Фрагменты из книги К.В. Ткаченко «Частная жизнь Есенина»
Судьба наградила Есенина уникальным творческим даром и это позволило ему стать великим русским поэтом.
Внешне Есенин всегда выглядел моложе своих лет. В 20 лет, уже находясь в Петербурге, он, по воспоминаниям современников, выглядел 15-летним мальчишкой. А в это время у него уже подрастал сын Юра, а сам поэт был занят размещением подборок своих первых ярких, удивительно сердечных стихов в петербургских журналах. У него было приятное мальчишечье лицо с доверчево-наивными глазами, смотревшими из-под курчавых белокурых волос.
В том же 1915 году в молодом Есенине было еще много мужицко-детского и не развернувшейся удали – тоже ребяческой. Его называли: «Богатый талантами, почти мальчик». Через пять лет, весной 1920 года, в 24 года, Есенин выглядит юношей 17–18 лет, хотя он уже отец двоих детей. С молодых лет у Есенина начала проявляться раскованность в поведении, которая видимо, была следствием его неуравновешенного характера. Он допускает большие вольности в поступках, беспричинно и внезапно начинал веселиться. Единственный из всего класса спасклепиковской второклассной школы, Сергей Есенин получил пятерку с двумя минусами по поведению, что сделало невозможным получение работы по специальности учителя церковноприходских школ.
Улыбка у него всегда была светлая, притягательная; смех – заразительным. Он умел искренне радоваться самому малому пустяку. Когда в начале 1922 года Айседора Дункан подарила ему дорогие золотые часы, он беспрестанно открывал их, любовался, закрывал, убирал в карман, снова доставал и открывал, и все это по-детски улыбаясь и радуясь.
Когда Есенин и Дункан поженились, у них появилась переводчица Лола Кинел, для перевода бесед супругов. В ее представлениях Есенин был “вежливый, уклончивый, прикидывающийся дурачком, но довольно скрытный, с таким хитрым выражением в уголках глаз…<…>
Лев Троцкий, хорошо знавший стихи и самого Есенина, писал о нем: «Он нередко кичился резким жестом, грубым словом. Но надо всем этим трепетала совсем особая нежность, неограниченной, незащищенной души. Полунапускной грубостью Есенин прикрывался от сурового времени, в какое родился… Прикрывался маской озорства, и отдавая этой маске внутреннюю, значит, не случайную дань, Есенин всегда, видимо, чувствовал себя не от мира сего».
При всем этом Есенин как человек характеризовался необычайной добротой, необычайной мягкостью, необычайной чуткостью и повышенной деликатностью.
В тоже время желание почудить, а также различные фантазии и странности сопровождали поэта всю жизнь. <…>
Необычайные, фантастические идеи, способные любого порадовать и озадачить, неотступно и регулярно овладевали сознанием Есенина, становясь на какое-то время основным содержанием его жизни. В то же время они являлись дополнительной “подпиткой” для его жизненных сил.
Основное в натуре Сергея Есенина – редкостный поэтический дар; но был и страх одиночества, и стремление постоянно, везде и всюду, “удивлять неожиданностями” окружающих: в стихах, в поступках, в стиле жизни, в склонности к розыгрышам.
Есенин – в своем творчестве – был чрезвычайно непосредственным поэтом. Несмотря на прожитые годы он неизменно продолжал оставаться по-детски впечатлительным и непредсказуемым, ребячливо озорным. <…>
Современники поэта замечали, что было два Есенина: один – печальный, надломленный и одинокий; другой – обращенный к людям, времени, жизни. Улыбающийся, смеющийся, брызжущий весельем и радостью поэт – таким его запомнили многие. На самом деле у Есенина ни подлинной радости, ни настоящего веселья не было: было лишь стремление скрыть его малопонятную окружающим грусть и отчаяние, что этой грусти так много; было желание спрятаться за показным весельем, не обнаружить перед другими себя настоящего, неуверенного в себе, вечно сомневающегося, постоянно ищущего ответы на какие-то свои вопросы.
В тоске и отчаянии Есенин надевал на себя «маску» веселья. О ней он писал Маше Бальзамовой в июле 1912 года: «Я стараюсь всячески забыться, надеваю на себя маску веселия, но еле-еле заметно. Хотя никто, я думаю, не догадывается о моей тоске…» <…>
Два человека вели в Есенине тяжкую, глухую и постоянную тяжбу: юноша с кроткими глазами, более синими, чем ясное осеннее небо, внимательный и сосредоточенный, простой и искренний, чуткий и даже застенчивый, скромный и понимающий, влюбленный в жизнь, – и городской гуляка, забияка, скандалист и озорник, безрассудный мот и больной человек менявший позы, нарочито подчеркивающий и заострявший свои противоречия, обнажавший их напоказ, игравший ими, как он говорил, «для авантюристических целей в сюжете». Из-за этой двойственности в борьбе двух душ и сгорел Есенин как человек и поэт. <…>
Подлинной бедой Есенина была его исключительная впечатлительность. Он слишком легко подчинялся чужому влиянию и охотно слушал всякие советы, особенно если они льстили его неутолимому самолюбию.
Общительному характеру поэта очень льстило затискивающее поклонение и скороспелое приятельство льнувшей к нему окололитературной богемы. Человек добрый и бесхарактерный он быстро поддавался всякому, кто поддерживал в нем пустое славословие и тяготение к саморекламе.
В то же время Есенин не позволял себе небрежности в работе над словом, ценил способность к упорному труду и сам работал очень много. Внешние тревоги и беспокойства рассеянной жизни далеко не определяли его сущность. Поэт умел не только задумываться, но и глубоко думать, всесторонне «исследуя» в сознании тот предмет, или ту тему, на которую он сочинял стихи. Ему были свойственны тщетные поиски внутреннего равновесия, стремления найти ускользающую точку опоры, минуты упадка и болезненные взгляды на вечное неустройство внешней жизни и в то же время подлинное беспокойство духа и неутолимая жажда настоящей правды.
С. Есенин высоко ценил себя как поэта и считал “хозяином русской поэзии”. Свое вступление к сборнику “Стихи скандалиста” 20 марта 1923 года в Берлине поэт начал так: “Я чувствую себя хозяином в русской поэзии”.
В стихотворении “Разбуди меня завтра рано…” поэт утверждал:
Расступаются в небе тучи,
Петухи льют с крыльев рассвет…
Давно уже знаю, что я самый лучший,
Самый первый в России поэт!
<…> Есенин скандалил. Обычно скандал начинался, когда у Есенина появлялся “враг”. Не было у него врага, – тогда он его выдумывал или находил. Нетрезвый, он всегда рассказывал о ком-то, обидевшем его когда-то, и о “расправе”, которую он тому готовит; или выбирал врага из присутствующих.
И все же ни один поэт в России, за исключением Пушкина, не был окружен при жизни такой любовью и вниманием, как Есенин. Его имя, его стихи, его излучавшее свет лицо влекли к нему сердца неудержимо. При Есенине люди забывали свои житейские дела, выходили из обыденного круга интересов и забот. Ощущение праздника, большого светлого праздника, охватывало душу всякого, кто приближался к поэту. В глазах поэта, в его мягкой ласкающей улыбке, в певучем его голосе было обаяние непреодолимое.