Путь дипломата, политика и церковного деятеля в России и русском зарубежье (продолжение, начало в № 159/01–02, 160/03–04, 161/05–06)
Евгений Ефремов
Трубецкой старался держать руку на пульсе событий, бывая в столице. Так, он писал 17 ноября 1916 года своему тестю графу К.А. Хрептович-Бутеневу: «В Петрограде я завтракал с Струве, Н.Н. Львовым и В.А. Маклаковым. Они были в очень приподнятом настроении и в то же время поразили меня скромностью своих желаний. Во время войны они хотели вовсе не министерства общественного или думского, а просто, несомненно, честных людей. В качестве желательного министра внутренних дел они называли А.Д. Самарина, потому что знают, что он не продаст Россию ни немцам, ни Распутину. Мне показалась даже трогательной такая скромность и патриотизм. Может быть, не все так думают, но в том то и беда, что власть не умеет и не хочет искать поддержки у лучших людей»[1].
В письме коллеге А.М. Петряеву, написанном 14 января 1917 года, Трубецкой говорит о себе: «Единственно, что я могу пока делать, – это откровенно высказывать свои мнения, не считаясь с тем, как и кто на это посмотрит и что из этого для меня лично произойдет».
Эти слова сочетались с просьбами передать его письма новому министру Н.Н. Покровскому, положить их в пакет с докладом МИДа Государю и послать копии попавшему под отставку С.Д. Сазонову[2].
И при министре Б.В. Штюрмере, и при сменившем его Н.Н. Покровском, и во Временном правительстве за князем оставался пост посланника в Сербии. В январе 1917 года по просьбе последнего министра иностранных дел царского правительства он составил две записки в виде писем на его имя, в коих излагал некоторые общие соображения о наших целях и задачах в войне[3]. Там он, в частности, отмечал, что неудача экспедиции объединенного флота в Дарданеллах в 1915 году была выгодна России, поскольку давала нам возможность отказаться от кондоминимума в Стамбуле и единолично управлять проливами. Историкам стало известно о записке уже в свою очередь министра, адресованной на Высочайшее имя, в которой Покровский настаивал на овладении проливами «ко времени заключения мира»[4]. Он отозвался в своих мемуарах о Трубецком как о «выдающемся знатоке ближневосточных дел» и что «это был прямо талант»[5]. Эта трубецковская тема – овладение проливами – звучала и на совещании по данному вопросу у военного министра в апреле 1917 года, на котором обсуждалась возможность захвата Стамбула и проливов[6].
Кн. Трубецкой был помощником Милюкова, в бытность того министром иностранных дел. С марта 1917 года Трубецкой также обосновался в Могилеве: он получил еще и назначение временно исполняющего обязанности директора дипломатической канцелярии Верховного главнокомандующего[7]. Обеспокоенный дезорганизацией армии он вместе со Струве 17 апреля посетил Г. Е. Львова. В ходе беседы они убеждали главу правительства принять самые энергичные меры по восстановлению порядка на фронте. Через месяц, 16 июня, они изложили свою позицию в ставке Верховного главнокомандующего[8]. Разумеется, подобные усилия не приносили результатов. Они обнаружили, однако, главный предмет волнений политиков и обусловили безоговорочную поддержку ими в будущем белых армий. Около 10 августа Трубецкой выступал на частном совещании в присутствии П.Н. Милюкова, М.В. Родзянко, Н.В. Савича и др., ища поддержки у влиятельных политиков, а через них – у масс. В его речи звучала необходимость переворота, установления в России режима военной диктатуры, неизбежность столкновения Ставки с правительством[9].
И это столкновение произошло. Оно вошло в историю как выступление генерала Л. Г. Корнилова. Сначала явилось недоразумение, которое принес 26 августа вернувшийся от него визитер, бывший обер-прокурор Святейшего синода В. Н. Львов, явившийся к А.Ф. Керенскому и от себя заявивший, что Корнилов требует диктаторских полномочий. Военный министр же воспользовался этим, чтобы сместить популярного генерала, в котором он видел своего политического соперника. Корнилов восстал только будучи обвиненным в мятеже. Когда разыгрывавшаяся драма была только недоразумением, Трубецкой пытался предупредить назревавший конфликт, послав 27 августа телеграмму своему министру М. И. Терещенко. После того как разрыв между Керенским и Корниловым произошел, снова с ведома последнего он послал еще одну, считая примирение все же возможным[10]. Шельмование Корнилова не давало покоя Трубецкому: в газете В.Л. Бурцева «Общее дело» в №8 за 4 октября на всю 3-ю страницу напечатана его «Записка по “Делу Корнилова”»[11].
А еще ранее князь стал членом Всероссийского поместного собора в качестве делегата от действующей армии. Перед его открытием 14 августа состоялась церковная служба в Успенском соборе Московского Кремля:
«Служил митр<ополит> Владимир с двумя новыми митрополитами – Петроградским и Тифлисским, которые не могли еще достать себе белых клобуков <…> В алтаре стояли Добронравов и Артоболевский. В самом соборе кн. Григорий Трубецкой в военной форме, Е.Н. Трубецкой, Г.А. Рачинский, прот<оиерей> С. Четвериков. У царского места стоял Родзянко»[12].
Из письма князя Г.Н. Трубецкого тестю графу К.А. Хрептович-Бутеневу 15 августа 1917 года:
«<…> Накануне вечером я был в Большом театре на Государственном совещании. Там так ярко проступала вся безвкусица нынешнего “демократического” режима. Сцена с подмостками и декорацией из Пиковой Дамы; Керенский, актерствующий вождя России; трибуна, обитая малиновым плюшем <…> А там в Успенском соборе благообразие, подлинная народная красота высокого народного подъема, стена, пронизанная молитвою настоящих русских людей в течение столетий; все, что есть у нас самого дорогого и святого, все, что составляет живую душу настоящей России. Дивное пение, стройное, торжественное богослужение»[13].
На заседании собора 17 августа он огласил приветственную телеграмму главнокомандующего Корнилова. А через месяц, 22 сентября, держал речь в защиту восстановления института патриаршества.
В сентябре 1917 года на своей квартире он устроил частное совещание по поводу достойного выхода из войны, чтобы отвести угрозу государственной катастрофы. На этом заседании от МИДа были министр М.И. Терещенко, его товарищ А.А. Нератов и барон Б.Э. Нольде, министры А.И. Коновалов и С.Н. Третьяков, бывший глава Думы М.В. Родзянко и ее бывший член Н.В. Савич, близкие МИДу М.А. Стахович и П.Б. Струве, а также В.Д. Набоков. Одним словом, члены Временного правительства – настоящие и бывшие. Большинство резко возражало. Было решено периодически обмениваться мнениями, однако больше встреч не произошло[14].
Первого октября он направил своему министру секретное письмо, в котором выражал настоятельное мнение, что ввиду угрозы для России государственной и народной катастрофы, нужно определиться, с какими интересами выступить перед союзниками с предложением заключения мира в войне для намечавшейся конференции[15]. В это самое время Терещенко и союзники уделяли внимание предложению Австро-Венгрии о сепаратном мире, само же ведомство было поглощено подготовкой к переезду в Москву. Первое вполне могло войти в повестку дня конференции союзников России, которая и была намечена на этот октябрь. От нашей страны министр Терещенко сформировал состав делегации, в которую вошли Петряев, Татищев, Трубецкой и еще двое как секретари (на том форуме, но только в ноябре нашими представителями оказались дипломаты посольства во Франции)[16].
Трубецкой успел немного поучаствовать в «Лиге русской культуры», в которую он вступил по заявлению 17 октября и в которой главенствующую роль играл П.Б. Струве[17].
Последнее служебное назначение князя во Временном правительстве состоялось в том же октябре 1917 года: он должен был отправиться послом в Англию[18]. Но поехать туда ему не довелось. После захвата власти партией Ленина часть служащих МИДа встала на путь саботажа их распоряжений. К слову, старший сын Трубецкого, Константин, вместе с двоюродными братьями и товарищами примкнул к юнкерам и пропадал в уличных перестрелках, борясь против большевиков. Григорий Трубецкой пошел по той же линии: в ноябре он уже был в рядах «Правого центра» – антибольшевистской подпольной организации[19]. Ее возглавлял А.В. Кривошеин, бывший царский главноуправляющий землеустройством и земледелием[20]. Тогда же удалось установить связь с генералом М.В. Алексеевым, бывшим начальником штаба Верховного главнокомандующего, который в Новочеркасске начал формировать соединение, получившее впоследствии название Добровольческой армии. Ноябрь и декабрь прошли в безуспешных попытках центра договориться с союзниками о финансовой помощи. Для этого Трубецкому пришлось по этому делу дважды ездить из Москвы в Петроград: сначала одному, потом с Кривошеиным и бывшим товарищем министра внутренних дел Временного правительства, председателем Совета общественных деятелей Д.М. Щепкиным. Дипломаты считали большевиков способными на что угодно, и английский посланник Дж. Бьюкенен отказывался кого бы то ни было принимать или даже встречаться в нейтральном месте. Удалось договориться с английским военным агентом майором Киз. Кривошеину он обещал принципиально крупную материальную поддержку. Впоследствии Трубецкой писал: «В московских финансовых кругах все попытки наши достать крупные суммы ни к чему не привели. Банки и капиталы были терроризированы. Веры в начинавшееся дело было немного, и большинство, несмотря на удары судьбы, все еще держались взгляда: зачем буду давать я, если, может быть, другой даст за меня? Всего-навсего в Москве собрали несколько сот тысяч рублей. Часть этих денег была истрачена на содержание военной организации в самой Москве, а другая часть послана была генералу Алексееву»[21].
Нужны были не только деньги, но и люди; и не только бойцы, но и организаторы, политики и специалисты. Один из командированных первыми сделал самое необходимое: добыл средства для «Алексеевской организации». Это сделал А.Г. Хрущов, бывший товарищ министра финансов во Временном правительстве. Ему удалось предписать местному казначейству выдать Донскому атаману 30 миллионов рублей с тем, чтобы половина этой суммы пошла на казачьи нужды, а другая половина – в распоряжение генерала Алексеева для армии[22].
Параллельно этой деятельности в октябре на Поместном соборе вместе с братом Е.Н. Трубецким князь высказался за процедуру выборов Патриарха посредством жребия, которая и оказалась принятой. Там же, на Соборе, он принял участие в работе отдела о правовом положении Церкви в государстве. А на пленарном заседании 24 ноября он предложил послать на Украину делегацию в связи с самостийным движением по созыву местного церковного собора. Главой делегации стал митрополит Тифлисский Платон (Рождественский), знавший украинский язык. В ее состав вошли профессор С.А. Котляревский, Г.Н. Трубецкой и, по некоторым сведениям, два украинца из числа участников собора. Целями посланцев были: 1) отзыв из Киева архиепископа Алексия (Дородницына) и 2) «проведение широких переговоров и обеспечение каноничности созываемого Собора». Что было и сделано (отзыв Дородницына заменило заочное лишение его сана)[23].
Возвратившись в Москву в начале декабря, Трубецкой принял на соборе участие в работе Отдела о внутренней и внешней миссии, программа работ которого предусматривала анализ проблемы почитания Имени Божьего, связанной с движением имяславцев. Для рассмотрения этого вопроса выделился особый подотдел, председателем которого стал епископ Полтавский Феофан. В его состав вошли В. И. Зеленцов (секретарь), архимандрит Гурий (Егоров), архимандрит Александр, князь Е.Н. Трубецкой, С.Н. Булгаков, Г.Н. Трубецкой и др. Собор, как известно, должен был прекратить свое существование из-за революционных событий; вследствие этого и работа подкомиссии ограничилась распорядительными заседаниями и предварительным сбором материалов[24]. На выборах в члены Высшего церковного совета, состоявшихся на заседании собора 8 декабря 1917 года, среди заместителей членов от мирян был избран Трубецкой.
Вернувшиеся с Дона в Москву посланцы «Правого центра» дополнили новыми подробностями общую картину и вновь подтвердили просьбу о присылке денег и людей. Было решено ехать П.Б. Струве и Г.Н. Трубецкому. Последний смог нанять целый вагон Международного спального общества. В нем разместились Струве со взрослым сыном Глебом, Трубецкой с женой и сыном Петрушей, а также вольноопределяющийся В.В. Львов, сын бывшего обер-прокурора Святейшего синода[25].
Выезд состоялся 26 декабря и, минуя большевистские заставы, через три дня все благополучно достигли Новочеркасска. Там они узнали, что на Рождество было объявлено о вступлении генерала Корнилова в должность командующего армией, названной «Добровольческой». С первых же дней их пребывания там обнаружилось, что между двумя лидерами нарождающегося белого движения продолжает существовать острый антагонизм. Генерал А.С. Лукомский, бывший начальник штаба в бытность Корнилова Верховным главнокомандующим, вспоминал: «П.Б. Струве, П.Н. Милюков, князь Г.Н. Трубецкой, М.М. Федоров и А.И. Деникин несколько раз выступали в роли миротворцев и налаживали отношения между генералами Корниловым и Алексеевым»[26].
В конце декабря оформился Донской гражданский совет. Он был инициирован М.М. Федоровым, по определению которого в «круг ведения Совета входили все вопросы, связанные с обеспечением армии всем ей необходимым, начиная с денежных средств, внешних сношений, связи с Россией, казачеством и вопросы гражданского управления, которые практически должны были возникать по мере продвижения Добровольческой армии вперед»[27]. Совет мыслился как политическое совещание при генерале Алексееве, председателе, и первоначально состоял из следующих лиц: Л.Г. Корнилов, А.М. Каледин, А.С. Белецкий, П.Н. Милюков, М. М. Федоров. Вскоре Трубецкой также вошел в его состав. Он позже совместно с заменившим Белецкого Струве помогал Алексееву контактировать с союзниками. Переговоры велись с находившейся в Новочеркасске французской миссией, прибывшей с Румынского фронта; с сотрудниками английских и американских представительств. Беседы с иностранными дипломатами сводились к разъяснению германского происхождения большевизма и требованию материальной поддержки Добровольческой армии. Однако до начала февраля их денег получить не удалось. Лейтмотивом переговоров с французами было требование о разрешении чехословацким военнопленным приезжать на Дон; к сожалению, переговорный процесс оказался безрезультатным[28]. Искра в наэлектризованном поле между Алексеевым и Корниловым пробежала и внутри совета: 9 января они «дружно» объявили, что покидают его ряды. Нараставший пожар тушили с одной стороны Деникин и Каледин, а с другой Федоров, Струве и Трубецкой. Конфликт был разрешен 12 января. Не скрывавший своей досады Корнилов вскорости перевел свою ставку в Ростов; таким образом, деятельность совета продолжалась всего 2–3 недели[29].
Препятствовало формированию армии и настроение Дона, которое создало крайне тяжелую обстановку для офицеров: даже Корнилов был вынужден ходить в штатском. Атмосферу станиц иллюстрирует свидетельство бывшего депутата российского парламента Н.Н. Львова: «В Кавказской поселилось несколько московских семей, рассчитывавших найти себе безопасный приют в богатой кубанской станице. Среди них была семья Гагариных и Трубецких. Между казаками о приезжих стали ходить разные слухи. Одни говорили, что они царского рода; старики-конвойцы отдавали честь детям Трубецких и собирались охранять их. Другие кричали, что они буржуи. Слово это повсеместно было распространено в самых глухих захолустьях; смысла его никто не понимал, и тем яростнее была ненависть»[30].
Алексеев предложил князю встать во главе Политического отдела, но тот его отклонил, видя, что генерал все руководство сосредоточил в своих руках. Он поступил иначе: принял руководство его отделением, которое проводило агитацию за Добровольческую армию и пропаганду ее целей, работая рука об руку со своим бывшим сотрудником по министерству В.Н. Муравьевым и Н.С. Арсеньевым, молодым приват-доцентом Московского университета.
В это время Трубецкие обосновались на окраине города, на Баклановском проспекте, в доме старозаветного казака Сербина. Рядом жила семья его сестры В.Н. Лермонтовой, ближе к центру города – М.Н. Гагариной, была и сестра А.Н. Черткова. В общем кругу готовились к свадьбе его племянников С.М. Осоргина и С.Н. Гагариной. Она состоялась 29 января. Посаженным отцом у невесты был Трубецкой, а у жениха – Струве. Прямо в церковь перед венчанием Трубецкому было передано, что застрелился Каледин. Срочно собранные депутаты круга высказывали полную готовность укрепить власть атамана и провести большую мобилизацию.
«Мы со Струве прямо от них [cо свадьбы] отправились на вокзал, чтобы ехать в Ростов. Нам казалось, что надо ухватиться за минуту реакции, наступившей в казачестве, дать время казакам провести мобилизацию и до тех пор не уводить армию. С нами в вагоне ехал член Донского правительства Г. И. Янов, который решил обратиться к генералам с такою же просьбой. Мы прибыли в Ростов вечером, поехали в штаб Добровольческой армии, который помещался в громадном особняке Парамонова на Пушкинской, и тотчас настояли перед генералом Алексеевым на созыве совещания из генералов. Тут были Корнилов, Лукомский, Деникин, Романовский; кроме того, подошли генерал А.И. Богаевский (впоследствии атаман), Ростовский градоначальник Зеелер и Милюков»[31].
[1] Гайда Ф.А. Либеральная оппозиция на путях к власти (1914 – весна 1917 г.). М.: РОССПЭН, 2003. С. 284.
[2] Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество 1914–1918. Т.1. Эволюция взглядов. М.: РОССПЭН, 2014. С. 438.
[3] Трубецкой Г.Н. Русская дипломатия 1914–1917 гг. и война на Балканах. С. 276.
[4] Александров К. М. «Во всем от него можно ожидать самой большой ширины взглядов». Оценки и настроения генерала от инфантерии М. В. Алексеева в письмах дипломата Н.А. Базили. // Единый всероссийский научный вестник. 2016. №3. С. 12.
[5] Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. М.: Новое литературное обозрение, 2015. URL: http://iknigi.net/avtor-nikolay-pokrovskiy/108801-posledniy-v-mariinskom-dvorce-vospominaniya-ministra-inostrannyh-del-nikolay-pokrovskiy/read/page-1.html (дата обращения: 24.02.2018 г.)
[6] Трубецкой Г.Н. Памяти генерала М.В. Алексеева. // Памяти кн. Гр. Н. Трубецкого. Сб. статей. С. 89.
[7] Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 324.
[8] Пайпс Р. Струве. Биография. Т. 2. С. 298–299.
[9] Савич Н. В. Воспоминания. СПб.: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник. 1993. С. 249–250.
[10] Дело генерала Л.Г. Корнилова. Т. 2. С. 329–330.
[11] Попова С. С. Между двумя переворотами. Документальные свидетельства о событиях лета 1917 года в Петрограде (по французским и российским архивным источникам). М.: Ладомир, 2010. С. 567.
[12] Рашковская М. А. Сергей Дурылин: человеческий след в архивном фонде. // Исследования по истории русской мысли. Т. 14. М.: Модест Колеров. 2010. С. 20.
[13] Архив Марии Константиновны Бутеневой-Трубецкой. Sea Cliff, New York. USA (машинопись). С. 2.
[14] Набоков В. [Д.] Временное правительство. // Архив русской революции. Т. 1. 1921, С. 81–82.
[15] Письмо директора Дипломатической канцелярии при Ставке Г.Н. Трубецкого министру иностранных дел М.И. Терещенко. // Министерство иностранных дел. С. 355.
[16] Миронова Е.М. Дипломатия небольшевистской России. От Певческого моста до улицы Гренель. 1917–1918. М.: ИВИ РАН. 2013. С. 94.
[17] Жердева Ю.А. «Рожденные» в 1917-м: общественно политическое движение «Лига русской культуры». // Проблемы отечественной истории: Источники, историография, исследования. Сб. научных статей. СПб.; К.; Мн.: Санкт-Петербургский институт истории РАН; Институт истории Украины НАН Украины; Белорусский гос. ун-т, 2008. С. 539.
[18] Лопухин. В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. СПб.: Нестор-История, 2008. С. 522.
[19] Трубецкой Г.Н. Годы смуты и надежд. 1917–1919 гг. Монреаль: Русь. 1981. С. 19.
[20] Пайпс Р. Московские центры. Политический фронт в Гражданской войне в России. // «Вопросы истории» 2009. № 2. С. 53.
[21] Трубецкой Г.Н. Годы смуты и надежд. 1917–1919. Монреаль: Русь. 1981. С. 19–20.
[22] Там же. С. 21.
[23] Зеньковский В.В. Пять месяцев у власти. // Исследования по истории русской мысли. Т.15. М.: Regnum. 2011. С. 89, 485–489.
[24] Кравецкий А.Г. К истории спора о почитании имени Божия. // Богословские труды. Сб. 33. Изд-во Московской патриархии. М., 1997. С. 160–162.
[25] Пайпс Р. Струве. Биография. Т. 2. С. 315
[26] Воспоминания генерала А.С. Лукомского. В 2-х т. Берлин: Отто Кирхнер и Ко. 1922. Т.1. С. 283.
[27] Пученков А.С. Антибольшевистское движение на Юге и Юго-Западе России (ноябрь 1917 – январь 1919 гг.): Идеология, политика, основы режима власти. (На правах рукописи.) СПб. 2014. С. 158–159.
[28] Там же. С. 159.
[29] Деникин А.И. Очерки русской смуты. М., 2003. Т. 2. С. 194.
[30] Львов Н.Н. Свет во тьме. Очерки Ледяного похода. Сидней, 1972. С. 5.
[31] Трубецкой Г.Н. Годы смуты и надежд. 1917–1919. Монреаль: Русь. 1981. С. 42–43.
