О создателях славянской азбуки Кирилле и Мефодии и Пушкинском дне России – празднике русского языка
Кирилл Привалов
Случайностей, как известно, не бывает. Если они и происходят, то это не более чем гримаса Бога. Однако близость двух памятных дат, по-настоящему исторических, для нас основополагающих, этапных, заставляет задуматься о многом. О зависимости цивилизации от языка народов, формирующих ее. О языке как инструменте, создающем нацию. О связи культуры и, прежде всего, литературы с путем развития страны, ее экономики, политики, общественной мысли. О нас, российских людях, вне зависимости от вероисповедания и нашей этнической принадлежности. И о национальных духовных ценностях, в конце концов. Ибо язык – это не только «дух народа» (спасибо за формулировку немцу Вильгельму фон Гумбольдту!), но и мощнейшее средство консолидации нации, импульс к осознанию ею своего исторического значения, средство определения места государства на мировой, международной карте.
Тем более что нам не надо придумывать свою национальную историю, вехи ее конкретны и очевидны даже несмотря на то, что древние факты и события, просочившись сквозь столетия, уже превратились в легенду. В том числе и в легенду великого русского языка.
В его пространстве каждый день, каждый час, каждую минуту мы пребываем и созидаем, наслаждаемся и страдаем. Мы живем в этом богатейшем, удивительном языке, не осознавая своего дарового счастья.
Теперь же непосредственно о знаменательных датах. В их календарной близости мне видится определенный, насыщенный многими смыслами знак, расшифровывать который еще предстоит многим поколениям.
24 мая – День славянской письменности и культуры, который, безусловно, воспринимается нами как праздник в честь святых равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия, создателей славянской азбуки.
А следом за ним, 6 июня, – Пушкинский день и Международный день русского языка. Праздник приурочен ко дню рождения великого писателя, и в этом году дата круглая: Александру Сергеевичу исполняется 225 лет. С днем рождения, «наше всё»!
А мы поздравим и самих себя. Нам страшно повезло, что такой гений, как Пушкин, появился на свет именно на нашей земле. (Впрочем, учитывая поистине русский характер творчества Пушкина, иного и не могло, наверное, случиться). А ему, создателю современного русского языка, посчастливилось созидать шедевры с помощью доставшегося от предков удивительного инструмента под названием «кириллица».
Далеко не каждому изобретателю удается дать своему творению собственное имя. Младшему из «солунских братьев» это удалось. Но заслуга в этом, конечно, сразу двух созидателей, они неразделимы в истории и в нашей благодарной памяти: равноапостольные Кирилл и Мефодий. Авторы многозначных, красноречивых букв, благодаря которым обрело суть и плоть могучее и бессмертное славянское Слово. «В начале было Слово…» Разве это не про нас? Ну, а слово состоит, как известно, из букв (как мир состоит не из атомов, а из историй).
Буквы…
Древние иконы, брошенные в костер еретиками-иконоборцами, мгновенно пожираются пламенем и превращаются в уголья. Дым от огня вздымается к небу Константинополя сизым столбом. И в мутных языках, обреченно ползущих ввысь, одна за другой выплывают, материализуясь, славянские буквы: Аз, Буки, Веди, Глаголь, Добро, Есть, Живете, Зело… Они взлетают в вечность и несут на столетия несложно прочитываемый посыл потомкам: «Я буквы знаю: письмо – это достояние. Живите усердно…»
Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит, имеющий сердце да поймет!.. За каждой нашей буквой – славянской, русской – зиждется глубокий не только философский, но и просто жизненный смысл.
Так начинался сценарий полнометражного фильма о Кирилле и Мефодии, задуманного не так давно группой российских кинематографистов. Непростая задача. Ведь мы бесконечно мало знаем об этих удивительных людях, жизнь которых похожа на исторический детектив в стиле Умберто Эко, и об их эпохе: скитания, страдания, дворцовые интриги, заточения в тюрьмах, рабские рынки…
Помнится, однажды в Риме я остановился в самом центре Вечного города. Проснулся непривычно для себя рано – завтрак в гостинице еще не подавали – и решил немного прогуляться в окрестностях, больше похожих на площадку археологических раскопок. Едва свернул на узенькую соседнюю улицу, как увидел прикрепленную к древней каменной кладке таблицу: «В этом монастыре служили святые Кирилл и Мефодий». И – удивительное дело! – низенькая дверца в стене, вросшей в почву еще в Средние века, была спозаранку открыта.
Я вошел, стараясь не удариться о тяжелую притолоку, и оказался во влажном, полутемном приделе, где сразу ощутил себя в девятом веке нашей эры. В пору, которую совершенно заслуженно исследователи истории ассоциируют с «солунскими братьями».
Их детство и юность прошли в Фессалониках, по-славянски – Солунь, втором по величине после Константинополя городе Византийской империи.
Солунь – полис не приграничный, но стоявший на рубеже двух культур – ромейской, греко-латинской и славянской. Впрочем, братья владели свободно славянским языком еще и потому, что славянками были их матери. Да-да, старший, Мефодий, рано ставший сиротой, и младший, Константин, взявший имя Кирилл после принятия схимы, согласно различным документам, были братьями лишь по отцу. Он, друнгарий Лев, – командир крупного воинского подразделения в византийской армии – видел и в сыновьях с их существенной разницей в возрасте продолжателей семейного ратного дела. Однако по административной линии первоначально пошел лишь Мефодий, после службы в армии дослужившийся до должности губернатора провинции. Что же касается Константина, то он был с детства слаб здоровьем, по некоторым источникам, страдал падучей, то есть эпилепсией, и с юных лет тянулся к наукам. Близкие неспроста прозвали его Философом.
И правда, взятый за свои таланты ко двору самого кесаря молодой человек, учителями которого стали выдающиеся мыслители Лев Математик и Фотий (впоследствии он был избран патриархом Константинопольским), проявлял незаурядные способности. Особенно в освоении иностранных языков, в математике и в изучении священных книг авраамических вероисповеданий. Все это впоследствии пригодится ему при выполнении сложнейших дипломатических и разведывательных миссий у арабов и немцев, хазар и славян…
Отказавшийся от престижного брака, богатого приданого и блестящей карьеры при дворе басилевса Константин-Кирилл выбрал своей судьбой монашество. Ушел в монастырь на горе Олимп на малоазийском побережье Мраморного моря, важный центр монашества в годы раннего Средневековья. Там уже был настоятелем Мефодий, ранее выбравший своей жизненной стезей служение Богу.
Скорее всего, именно ее, гору Олимп, и можно считать местом зарождения славянской письменности. Олимпийской!
Что стало толчком для этого? Однозначно и не определить сегодня. Известно, что Кирилл ездил в Болгарию, где он крестил местных жителей, но своей миссией остался недоволен: письменности у болгар не было, а значит, они не могли переводить с греческого богослужебные книги и жить по христианским канонам.
В истории бывают такие ключевые моменты, когда все условия для крупного открытия собираются воедино и не хватает лишь гения, способного дать духовному прорыву необходимый импульс. Такими людьми, оказавшимися в нужное время в нужном месте, и стали Кирилл с Мефодием.
Обратите внимание, в каком порядке обычно называют этот тандем: Кирилл всегда первый. Это не случайно: именно он, такой хрупкий и такой упорный Философ, изучил системы письма разных языков и, отталкиваясь от греческого алфавита, стал инициатором многолетних работ по созданию славянской письменности. Успешно взял за графическую основу три главных христианских символа: крест, круг и треугольник.
Для «солунских братьев», отстаивавших духовную основу новых букв, творение славянского алфавита являлось частью их монашеского делания.
Посланные из Константинополя на окраины империи Кирилл и Мефодий нашли в Херсонесе, центре византийских владений в Крыму, останки священномученика Климента, папы Римского, убитого язычниками. Мощи были торжественно переданы ими в кафедральный собор Херсонеса, а затем частично перенесены в Рим.
Этот торжественный акт позднее спас от многих неприятностей «солунских братьев». Ибо перед появлением в Ватикане Кирилл и Мефодий находились с очередной византийской миссией в Великой Моравии, славянском государстве на месте нынешних Чехии и частично Словакии. Там под эгидой князя Ростислава, обратившегося в Константинополь с просьбой о посылке на берега Влтавы «учительской миссии», был создан для славян перевод богослужения на их родной язык. Константин-Кирилл перевел и написанный на греческом сборник, в который, в частности, входила Литургия святителя Иоанна Златоуста.
В итоге миссии, длившейся сорок месяцев, не только были заложены основы славянской письменной традиции, но и с участием многих учеников создана целая школа развития славянской письменности. Это вызвало бурное негодование у немецкого духовенства, всегда считавшего земли славян сокровенной зоной своего влияния и окормления не только духовного. Германский клир решительно выступал против перевода на «варварские» языки священных текстов, считая, что миряне не готовы их воспринимать кроме как на латинском, греческом или древнееврейском. А тут – такой демонстративный афронт со стороны каких-то монахов-полукровок!
Немецкое духовенство подготовило настоящее судилище над «солунскими братьями» при их появлении в Италии, сначала – в Венеции, а затем – и в Ватикане. Однако новоизбранный понтифик Адриан II, италиец по происхождению, принял византийцев с почетом – ведь они привезли с собой из Крыма мощи папы священномученика Климента, третьего епископа Рима.
Адриан II, как сказано в «Житии», «освяти… книгы словеньскыа», возложив их на алтарь церкви Санта-Мария-Маджоре, главного римского храма, где отслужили литургию на славянском языке…
Можно долго рассказывать об извилистом жизненном пути первосоздателей славянской азбуки, но тогда придется сосредоточиться только на Мефодии. Ибо в 869 году в Риме Кирилл, которому едва исполнилось сорок, заболеет и скончается (по одной из версий, его отравили).
Следуя завету младшего брата, Мефодий, назначенный понтификом на некоторое время архиепископом Паннонским и Моравским, продолжил миссионерские труды. Но 6 апреля 885 года и Мефодий после многих злоключений, вызванных тщаниями мстительных и коварных немцев, умирает, благословив своего ученика-словака Горазда продолжить дело их с братом жизней.
Однако прошло не так много времени, как у западных славян, примкнувших под угрозой меча к германо-романскому миру, труды равноапостольных братьев были попраны. Только у народов, соединивших свои судьбы с православием – у русских, болгар, сербов, белорусов и украинцев – семена веры и культуры, брошенные Кириллом и Мефодием, дали и продолжают давать обильные всходы.
Наш современник
«Язык – это тело мышления», – говорил Георг Фридрих Вильгельм Гегель. Сорок одна буква кирилловской азбуки учитывала все фонетические особенности старославянского языка. А потом, как оказалось, и русского. За тысячу с лишним лет в алфавит понадобилось ввести лишь две (!) новые буквы. Эффективность этой азбуки подтвердило формирование мощной литературы, расцвет которой пришелся в России на XIX век.
Но язык – организм живой – требовал обновления, и гением нового, сегодняшнего, русского языка стал Александр Сергеевич Пушкин.
Он – наш современник. Его как человека будущего воспринимал и Гоголь. Он говорил, что Пушкин – это «русский человек в конечном его развитии». Александр Сергеевич – феномен, конечно, совершенно русский. Но при этом и интернациональный.
«Только во Франции “Евгений Онегин” издавался в разных французских версиях как минимум десять раз, а всего его переводов на французский было около сорока, – говорит французский журналист и писатель Димитри де Кошко, инициатор проведения в Париже ежегодного фестиваля переводов русской литературы во Франции. – За поэтическое переложение на язык Рабле и Гюго пушкинского романа брался в юные годы даже президент Пятой республики Жак Ширак».
О-ля-ля! Эту историю я слышал в середине восьмидесятых от самого ее героя, бывшего в ту пору премьер-министром Франции. Месье Ширак – он тогда еще носил очки, – помнится, принял меня, собкора «Литературной газеты» в Париже, в Матиньонском дворце и дал интервью перед официальной поездкой в Москву.
Обаятельный, общительный, куривший без конца одну «мальборо» от другой, которые он доставал поштучно из внутреннего кармана пиджака, Жак Ширак с гордостью и ностальгией принялся рассказывать о русских, точнее пушкинских, страницах своей биографии:
«В студенческие годы я, чтобы отличаться от сверстников, решил заняться изучением санскрита. Но где найти знатока этого праязыка? Мне рекомендовали старого русского эмигранта, бывшего когда-то преподавателем редких языков в петербургском университете. Мы начали заниматься, но после месяца учебы профессор откровенно мне сказал: “Вот что, санскрита вы никогда не освоите. Но мне кажется, что сможете выучить русский…”
Сказано – сделано! Мы стали заниматься русским, и дело у меня пошло. Особенно потому, что у профессора была очаровательная дочка. Она поставила условие: “Говорить будем только по-русски”. Чтобы завоевать сердце красавицы, я готов был на все. И вскоре сделался едва ли не членом семьи: меня начали приглашать на ужины и воскресные обеды, брали с собой в русскую церковь… Не поверите: я даже сны стал видеть на русском!
Профессор дал мне однажды “Евгения Онегина”, и я – наглец невероятный! – чтобы поразить девушку, решил перевести на французский пушкинский шедевр. И добился этого. Даже распечатал рукопись в нескольких экземплярах и разослал ее в престижные парижские издательства.
Ни одно из них не удосужилось ответить, что меня, не скрою, тогда весьма расстроило… Парадокс ситуации кроется в том, что, когда два десятилетия спустя я стал премьер-министром, сразу несколько известных издательств написали мне письма с предложением напечатать моего “Евгения Онегина”. Но на этот раз уже я никому не ответил. Имена издателей, впрочем, запомнил…»
«Романы Пушкина полны жажды личного участия в современности», – писал замечательный писатель и литературовед Виктор Шкловский. «Веселое имя: Пушкин», – заключил Александр Блок.
О пушкинском «мире событий», об его уникальной «энциклопедии чувств» мы еще будем говорить в этом номере «Русской мысли».
Пушкин бескраен и непредсказуем, вечен и универсален. Не зря я как-то услышал от одного умудренного жизнью человека: «Когда не знаешь, о чем говорить, говори о Пушкине».
