ЧЕЛОВЕК, ЧЕРЕЗ ПРОШЛОЕ ЗАГЛЯНУВШИЙ В БУДУЩЕЕ

0
VN:F [1.9.16_1159]
Rating: 0 (from 0 votes)

Можно только восхититься тем, насколько безгранична амплитуда дарования Сергея Голлербаха, художника и писателя, прошедшего «проверку на человека»

Александр Сенкевич, доктор филологических наук


Уже с первой страницы новой книги «Размышления недовоплотившегося человека» Сергей Львович Голлербах отсылает читателя к Василию Васильевичу Розанову. Этот писатель и философ, живший в середине XIX и начале XX веков, безоговорочно признан гением русского парадокса. Он запомнился не только творческой плодовитостью, но и отсутствием приспособленчества к чему-либо и к кому-либо, внутренней неприязнью к заемным мыслям и установившимся репутациям. К тому же непреходящую о нем память в России и за ее пределами обогащают его личная жизнь и писательская судьба. Василий Розанов предстает перед потомками, как уникальный, самобытный и загадочный персонаж русской литературы и культуры.

Как я предполагаю, у Сергея Голлербаха был личный повод обратиться к творчеству Василия Розанова. Это желание воздать дань памяти старшему брату его отца, своему дяде Эриху Федоровичу Голлербаху (1895–1942), поэту, художественному и литературному критику, одному из последних представителей Серебряного века. Э.Ф. Голлербах автор одной из лучших книг о В.В, Розанове – «В.В. Розанов. Личность и творчество», изданной в Петрограде в 1918 году.

Почему Василий Розанов оказался по душе Сергею Голлербаху, не надо особо гадать. Стоит только взглянуть на живопись и графику этого выдающегося художника и мыслителя. Репродукции его семнадцати графических работ, существующие в книге как отдельные от текста листы, эмоционально усиливают ее текст, темы и мотивы которого обусловлены концепцией Василия Розанова о «недовоплотившемся человеке» и тревогой автора за завтрашний день западной цивилизации.

Книга Сергея Голлербаха состоит из четырех разделов: «Личное», «Возможное», «Импровизации», «Разное».

Голлербах в предуведомлении читателю объясняет, как он понял мысль Василия Розанова о том, кто такой этот недоделанный человек: «На первый взгляд, ответ очень простой: недовоплотившимся следует считать того, кто в силу зависящих – или не зависящих – от него обстоятельств не смог целиком развить данные ему способности и достичь поставленных им целей. Таким людям в мире нет числа. Однако человеку даны не только способности, но и душевные качества, положительные или отрицательные, которые он в течение жизни в большей или меньшей мере проявляет. И вот возникает вопрос: как понять, хороший он человек или плохой? Ведь и Оскар Уайльд заметил как-то, что добродетель часто – попросту отсутствие достаточно сильных искушений. И испытаний, надо добавить. Действительно, многие люди проходят всю жизнь, не подвергаясь сильным искушениям и тяжелым испытаниям. Поэтому они не могут знать, как повели бы себя, попади они в определенные обстоятельства. Они ведь не прошли «проверку на человека» и в этом смысле недовоплощены».

        

Сергей Голлербах

Сергей Голлербах написание новой книги объясняет сугубо личной, психотерапевтической задачей – постараться самому понять, прошел ли он «проверку на человека»? Не стоит, однако, думать, что это как-то связано с психоанализом Зигмунда Фрейда. У автора книги собственный художественный метод. В каком-то смысле, добавлю к сказанному, его новое сочинение – исповедь образами, что присуще настоящим художникам слова и кисти. Впрочем, с одной только оговоркой: исповедь не Богу, а самому себе и желающим его услышать лицам. Голлербах предоставляет своим мыслям полную свободу. Известные строфы Анны Ахматовой «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…», которым автор следовал в написании книги, стали философическим фильтром очистки от всякой пошлости, банальности и назидательности. От всех этих обычных в наше время загрязнений текст книги Голлербаха полностью избавлен. Перед читателем – экологически чистый и полезный для духовного здоровья продукт. Вкушай его только и насыщай свое сознание умом-разумом!

Сергей Голлербах – из поколения людей, родившихся в первые годы советской власти. За его спиной остался почти весь XX век с его войнами и передвижениями русских людей из страны в страну. Хотя, по собственному признанию, он избежал «многих тяжелых испытаний». И все-таки нельзя сказать, что этот век его только слегка царапнул. Он серьезно зацепил Сергея Голлербаха, оставив в его душе немало шрамов.

Повествование книги ведется от третьего лица. Воспоминания автора местами интимны. Сергей Львович сосредотачивается на самом факте высказывания, а не на своей личности.  Этот отказ от «ячества» создает некую дистанцию между ним и «недовоплотившимся человеком».        

Чтобы читатель лучше понял, в чем еще заключается педагогическая ценность новой книги Сергея Голлербаха, напомню рассуждения Стефана Цвейга, вызванные его несогласием с утверждением Фридриха Ницше: «Один из умнейших людей прошлого века, Ницше, изрек чудовищный афоризм: «Не пытайтесь лечить неизлечимое». Но это едва ли не самый лживый из всех опасных парадоксов, которые он предоставил разрешать нам. Я утверждаю, что истина в противоположном: как раз неизлечимое и надо пытаться лечить; более того – только на так называемых “неизлечимых” и проверяется искусство врача. Признавая больного неизлечимым, врач уклоняется от выполнения своего долга, он капитулирует до сражения».

Я убежден, что притягательность и нравственная сила книги Сергея Голлербаха, помимо ее литературных достоинств, как раз в том, о чем сказал Стефан Цвейг: в благородстве помыслов рассказчика.  Жить следует так, чтобы человеческие законы не шли вразрез с божескими. Вот, о чем он мечтает.   Книга оптимистична по своей сути. Голлербах утверждает, что рано или поздно справедливость утвердится в мире людей. Он – один из тех не сдавшихся эскулапов, кто не в силах излечить человека сегодня, но делает все возможное, чтобы, определив причины и симптомы, казалось бы, непреодолимой хвори души и сознания, найти радикальное средство и победить эту хворь завтра.

Память Голлербаха, как медицинский зонд, проникает по возможности все глубже и глубже в прошлое, в осмысленное начало начал каждого из нас – в наше детство.  Недаром     говорят: «Все мы родом из детства». И еще более определенно: «Годы детства – это прежде всего воспитание сердца».

Содержание рассказа «Рогатки» незамысловато. Небольшая компания друзей за обильным обедом обсуждают свою жизнь в эмиграции. Как водится, вспоминают свое детство в России.   Обычная забава мальчишек – стрельба по воробьям и воронам, а также швыряние камней в бездомных собак и кошек. Один из гостей, повинуясь стадному инстинкту, также стрелял из рогатки и швырял камни. Правда, в никого не попадал. Именно с него начался разговор о жестокости, проявляющейся в человеке с детских лет. Об инстинктивном желании причинять боль беззащитным существам.

Внутренняя жестокость, заложенная природой в каждом человеке, получает среди присутствующих на обеде противоположные оценки. Одни считают, что всю жизнь люди изживают ее в себе. Другие возражают, находя для этого убедительные аргументы: «Жестокость – одна из неотъемлемых черт человеческого характера, и она нам нужна. Если все были бы добренькими, то не существовало бы правосудия, справедливого возмездия, и весь мир потонул бы в хаосе доброты».         Чтобы вечер вконец не был испорчен перебранкой, собравшиеся переходят к другим темам разговора. К менее философским. Лишь один из гостей, не участвовавший в споре, чувствует себя неловко. По возвращении домой, он выпивает перед сном молока, предложенного женой, с которой давно не спит в одной постели. Рассказ заканчивается неожиданно: «Засну вместе с моей внутренней жестокостью», – сказал он про себя и со вздохом повернулся на бок».

Там, где жестокость, неминуемо появляется жалость. Но есть ли какой-то толк от этой жалости? В мире людей, живших в XX веке, это все равно что расстрелять или каким-то другим способом умертвить миллионы человек, а затем их же реабилитировать и в память этих невинных жертв воздвигнуть мемориал.

И опять в рассказе «Паук, мухи и жалость» Сергей Голлербах возвращается в детство. Трогательные воспоминания о загородном доме с крытой наверху верандой, где в верхнем ее углу нашел себе приют паук-крестовик и разложенные по всему дому липучие бумажками для мух, куда «садившись, они влипали» и, не в силах освободиться, умирали голодной смертью, завершаются суровой сентенцией: «Не надо жалеть и блох, комаров, клопов и змей-гадюк. Так уж устроен наш мир: одних животных мы любим и жалеем, а других – нет. Все в полном порядке, для шестилетнего мальчика во всяком случае».

Оказывается, и «Иисус Христос тоже рыбу кушал». Об этом мальчику сообщает его бабушка, рассказывая об Иисусе Христе и об апостолах.

В рассказе «Паук, мухи и жалость» содержится прежде мне малоизвестная информация. Оказывается, что Чарльз Дарвин по завершению своего труда «Происхождение видов» впал в депрессию. Причиной ее был его окончательный вывод, что «в жизни сильнейшая тварь пожирает слабейшую и это закон».

Однако впервые идею, что развитие жизни на нашей планете идет не гуманным путем, а за счет непрекращающихся убийств, сначала прочувствовал, а затем выразил в своем учении Сиддхартха Гаутама Будда.

История из раннего детства Будды связана с первой бороздой. Пахота в там далеком прошлом сопровождалась религиозной церемонией. Сиддхартха наблюдал эту церемонию, затем его взгляд перешел с людей на волов, которые отмахивались хвостами от кусающих их слепней и мух. Пикирующие на волов птицы азартно склевывали опившихся воловьей кровью насекомых. Сиддхартху поразило это зрелище. Чтение брахманами священных мантр ни в малой степени не изменило ситуацию пожирания одними живыми существами других. Так стоило ли тратить столько сил и времени на произнесение этих мантр?! Сиддхартха не захотел принимать закон выживания, составляющий основу эволюции на Земле, за норму жизни.  Прошло двадцать с лишним лет и он предложил свою доктрину нравственного самоусовершенствования.

Во всех составляющих книгу рассказах Сергей Голлербах ищет ответы на те же самые вопросы, но в рамках не буддийского, а христианского мировосприятия. Однако вместе с тем он не чурается идей, которые пришли к нам с Востока.

Продолжу разговор о том, как с малолетства ребенок приучается идти на компромиссы. Персонаж рассказов был «малокровным и болезненным ребенком, часто простужался и пропускал школу». Ради него родители купили безрогую козу Лизу. Теперь вместо коровьего молока он пил козье, более жирное. Со временем коза куда-то исчезла и в доме появился Пудик, маленький поросенок. Некоторое время он жил в кухне и похрюкивал, «когда ему гладили розовенький животик».  Как только он подрос, его поселили в хлев. Мальчик к нему часто наведывался, как к старому другу. Но однажды пришел «резник» и «через несколько дней на ужин подали свиные отбивные, такие вкусные! Он знал, что это – Пудик, которого он любил, но котлеты были такие вкусные».

Сергей Голлербах не удержался от силлогизма, не сделав окончательного вывода: «Да, жалость и жестокость, как две чаши весов, находятся в неустойчивом равновесии, и одна из чаш всегда бывает ниже другой».

Но это еще не окончание рассказа. Не стал бы автор книги испытывать терпение читателя приевшимися трюизмами. Его обобщающая мысль намного извилистей и сложнее: «В пожилом уже возрасте, сидя как-то в кресле, он задумался: а что такое слово жалость»? И вдруг на ум ему пришло другое слово – «жалоба». Казалось бы, совершенно другое по смыслу.  Но почему у них один корень? Пришли и другие лова: жалованье, пожаловать, пожалуйста, и даже жало и ужалить. Возможно, на заре человечества, когда формировалась речь, произошли какие-то странные мутации – воплощения одного корня, давшие совершенно иной смысл словам, родственным по происхождению. Были ли такие словесные воплощения и перевоплощения личными или случайными? Да и весь процесс воплощения и перевоплощения – имеет ли он прямой или извилистый путь? Мысль эта не оставляла его и постепенно превратилась в навязчивую идею, которой он стал на досуге посвящать все больше и больше внимания». Как бы он ни старался, эта мысль не находила толкового объяснения.

Иными словами, с каждым прожитым годом у всякого человека голова буквально пухнет от нагромождения сложностей. В этом, наверное, и состоит содержание нашего бытия. Проблемы, проблемы, проблемы… В своих самых различных видах и модификациях.

Рассказы «Тень» и «Свобода» взаимосвязаны. Отсутствие тени у человека как бы подтверждает его неземную сущность. Это с одной стороны, а с другой – заявляет о его абсолютном одиночестве, а значит, и о полной свободе от всего и всех.  Сергей Голлербах напоминает читателю: «Когда-то существовало поверье, что человек, продавший свою душу дьяволу, не бросает тени, а женщина без тени не может рожать детей…». Персонаж рассказа «Тень» радуется, видя в солнечный день, как тень повсюду его сопровождает: «Да ведь она – мой двойник, только плоский и абстрагированный, без всяких деталей. Естественно, что в сумрачный, облачный день ее не видно, но это не значит, что ее нет; она просто у меня в кармане… ». От этого неоспоримого факта автор книги выстраивает мостик к театру теней у китайцев, а в Европе – к искусству силуэта.

Замечательна последняя фраза рассказа: «Устав за день, он стал укладываться спать с чувством удовлетворения, что «она, его тень, его двойник и невидимка, после того, как он потушит свет, ложится рядом с ним, и он не один».

Основная мысль в коротком рассказе «Свобода» известна с древнейших времен. Потому-то и убедительна. По-настоящему свободен тот человек, кто гол как сокол. В идеальном воплощении это тип калики перехожего, «идущего неизвестно куда и, казалось бы, ни за чем». Для Голлербаха этот полузабытый тип бродяги воплотился в летчике, для которого нет большей радости, чем, находясь в небесной выси среди облаков, чувствовать себя свободным от всего земного и материального.  И все-таки такая свобода не всем людям понравится. Тем более она бессмысленна для художника, автора книги. Ведь людей с такой высоты не разглядишь.  Да и к тому же человек – не птица, и парить над Землей всю жизнь как-то не комильфо. Давайте останемся людьми в обыкновенном смысле этого слова. Вот чего желает рассказчик, альтер эго Сергея Голлербаха: «Нет, лучше все же быть на земле. Автор этих размышлений никогда не был совсем беден; у него всегда в руках находился какой-то маленький кулек, узелок с остатками брошенного и потом утерянного имущества, и поэтому он никогда не был по-настоящему свободен. Хорошо это или плохо?»

Рассказы, сюжеты и основные темы, которые я только что обозначил, задают тон всей книге Голлербаха.  Они вроде фундамента для построения дома в прямом и переносном смыслах. А что делает дом душевным и неуязвимым?  Крепкая семья и любовь.

Темы семьи, любви, страсти, верности и измены объединяют рассказы «Семья», Щедрость», «Шана», «Проклятые вопросы». Их нет смысла пересказывать. По своему содержанию это психологическая проза. Она захватывает не особыми сюжетами или философскими размышлениями, а странностями в поведении персонажей и абсурдными ситуациями, в которые они попадают.

Читая книгу Голлербаха, понимаешь, сколько возможностей предоставляет наблюдательному и умному писателю повседневная жизнь. В рассказе «Проклятые вопросы» опять возникает тема «жалости», а с ней появляется имя Василия Розанова, сказавшего, что именно от жалости погибнет мир.  В нем появляется упоминание о России в связи рассказом Лескова, в котором «умирает молодой парень с одной радостной мыслью: «Хоть папеньку и маменьку не ослушался». «Рабская психология», – заметил один из гостей, добавив, что на Западе люди – слуги Господни, а у нас в России – рабы Божьи. У слуг есть как обязательства, так и какие-то права, а у раба – никаких прав, только обязательства. Не потому ли немцы рифмовали: “славе – склаве” – “славянин – раб”. Вот им и был прописан урок».

Есть в книге «Размышления недовоплотившегося человека» рассказы, написанные в жанре пародий на модные увлечения современных людей. Как например, «Обратный ход времени», «Фисто», «Революция травоядных». И конечно же, рассказы, составившие цикл о «Заразительных дурных примерах». К ним относятся гротесковые, доходящие до абсурда современные интерпретации классических опер и балетов. Их либретто и сценарные разработки перерабатываются до неузнаваемости с привлечением бытовых сюжетов и атрибутики из сегодняшней повседневной жизни. Это «Евгений Онегин», «Лебединое озеро», «Спящая красавица», и «нечто» без названия. Действие последней пьесы «происходит в стране, которая никогда не существовала и среди людей, которые никогда не жили».

В разделе «Разное» Сергей Голлербах перевел дыхание от воспоминаний и фантасмагорий. Он вернулся к излюбленным зарисовкам с натуры, продолжив традицию своих предыдущих книг. Можно только восхититься тем, насколько безгранична амплитуда дарования Сергея Львовича Голлербаха, художника и писателя, прошедшего «проверку на человека».

Прав был Оскар Уайльд, сказавший, что человек достигает полноты развития в самом себе.

VN:F [1.9.16_1159]
Rating: 0 (from 0 votes)

Комментарии закрыты.