходство исчерпывается.
Точное изложение фактов в вводных к каждому художнику статьях окрашено эмоциями Ренэ Герра. Иначе говоря, информация, получаемая читателем из труда французского слависта, одухотворяется и оживает благодаря его морально-нравственным оценкам и сентенциям. Создается даже впечатление, что он рассказывает не только чужую, но отчасти и собственную, пережитую им одиссею. Такая его сопричастность непростой жизни изгнанников вполне объяснима. Общение Ренэ Герра с ними было постоянным и многолетним.
Назову не всех, а некоторых из тех друзей и знакомых Ренэ Герра, чей вклад в искусство книги представлен на страницах четырехтомника. Это Юрий Павлович Анненков (1889–1974), Марк Захарович Шагал (1887–1985), Дмитрий Дмитриевич Бушен (1893–1993), Сергей Иванович Шаршун (1888–1975), Павел Андреевич Мансуров (1896–1983), Михаил Федорович Андреенко (1894–1982), Константин Андреевич Терешкович (1902–1978), Лев Васильевич Зак (1892–1980), Сергей Петрович Иванов (1893–1983), Николай Иванович Исцеленнов (1891–1981), Мария Александровна Лагорио (1893–1979), Анна Андреевна Дюшен-Волконская (1891–1992), Даниил Андреевич Соложев (1908–1994), Николай Александрович Исаев (1891–1977), Пьер Ино (Петр Владимирович Вычегжанин, 1909–1989), Александр Борисович Серебряков (1907–1995), Анна Георгиевна Старицкая (1908–1981), Елена Федоровна Рубисова (1897–1988), Олег Александрович Цингер (1910–1997), Филипп Осипович Гозиасон (1898–1978), Илья Михайлович Зданевич (Ильязд, 1894–1975), Андрей Иванович Ланской (1902–1976), Ростислав Мстиславович Добужинский (1903–2000), Кирилл Александрович Арнштам (1919–2020), Сергей Львович Голлербах (1923–2021).
На первых страницах первого тома в иллюстративном приложении к вводной статье автора «Вклад художников зарубежной России в искусство книги: 1920–1970 гг.» приводится обширный фотоматериал, свидетельствующий о личных контактах и многолетних дружеских отношениях Ренэ Герра со всеми из только что названных мною мастеров.
В той же статье он пишет: «Художникам обживаться во Франции было намного проще, чем русским писателям и поэтам-эмигрантам. Изобразительное искусство, как и музыка, наднационально и в переводе не нуждается, предпочитая находиться вне идеологических барьеров. Мастерам изобразительного искусства России было проще заводить деловые и творческие связи (впрочем, не без усилий с их стороны), легче было пройти сложный процесс адаптации к новой жизни. Но несмотря на объективные трудности, они сумели и на чужбине не только включиться в художественную жизнь Запада, но и создать новые направления в живописи. И все это им удалось сделать благодаря своему таланту и мастерству. Потеряв родину, они завоевали себе новое место под солнцем, используя для этого все достижения европейской культуры. Не теряя своей самобытности, сохраняя во многом уникальный образ мышления, язык, высокую духовность, они добились признания в чужой стране, известной всему миру как образец верности культурным традициям, и они стали звездами на артистическом небосклоне Парижа. Несмотря на то, что ни Европа, ни даже приютившая их Франция не могли, разумеется, заменить художникам-эмигрантам потерянную родину, все же западный образ жизни и западные реалии оказались для русской творческой интеллигенции весьма ценными и поучительными».
Проделанную Ренэ Герра многотрудную работу о русских художниках-иллюстраторах, оказавшихся вне России, было бы по силам выполнить разве что коллективу ученых Государственного института искусствознания Министерства культуры РФ. Французскому слависту удалось начать и завершить этот труд практически в одиночку.
Для того чтобы собрать столь обширный иллюстративный материал, Ренэ Герра потратил большую часть своей взрослой жизни. Огромную техническую работу взяла на себя его жена Ирина Палабугина, которой посвящен этот многолетний труд.
Издание таких объемных и монументальных книг осуществил Балтабек Мукашев, предприниматель из Казахстана. Почему он это сделал, сам спонсор объясняет в преамбуле к четырехтомнику: «С детства я любил подолгу рассматривать репродукции картин самых разных художников в журналах, учебниках, книгах нашей семейной библиотеки. С взрослением формировались интересы. В служебных поездках по странам мира я всегда с удовольствием знакомлюсь с культурой и искусством, уникальными местами и музеями. Одним из значимых периодов русского искусства для меня является период Серебряного века, театральной и художественной деятельности “Мира искусства”, В. Серова, К. Сомова, М. Добужинского, А. Бенуа и др. Эстетизм, изысканность формы, внимание к цветовому пятну, увлеченность линией, наконец, артистизм исполнения вызывают у меня “радость смотрения”, особого рода отдых для души и глаз. Знакомство с Ренэ Герра, говорящим по-русски лучше многих русских, глубоким знатоком и коллекционером русской культуры, стало приятным событием и продолжением истории погружения в искусство. Надо отдать должное заслугам этого человека: в течение нескольких десятилетий в непростых условиях Р. Герра собирал по крупицам сведения о жизни и творчестве писателей, покинувших Россию после 1917 года, тем самым сохранив мощный пласт культуры этой страны за рубежом. Мне импонировала его страсть собирательства и огромное желание показать миру потенциал и самобытность нескольких поколений художественной элиты, внесших значительный вклад в развитие мирового искусства. Со многими из эмигрантов Ренэ был лично знаком и даже дружен, что позволило собрать уникальные факты их биографий, а также коллекцию картин и книг, лучшую в мире».
Конкретизирую сказанное Балтабеком Мукашевым. На протяжении более чем пятидесяти лет Ренэ Герра упорно и скрупулезно собирал все, что имеет отношение к художественному и духовному наследию Русского Зарубежья: живописные и графические работы, книги, журналы, газеты, письма, рукописи, фотографии. В его закромах более ста тысяч единиц хранения.
Вот что ответил Ренэ Герра на мой вопрос, с чего началось его увлечение собирательством книг с иллюстрациями художников зарубежной России: «Больше полувека назад на книжном развале в Париже я купил книгу Александра Блока “Двенадцать” на французском языке, изданную в 1923 году. Меня тогда поразили иллюстрации Юрия Анненкова. Позже я нашел перевод книги Федора Достоевского “Скверный анекдот”, изданную в Париже в 1945 году с его же потрясающими иллюстрациями. Весной 1969 года в телефонном справочнике я нашел номер Юрия Анненкова и без всякой рекомендации ему позвонил. Он меня сразу пригласил в мастерскую на улицу Первого похода, 31-бис. Наша первая встреча длилась часа два, и он мне показал еще другие иллюстрации для французских изданий. Я был потрясен, а Юрий Павлович обрадовался, что французский славист, аспирант Сорбонны, заинтересовался его творчеством».
Кто же вы, месье Герра?
Впервые я услышал о Ренэ Герра в начале 90-х годов в Париже от Татьяны Ивановны, одной из прихожанок православной церкви Трех Святителей и Тихона Задонского, расположенной в 15-м округе, в помещении бывшего гаража, по адресу 5 rue Pétel. Она восторженно рассказала мне о некоем человеке, обладателе огромного собрания картин и книг русских художников и писателей, оказавшихся волею судеб за пределами родной страны. По ее словам, несмотря на то что он выдает себя за француза, русский язык изобличает его как уроженца России. Иначе говоря, этот человек вовсе не француз, а не кто иной, как баснословно богатый Ромка Герасимов, непонятно как появившийся во Франции. Предполагают, что родом он из Одессы. О чем, как отмечают сторонники этой легенды, красноречиво свидетельствует его русский язык, в котором иногда возникает украинский говорок и к тому же встречаются всякие одесские, не совсем благопристойные выражения. Может быть, он цыганский барон или кто-нибудь еще, но никак уж не французский интеллектуал с помещичьей родословной. Вот такую таинственную историю о Ренэ Герра я услышал двадцать восемь лет назад в прекрасном городе Париже.
Как видим, легенда о графе Монте-Кристо до сих пор не устарела. Более того, рассказанная мне история, как я убедился в дальнейшем, мало у кого из обывателей российского происхождения, проживающих в Париже, вызвала сомнение в своей правдивости. Не изменившись по сути, та же история несколько осовременилась, приобрела с годами черты политического детектива. Так, один вполне респектабельный московский писатель три месяца назад в кругу коллег по перу самонадеянно и с убежденностью в своей правоте настаивал на том, что этот Ромка Герасимов был внедрен советской внешней разведкой во французский истеблишмент чуть ли не с ясельного возраста.
В свое время чтимый мною Френсис Бэкон толково объяснил (лучше не скажешь), какую неразбериху в умах людей создают персонажи, подобные моему литературному собрату. Впрочем, сказано это было по другому поводу и в другую историческую эпоху: «Ничто так не вводит в заблуждение и не задерживает в продвижении вперед, как самонадеянность, которая всему придает вид достоверности».
Так что же было на самом деле? Откуда у коренного француза такой великолепный, лексически богатый русский язык, заставляющий некоторых моих соотечественников думать, что он уроженец России?
Попытаюсь вкратце рассказать, при каких обстоятельствах и когда именно это чудо произошло.
Все началось с осеннего дня 1957 года, когда Ренэ, одиннадцатилетний французский мальчик из состоятельной семьи, проживавший на Лазурном берегу, по воле случая познакомился с русскими людьми. С теми, кого французы называли «белыми русскими» и считали отщепенцами. Не то чтобы к этим людям относились как к прокаженным, но особенно с ними не церемонились. А вот общение юного Ренэ Герра с новыми знакомыми произвело в его сознании настоящий переворот. Его поразило присущие этим людям радушное обхождение, соединенное с милым, каким-то младенческим простодушием и деликатной душевностью. Он сразу и навсегда привязался к русским. Через них он полюбил не только их язык и культуру, но и Россию. И полюбил не на короткий срок, а на всю жизнь. На появление привязанности к этим изгнанникам, как я предполагаю, повлияло также и чувство сострадания к ним. Ведь на их долю пришлись немалые лишения и несчастья.
Способность к изучению иностранных языков проявлялась у Ренэ Герра и прежде, еще до судьбоносной встречи и дружбы с русскими людьми. Он уже читал по-латыни и неплохо говорил по-немецки. Вскоре начал довольно бойко изъясняться по-русски, а еще через год и писать кириллицей. Тут я уточню, что писал он, как его научили новые друзья, по старой, дореволюционной орфографии. Первая его учительница русского языка была родом из Киева. От нее-то и остался в его русском языке легкий украинский говорок. А к русской поэзии его приобщила поэтесса Екатерина Леонидовна Таубер-Старова (1903–1987), жившая до эмиграции в Харькове. В 1958 году она получила место преподавателя в местном лицее Карно. Ренэ Герра стал ее любимым учеником, а она для него – духовной матерью.
Екатерина Леонидовна познакомила его со священником Николаем Соболевым (1880–1963) настоятелем русской православной церкви Св. Архистратига (Архангела) Михаила в Каннах. До появления во Франции отец Николай принимал участие в Гражданской войне, был офицером Донского войска, также как и иконописец, регент его церкви, выпускник Атаманского военного училища, казак Дмитрий Антонович Косоротов (1900–1980). В годы Второй мировой войны он укрывал от оккупантов еврейские семьи, сотрудничал с Красным Крестом.
Е. Л. Таубер познакомила Ренэ Герра с жившей в Ницце Татьяной Александровной Смирновой-Макшеевой (1890–1982), писательницей, поэтессой. В 1982 году он издал ее книгу «СПб. Екатерининский институт: воспоминания. 1900–1906 гг.».
В своем детстве и юности Ренэ Герра перезнакомился со многими русскими, жившими на Лазурном берегу. С писателем Сергеем Ивановичем Мамонтовым (1898–1987), царским офицером, воевавшим в Гражданскую войну в Первой конно-горной батарее генерала М. Г. Дроздовского. Он читал Ренэ Герра отрывки из своей книги воспоминаний «Походы и кони», которая была издана в Париже издательством «ИМКА-ПРЕСС» в 1981 году. Вторую книгу своего друга «Сказание» Ренэ Герра издал в своем издательстве «Альбатрос» (Париж, 1986). Интересным собеседником и учителем русского языка стал для него и живший неподалеку от его дома князь Александр Сергеевич Гагарин (1879–1966), поручик Кавалергардского полка, общественный и церковный деятель. Он был церковным старостой храма Св. Михаила в Каннах. Нельзя не упомянуть также о пребывании Ренэ Герра в 1962 и 1963 гг. в летнем лагере «Русского студенческого христианского движения» во французских Альпах. Там он познакомился и подружился с Владимиром Николаевичем Ильиным (1890–1974), человеком разнообразных дарований, известным богословом, философом, литературоведом, композитором, музыковедом, историком культуры, общественно-церковным деятелем.
Нет ничего тягостнее, чем навсегда расставаться с вновь обретенными друзьями. В юности это чувство утраты переживается особенно остро. Покидая летний лагерь в Альпах, Ренэ Герра и предполагать не мог, что вскоре увидит двух из своих новых друзей среди студентов Национального института восточных языков и цивилизаций при Сорбонне, куда он также поступит осенью 1963 года.
Дальше жизнь будущего слависта Ренэ Герра пойдет по накатанной колее. Учебный курс, рассчитанный на три года, он сократит до двух. Его круг общения с русскими эмигрантами стремительно расширится. В конце концов он сердцем и душой прикипит к русской культуре в изгнании. Более того, станет ее мужественным защитником и заботливым хранителем.
О том, как защитник побежденных оказался победителем
Ренэ Герра – не только единомышленник художников и писателей первой и второй волн русской эмиграции, но – совершенно очевидно – их заступник перед вечностью, гарант их бессмертия. Именно он, молодой выпускник Сорбонны, собрал многих из них, живших в Париже и его окрестностях, за обеденным столом в своем доме в Медоне. Воссоздал там атмосферу единения людей якобы с «опозоренной жизнью», помог им в меру своих сил и возможностей освободиться от удручающего осознания собственной ненужности и прийти к пониманию своей мессианской роли в возрождении русской культуры в будущем. Чтобы поступить подобным образом, необходимо было любить, понимать и ощущать красоту того русского культурного мира, который называют Серебряным веком и который продолжился за пределами России.
Назову имена писателей, составивших круг общения Ренэ Герра. Некоторые из них стали его друзьями. Это Борис Константинович Зайцев (1881–1972), Ирина Владимировна Одоевцева (1895–1990), Георгий Викторович Адамович (1892–1972), Владимир Васильевич Вейдле (1895–1979), Юрий Константинович Терапиано (1892–1980), Яков Николаевич Горбов (1896–1981), Леонид Федорович Зуров (1902–1971), Владимир Сергеевич Варшавский (1906–1978), Николай Николаевич Туроверов (1899–1972), Николай Николаевич Евсеев (1891–1974), Зинаида Алексеевна Шаховская (1906–2001).
Что ни имя – событие! И каждый из них, как никто другой, своей жизнью подтвердил наблюдение Велимира Хлебникова: «Творчество – разность между чьим-нибудь счастьем и общим несчастьем».
Дар осознанного служения великим изгоям был ниспослан французу Ренэ Герра свыше, подобно монастырскому послушанию в том великом Ордене творцов русской культуры, куда он был принят как свой, пусть и не по рождению, а по духу. Иначе, как Божьим промыслом, нельзя объяснить, почему уже столько лет он тратит свою жизнь, душевные силы и немалые деньги на поиски, собрание и сохранение художественного и литературного наследия русской эмиграции.
Ренэ Герра оказался родным человеком для русских изгнанников, ощутивших свое сиротство вне отечества, среди чужой жизни и чужих людей. Они были объявлены персонами нон грата у тех, кто по долгу своей профессии должен был изучать их творчество – у французских русистов. Для этой, левой по взглядам профессуры, обращать внимание на то, что появлялось из-под пера «этих бывших», непримиримых врагов большевистской диктатуры, считалось бессмысленной тратой времени, ретроградной позицией, марающей репутацию прогрессивного ученого. И среди подобных трубадуров социалистического реализма Ренэ Герра оказался белой вороной. Понятно, что ни на какую толерантность с их стороны ему рассчитывать не приходилось. Они травили и шпыняли его по разным поводам и причинам как могли. Он устоял. Недаром сызмальства был воспитан своей семьей в недоверии ко всяким «благодетелям человечества».
В творчестве русских изгнанников он ощущал атмосферу настоящей привольной жизни. Тот необходимый для высоты духа воздух свободы, который не существовал на их родине. Вот почему он так нуждался в общении с этими людьми и считал их творения значительными, продолжающими гуманистическую традицию великой русской культуры. В конце концов он полюбил их всей душой, а они платили ему тем же.
Однако, чем разнообразнее и богаче становилось собрание его книг, архивных материалов, произведений живописи и графики, тем чаще вокруг него возникали всякого рода интриги и неприятности. Но он преодолел их, о чем свидетельствует издание в России многих его книг и начавшаяся публикация труда всей его жизни – четырехтомника. От себя добавлю: Ренэ Герра часто чувствует себя Дон Кихотом Ламанчским, готовым вступить в сражение с ветряными мельницами. Не по нутру ему, ведущему свою родословную от альпийских горцев, совет древнегреческого философа Диогена: «С правдой надо жить, как при огне: ни сильно приближаться, чтоб не ожег, ни далеко отходить, чтобы холодно не было».
Что ни говорите, а чудеса в мире иногда происходят. Наперекор предсказаниям «здравомыслящих» коллег Ренэ Герра, победителем оказался он, а не его гонители!
Этот триумф здравого смысла предвидел в 1937 году Владимир Васильевич Вейдле (1895–1979), критик, историк искусства, публицист. Вот о каких опасностях он пророчески предупреждал в статье «Три России», опубликованной в 65-м номере литературного журнала русской эмиграции «Современные записки», выходившем в Париже: «Вертикальная культура русского образованного общества уничтожена, но уничтожается и горизонтальная культура народа в ее религиозной и бытовой основе. Всеобщая грамотность, как известно, вполне совместима с всеобщим варварством и чтение Пушкина – с непониманием азбуки его искусства. Когда культурная преемственность так порвана, как в России, таким повальным истреблением или изгнанием ее носителей, – ее восстановление будет во всяком случае очень трудным. Оно станет невозможным при дальнейшем воспитании молодежи в духе партийной дисциплины, технического идолопоклонства. Одно из двух – или что-то такое случится с Россией, что ее воссоединение с прошлым в последнюю минуту все-таки произойдет, или и в самом деле она перестанет быть Россией. У современной Греции не много общего с Грецией Платона, у будущей России может оказаться еще меньше общего с Россией Пушкина. Имя останется, быть может, и официально будет ей возвращено – но по праву оно принадлежит чему-то иному, не территории, не стольким-то миллионам людей, а всему тому, что было создано, всему, чем она жила. Что бы ни ждало впереди – мы знаем, что это было».
Наперекор пессимистическим прогнозам «что-то такое» с Россией все-таки произошло. Неожиданно для всего мира. И тут-то собирательство Ренэ Герра пришлось очень кстати. По крайней мере, как пример для подражания. Ведь обращение к вере предков, культуре дореволюционного времени и Русского Зарубежья – необходимые шаги к успешному возрождению попранной нравственности. Четыре тома «Художники Русского Зарубежья в искусстве книги» относятся к тем книгам, которые объединяют людей, а не растаскивают их в разные стороны и по разным углам.
Издательский дом «Русская мысль» поздравляет Ренэ Герра с 75-летним юбилеем
Дорогой Ренэ Герра!
Примите наши искренние пожелания крепкого здоровья, бесконечного счастья, неиссякаемой энергии и дальнейших успехов в Вашем благороднейшем деле сохранения и популяризации культурного наследия русской эмиграции.
