«Умный дурак» Петра Великого

0
VN:F [1.9.16_1159]
Rating: 0 (from 0 votes)

 Малоизвестные страницы русской истории

 Олег Озеров


 Общеизвестно, что почти у всех русских монархов до конца XVIII века были свои шуты, карлики или фигляры, призванные не только забавлять монарха, но и выводить его из состояния печали или глубокого огорчения. У Ивана Грозного, к примеру, шутом был некий Осип Гвоздь, удивительно преданный царю и переживавший с ним все невзгоды.

 Но одной из известнейших фигур такого рода в русской истории был шут Петра Великого – Иван Балакирев: он играл немаловажную роль при дворе и пользовался большой милостью у императора.

 Балакирева называли «самым умным дураком в империи»: о нем знала вся страна. Он пользовался огромной популярностью и много десятилетий спустя после смерти Петра I; ему приписывали множество анекдотов, издавали целые сборники его шуток и проказ, но, как полагал французский писатель А. Газо, крупнейший специалист по истории шутовства и скоморошества, все эти публикации были по большей части спекуляциями: имя Балакирева использовалось лишь для привлечения публики – такие книги быстро раскупались.

Иван Емельянович Балакирев был сыном обедневшего новгородского дворянина. По обычаю того времени его вытребовали на службу в Петербург вместе с десятками других бедных дворян. В столице его свели с камергером императрицы Екатерины, и тот взял его во дворец камер-лакеем. Однако Балакирев недолго оставался в этом качестве. При дворе сразу оценили его острый язык и быстрый ум: стало понятно, что Балакирева лучше использовать в качестве шута, нежели лакея.

Петр полюбил его за веселость, остроумные ответы, мгновенную реакцию на нерадивость, тупость или ханжество некоторых придворных. Заметим, что после смерти Петра Великого он, хотя и с долгими перерывами, оставался дворцовым шутом примерно два десятилетия.

 Одним из важнейших качеств Балакирева, высоко оцененных окружением императора, было его поразительное умение смягчать гнев Петра I своими шутками, спасая тем самым тех, кто попал Петру под горячую руку. Он нередко просил за опальных, причем всегда находил такую форму обращения к царю, которая не вызывала у него раздражения. Вместе с тем известно, что Балакирев нередко зло высмеивал чванных или корыстолюбивых вельмож. Они бежали жаловаться на шута императору, на что Петр обычно говорил им: «Что мне с ним делать? Ведь он шут, не обращайте на него внимания».

         Легко сказать «не обращайте внимания»! Многие эпитеты, которыми шут награждал придворных, становились известными не только во дворце, но и во всей столице. Одного он назвал «сорокой-воровкой», другого – «хромой лошадью». Понятно, что придворные, которых он высмеивал, относились к шуту не только с опаской, но порой и враждебно.

         А. Газо приводит такую историю: однажды Петр, приехав в провинциальный город, обратил внимание на то, что строительство одного из служебных зданий идет слишком медленно. Он приказал привести к нему чиновника, который осуществлял контроль за строительством. Нередко аудиенции такого рода заканчивались не только увольнением, но и жестокими побоями. В данном случае и то, и другое было бы незаслуженным: Балакиреву и другим придворным рассказали, что строительство замедлилось не из-за нерадивости чиновника, а потому, что необходимые материалы доставлялись на стройку с большим опозданием и ускорить этот процесс не было никакой возможности.

         Балакирев решил спасти беднягу и от увольнения, и от побоев. Едва чиновник вошел в кабинет Петра, как шут набросился на него, опрокинул на пол и стал делать вид, что бьет его, а потом поднял и вытолкнул за дверь со словами: «Хорошо, что ты мне первому попался в руки, а если бы попался к Алексеевичу, то твоим ребрам было бы очень больно»!

         Подобное поведение шута поразило императора, но он решил разобраться. Царь велел снова призвать чиновника, спокойно расспросил его о причинах задержек в строительстве и затем отпустил, сменив гнев на милость.

Александр Меншиков

Еще одна невыдуманная история про хитроумное вмешательство Балакирева связана со вдовой весьма заслуженного чиновника, оставшейся после его смерти практически без средств к существованию. Она обращалась в Сенат с просьбой о получении пенсии за мужа и каждый раз слышала от секретаря один и тот же ответ: «Приди завтра!»

Балакирев, будучи человеком добрым от природы, решил помочь бедной вдове. Он попросил ее одеться во все черное, а потом собственноручно пришпилил к ее платью множество ярлыков, на которых было написано «Приди завтра!». Зная, где Петр будет выходить из здания, он велел вдове ожидать императора в прихожей.

         Петр не мог не обратить внимания на странный наряд вдовы и, естественно, спросил: «Что это значит?»

 Шут, вертевшийся рядом, тут же ответил:

– Завтра сможете узнать об этом, ваше императорское величество, завтра!

– Не завтра, а сейчас хочу узнать об этом! – загремел Петр.

– Мало ли чего мы хотим, да все не так делается, – возразил Балакирев. – Пойди прежде в Сенат, да спроси, государь, секретаря; если он не скажет тебе «Приходи завтра», то сегодня узнаешь, что это такое.

         Петр догадался, в чем дело. Войдя в Сенат в сопровождении вдовы, он грозно спросил у секретаря: «О чем просит эта женщина в черном платье?»

         Тот смутился, но вынужденно признался, что эта вдова ходит давно, но, дескать, у него не было времени доложить об этом деле. Петр принял довольно необычное решение: он приказал отдать вдове годовое жалованье секретаря. После этого случая ни в Сенате, ни в Коллегии долго не звучали слова «Приходите завтра».

         Эти истории изложены в книге А. Газо «Шуты и скоморохи всех времен и народов», изданной во Франции в 1894 году и переведенной писательницей и переводчицей Н. Федоровой тремя годами спустя; книга эта была переиздана в России совсем недавно, так что сегодня о Балакиреве уже знают многие.

Но об этом необычном человеке писал также и голландский историк XVIII века Рууд Керревелд, якобы знакомый с Петром I и долгое время собиравший факты из его биографии. В его книге «Необычные биографии» приводится история, которая в полной мере характеризует характер и способности к розыгрышам шута императора.

Балакирев был на дружеской ноге с любимцем и ближайшим сподвижником Петра – князем Меншиковым. Но при этом он хорошо знал натуру князя, не упускавшего случая увеличить свое состояние или получить какую-либо иную выгоду всеми возможными способами. Балакиреву рассказали, что известный голландский портретист Томас ван дер Вилт предложил написать портрет Петра Великого, а Меншиков, которому пришло письмо от художника, тут же начал сам переписываться с ним, пытаясь договориться, чтобы художник, находясь в Петербурге, написал и его портрет. Иначе, говорилось в ответном письме Меншикова, никакой речи о портрете Петра и о достойной оплате за него быть не может. Художник согласился.

Балакирев решил подшутить над Меншиковым. Прежде всего он договорился с немецким художником Таннауэром, работавшим тогда над парадным портретом дипломата графа Петра Толстого в его дворце. Графу пришлось срочно выехать за границу, и в ожидании его возвращения художник писал этюды с членов семьи графа.

Балакирев встретился с Таннауэром и попросил написать картину размером два аршина на аршин, на которой будет карикатурное изображение Меншикова – с козлиными ножками, рожками и рыжеватой бородкой. Он клялся Таннауэру, что имя автора портрета никогда не станет достоянием гласности, и обещал, что обеспечит художнику, когда тот закончит портрет графа Толстого, новые заказы через своих многочисленных знакомых в Петербурге.

Таннауэр, зная влияние Балакирева на императора, заказ шута выполнил за три вечера и даже не взял у него денег. Затем приятель Балакирева написал письмо Томасу ван де Вилту от имени Меншикова, в котором сообщал, что приезд художника в Петербург следует на время отложить, так как император будет длительное время серьезно занят. Меншикову же было отправлено письмо с сообщением, что художник приедет в Петербург через два месяца.

Вскоре император отправился в летние лагеря на стрельбы. Меншикова он оставил в Петербурге заниматься делами Сената. Князь был на заседании в Коллегии, когда ему сообщили, что голландский художник прибыл и что он будет писать портрет князя в доме некоего фон Раппе. Тот приходился родственником Балакиреву: был женат на двоюродной сестре его жены. Назначили день, когда князь будет позировать художнику.

Все, что происходило потом, стало поистине великолепным спектаклем, который устроил Балакирев. Князя Меншикова предупредили, что художник терпеть не может, когда за ним наблюдают в ходе работы, что мастер будет сидеть за ширмой и смотреть на позирующего через небольшое отверстие. Балакирева загримировали, приклеили ему усы и бороду, надели на него огромный седой парик и длинный серый балахон, и он устроился за ширмой у мольберта, освещенного свечами, и стал делать вид, что орудует кистью. Балакирев голландского языка не знал, но время от времени произносил фразы на голландском вроде «Голову чуть правее» или «Выше лоб». Спустя два часа Меншикова с почетом проводили до кареты, сообщив, что портрет, когда мастер его закончит, будет отправлен во дворец князя на Васильевском острове; император будет приглашен для лицезрения портрета, и, если он ему понравится, художник приступит к работе и над портретом государя Петра Алексеевича.

Балакирев в обычном костюме

Петр вернулся через два дня. Камер-лакей, по просьбе Балакирева, передал ему, что на следующий день его ждут во дворце Меншикова, тогда еще не полностью законченном, но декор Большого (Ассамблейного) зала был уже завершен. Туда, как сказали императору, будет доставлен портрет князя, сделанный великим голландским мастером.

Зал был убран цветами, горело множество свечей. Балакирев, одетый не в свою обычную шутовскую одежду с колпаком, а в щегольскую одежду по последней моде, внес в гостиную картину, завернутую в красное покрывало, и установил ее на мольберт. Когда император подошел, Балакирев сдернул покрывало и исчез за дверью.

Император разразился громовым хохотом. То, что на холсте был изображен Меншиков, не вызывало сомнений: его тонкие усики, белый мундир, расшитый золотом, его синяя перевязь, его большие звезды на груди и белый парик – все было на месте. Но из штанов торчали козлиные ножки, а из роскошного парика росли рога. Один глаз был прищурен: князь всегда прищуривался, когда готовился высказать нечто важное. Таннауэр это знал, потому что раньше встречался с Меншиковым.

– Вот это портрет! – вопил император, буквально подпрыгивая на месте от восторга. – Вот как твое нутро распознали, Алексашка! Вот истинное-то лицо твое!

Когда подошедший к мольберту князь увидел картину, он сначала страшно разгневался, поняв, как его одурачили, но в конце концов тоже расхохотался, настолько забавным показалось ему то, как его изобразили. Потом он картину забрал и, видимо, сжег, потому что о ней никто никогда больше не слыхал.

Петру стиль Таннауэра понравился, и тот даже написал по его заказу несколько картин. А Балакиреву Петр подарил золотую табакерку – за то, что шут так его развлек после тяжелых дней на стрельбище.  Что касается Александра Меншикова, то он императорского шута за его дерзкую выходку простил, но на ухо ему прошептал, что, если тот еще раз выкинет нечто подобное, он его выкрадет и собственноручно утопит в болоте.

VN:F [1.9.16_1159]
Rating: 0 (from 0 votes)

Комментарии закрыты.