Французская революция – символ воплощения невоплотимой мечты о всеобщем счастье
ВИКТОР ЛУПАН
Для французов 14 июля – самая знаменательная дата в истории Франции.
14 июля 1789 года повстанцы взяли штурмом зловещую тюремную крепость, олицетворяющую в народном сознании «поработительную сущность самодержавия».
То, что в день взятия Бастилии в огромной по размерам тюрьме содержалось всего семь человек, никого не смутило. Одним из заключенных был знаменитый ныне писатель-извращенец маркиз де Сад, который сидел там с 1783 года. Бедолага за десять дней до взятия Бастилии повстанцами раскричался вдруг в камере, и 4 июля его перевели в Шарантонский дом для душевнобольных, где он и скончался в 1814 году, после серии освобождений и посадок. Молчал бы он тогда, и 14 июля его бы выпустили на волю, как и всех остальных содержавшихся в Бастилии узников: четверых фальшивомонетчиков, двух психически больных и одного убийцу.
Самым знаменитым арестантом во всей истории Бастилии был, конечно же, Вольтер! Он сидел дважды – в 1717 и 1726 годах. Сидел по мелочам и недолго, но сидел звучно. Тому доказательство – тот факт, что мы вспоминаем об этом и 300 лет спустя.
Для французов день Бастилии – это то, чем для советских людей был день Великой Октябрьской социалистической революции: мифологизированное событие, ставшее национальным праздником, роль которого состоит в сплочении нации и народа вокруг основополагающей и всеобобщающей идеи «свободы, равенства и братства».
Во Франции порой кажется, что жизнь древнейшего французского народа началась с революции 1789 года. Будто до этого история страны и государства была некой прелюдией, неким предисловием. Мне помнится, как преподавалась история России в советских школах. Примерно так же преподается история Франции во французских. Это вереница войн, страданий, порабощений, колонизаций, эксплуатации народа. Короче – история варварской деспотии, в которой христианство играло самую что ни на есть отрицательную роль. Возможно, в это трудно поверить людям непосвященным, но объяснить подобное положение вещей совсем несложно.
Французская революция положила начало не только новой эре в истории человечества. Она породила живущий по сей день всеобъемлющий тренд к идеологизации всего и всея. Став гражданином (до того он был подданным), порожденный революцией человек обрел право на собственное мнение, на личное суждение. Но будучи существом по сути своей коллективным, он нуждался в рамках, внутри которых он думал бы «по-своему». И тут-то ему преподнесли изготовленную идеологию и догматику, позволяющую, например, убивать, не испытывая при этом угрызений совести.
До Французской революции роль института, определяющего принципы добра и зла, правды и лжи, играла церковь. Именно потому, наверное, смертоносная ярость революции обратилась в первую очередь к церкви. Тысячи священнослужителей были безвинно замучены и казнены, монашек обезглавливали целыми вереницами. Они смирно стояли перед эшафотом, как в очереди за хлебом (этой теме посвящено замечательное театральное произведение великого писателя ХХ века Жоржа Бернаноса «Диалоги кармелиток», а также одноименная опера Франсиса Пуленка). Соборы и церкви были закрыты, разграблены, загажены. Началась гражданская война. Людей загружали в баржи, а потом эти баржи топили посреди Луары. Города стали восставать против революционного насилия. Революционный совет безжалостно карал эти восстания. Был даже отдан приказ стереть Лион с лица земли. Там людей привязывали гроздями перед пушками и кромсали их шрапнелью, чтоб убить побольше да побыстрей. За первые пять лет Французской революции было казнено в десятки раз больше людей, чем за всю многовековую историю страны.
Разумеется, не это празднуют французы 14 июля. Они вспоминают лишь провозглашение республики и подписание революционерами хартии о «правах человека».
Для классических марксистов, а для большевиков тем более, Французская революция, хоть и «буржуазная», была матрицей всех социалистических революций. Осмысление ее истории играло для них роль, схожую с евангельским чтением для христиан. Революционный террор был для большевиков неизбежным процессом «очищения», а гражданская война – нормальным явлением, ускоряющим процесс становления пролетарской власти.
Физическое уничтожение церкви и священнослужителей было в Советской России откровенной калькой французской революционной истории.
Французы считают, что 14 июля 1789 года – это день рождения современного мира, с его демократическими принципами, безбожной религией «прав человека» и прочее. Они и правы, и неправы. Ибо Французская революция породила также идею «нации», а значит и «национализма», с которой так борются сегодня все ратоборцы за права человека и за мир без границ. Разделение граждан на непримиримые лагеря «левых» и «правых» – тоже плод Французской революции. Она же основала «шовинизм», прародителем которого является солдат-революционер и фанатик борьбы за «власть народа» – Николя Шовен. Слова «Марсельезы», революционной песни, ставшей гимном Франции, пропитаны шовинистической ненавистью к «нечистой крови» инородных врагов народа.
Так что же празднуется 14 июля? На мой взгляд, 14 июля – праздник утопии. За 200 с чем-то лет она была революционной, демократической, наполеоновской, националистической (давайте не забывать о том, что большинство европейских стран и наций родились вследствие Французской революции: Германия, Италия, Румыния, Бельгия, Греция и др.), фашистской, коммунистической. Сегодня мы живем в период уже гибнущей глобалистской утопии, воцарившейся после бесславного краха коммунизма.
Французская революция – символ воплощения невоплотимой мечты о всеобщем счастье, о конкретизации возвышенных душевных порывов, о возможности невозможного, о борьбе за что-то такое, что сами мы не понимаем.
