К 145-летию со дня рождения Георгия Ивановича Чулкова
Русский Серебряный век неслучайно сравнивают с итальянским Возрождением – по его огромному влиянию на судьбы страны. Среди героев той российской эпохи были признанные всемирно боги и полубоги, что, впрочем, одно и то же, как утверждал герой И. Ильфа и Е. Петрова, были титаны, а были и такие труженики культуры и искусства, которые сегодня остались только в памяти профессионалов от словесности и живописи. Среди последних и Георгий Чулков (его мы упоминали в предыдущем номере «Русской мысли», посвященном Ф. И. Тютчеву), друг многих «великих» начала прошлого века, в том числе и Анны Ахматовой. Об их долгой дружбе – эта глава из книги публициста Евгения БЕНЯ «Этюды московского наблюдателя. Избранные эссе и смыслы», вышедшей в прошлом году в московском издательстве «Б.С.Г.-Пресс».
Анна Ахматова и Чулковы
Георгий Иванович Чулков (1879–1939) – поэт, писатель, критик. Во время обучения в Московском университете принимал участие в студенческом движении, за что в начале 1902 года был сослан в Якутию, куда за ним последовала его жена Надежда Григорьевна Чулкова (1874–1961).
В 1903 году Чулковы жили в Нижнем Новгороде, а с 1904 года получили разрешение на жительство в Петербурге. В том же 1904 году Чулков был приглашен на некоторое время З. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковским исполнять обязанности секретаря журнала «Новый путь». С 1904 года был знаком с Блоком, с которым состоял в дружеской переписке до 1915 года.
В 1906–1907 годах он обосновывал концепцию литературного направления «мистического анархизма», якобы явившего единство эстетических принципов петербургского крыла символизма с настроениями социального и этического радикализма. Концепция «мистического анархизма» была подвергнута резкой критике в символистских кругах. О ее несостоятельности Блок писал А. Белому 15–17 августа 1907 года и самому Чулкову 26 августа 1907 года. В последние годы жизни, осознавая себя человеком православного миросозерцания, Чулков считал свою идею «мистического анархизма» мало обоснованной. В письме-завещании, датированном 6 января 1935 года и вскрытом Н. Г. Чулковой после смерти мужа, Чулков свидетельствовал:
«Родная моя Надя. Случайно раскрыл вторую книжку “Факелов”, изданную в 1907 году, и перечитал свою статью “Об утверждении личности”. Эта статья – дурная статья, и я дорого дал бы, если бы можно было ее изничтожить. Смерть не за горами. Я пишу это письмо, чтобы оно было свидетельством после моей смерти о моем отречении от всех этих неосторожных, торопливых высказываний».
В 1906–1908 годах Чулков принимал деятельное участие в издании альманахов «Факелы» (кн. 1–3, 1906–1908) и «Белые ночи» (1907). В своих романах «Сатана» (1913) и «Метель» (1917) писатель стремился следовать традициям психологического метода Ф. М. Достоевского. В 1920–1930-е годы выступал преимущественно как литературовед, в частности как составитель «Летописи жизни и творчества Ф. И. Тютчева» (1933).
Ко времени знакомства в 1911 году с молодой А. А. Ахматовой Чулков – опытный литератор, хорошо известный в художественных кругах Петербурга. Первая встреча Чулкова с Анной Ахматовой произошла в конце февраля 1911 года на вернисаже «Мира искусства». 1 марта 1911 года состоялся литературно-музыкальный вечер, посвященный Ф. Сологубу, на котором Блок, С. Городецкий и Чулков подносили чествуемому лавровый венок. Об этом вечере Чулков сообщал жене в письмах от 28 февраля 1911 года и от начала марта 1911 года. После чествования Сологуба состоялась беседа Ахматовой с Чулковым.
14 марта 1911 года Ахматова вновь увиделась с Чулковым у Вячеслава Иванова, где оба они читали свои стихотворения вместе с В. Княжниным, Ю. Верховским, О. Мандельштамом, М. Моравской. 16 марта 1911 года поэтесса отослала Чулкову первое из известных писем. Более чем вероятно, до того Ахматова к Чулкову письменно не обращалась. В письме от 16 марта содержится просьба о принятии Ахматовой в «Академию художественного слова», заседания которой проходили в то время в помещении редакции журнала «Аполлон». Позже Ахматова на протяжении нескольких месяцев бывала на заседаниях «Академии». В апреле 1911 года Ахматова, как следует из главы «Анна Ахматова» в книге Н. Г. Чулковой «Воспоминания о моей жизни с Г. И. Чулковым и о встречах с замечательными людьми», одновременно с Чулковым приехала в Париж. Дата отъезда Чулкова в Париж уточняется по его письму к жене от 19 апреля 1911 года. «… Билет, наконец, куплен на 21 число (вечером 11 ч<асов> 15 м<инут> – скорый)».
С 1911-го Ахматова занимает заметное место в многолетней переписке Чулкова с женой. За период с 1911-го по 1936 год имя Анны Андреевны Ахматовой упоминается в письмах Чулковых друг другу как минимум шестнадцать раз. Например, спустя несколько месяцев после пребывания в Париже, 22 августа 1911 года, Чулков, сообщая в письме к жене в Москву о петербургских новостях, писал об отъезде Ахматовой в деревню (т. е. в имение Гумилевых Слепнево Тверской губернии Бежецкого уезда): «Ни Гумилева, ни Гумилевой нет в Петербурге. Анна Андреевна, по словам Маковского, была в Петербурге не так давно, но куда-то уехала, кажется, в деревню».
3 декабря 1911 года в газете «Утро России» появилась рецензия Чулкова на раздел «Литературный альманах» журнала «Аполлон», которая содержала краткий лестный отзыв о четырех стихотворениях Ахматовой, опубликованных в четвертом номере «Аполлона». Вероятно, тогда же писалась статья Чулкова «59» – о наиболее интересных в то время, с точки зрения автора, пятидесяти девяти мастерах поэтического слова, среди которых, конечно же, была названа Анна Ахматова.
Среди тех, кому Ахматова преподнесла свою первую книгу стихотворений «Вечер. Стихи» (СПб.: Цех поэтов, 1912) с дарственной надписью, был Чулков. Позже она дарила Чулкову и другие свои сборники с надписями: «Четки» (весной 1914 года), “Anno Domini” (в 1922 году), «Белая стая» (6 октября 1928 года). На книгу «Вечер», подаренную ему 12 марта 1912 года в Царском Селе, Чулков незамедлительно откликнулся рецензией (Жатва, № 3, М., 1912, с. 275–277).
В 1914 году Ахматова подарила Г. И. Чулкову вторую книгу «Четки», вышедшую в свет в издательстве «Гиперборей», с дарственной надписью: «Георгию Ивановичу Чулкову, первому приветствовавшему эту книгу. От его давнего друга Анны Ахматовой. Петербург. Весна. 1914 г.». Чулков откликнулся на «Четки» печатным словом. В статье «Письма со стороны» он противопоставил поэзию Ахматовой в целом и «Четки» в частности стихотворному потоку молодых авторов, устремленных к самоцельным формальным достижениям.
О начале работы над «большой вещью», очевидно поэмой «У самого моря», Ахматова сообщала в письме, отосланном из Слепнева летом 1914 года Чулкову, позже отметившему «начало общее, мировое» за повседневными образами этого произведения в заметке «Новая поэма».
В 1915–1916 годах Г. И. и Н. Г. Чулковы жили по соседству с Ахматовой на Малой улице в Царском Селе (Ахматова жила в доме Гумилева с сыном Львом и матерью Н. Гумилева Анной Ивановной Гумилевой, урожденной Львовой). 29 мая 1915 года Блок писал А. А. Кублицкой-Пиоттух: «Вчера мы с Пястом и Княжниным провели весь день и вечер у Чулковых в Царском Селе <…>. Ходили с визитом к А. А. Ахматовой, но не застали ее».
Две записки Ахматовой Чулковой датированы самим адресатом летом 1915 года. В этот период особенно частого общения Ахматовой с Чулковыми была издана книга Г. И. Чулкова «Вчера и сегодня», в которой в очерке «Закатный звон» содержалось сопоставление мировоззрения и поэтического мышления И. Анненского и А. Ахматовой. Критик отмечает, что именно в похожести, общности дарований лежит начало неповторимого голоса Ахматовой, являющего собой не только гармонию чувства и его художественного выражения, но и соединенного с «душой мира», с «чудесными таинственными письменами».
За три месяца до отъезда Чулкова в августе 1915 года в действующую армию – в Первый Сибирский передовой врачебно-питательный отряд – 8 мая Ахматова подарила ему свою фотографию с дарственной надписью. В последний раз Чулков побывал в своем царскосельском доме в феврале 1917 года, когда он приезжал из действующей армии навестить жену и годовалого сына Володю, скончавшегося в сентябре 1920 года. В марте 1917 года Н. Г. Чулкова с сыном переехали в Москву; туда же вернулся с фронта и Чулков.
В конце июля или в начале августа 1920 года в период недолговременного пребывания в Петрограде Чулков, очевидно, после четырехлетнего перерыва виделся с Ахматовой, о чем сообщил в письме к жене из Москвы в Грузию 12 августа 1920 года: «Вообще Петроград встретил меня хорошо. Видел Блока, Городецкого, Кузмина, немало молодых поэтов, Щеголева и у Судейкина видел Ахматову – последнюю полчаса. Ахматова превратилась в ужасный скелет, одетый в лохмотья. Но стихи прочла чудесные. Она, по рассказам, в каком-то страшном заточении у Шилейко. Оба в туберкулезе и очень бедствовали».
Эта встреча положила начало новому периоду взаимоотношений Ахматовой с Чулковыми, для которого характерны эпизодические контакты, приуроченные к поездкам Ахматовой в Москву и Чулковых в город на Неве. Например, в 1922 году во время посещения Петрограда Н. Г. Чулкова, как она позднее вспоминала, побывала в гостях у Ахматовой. В том же 1922 году во время одной из встреч Ахматова подарила Чулкову книгу стихотворений “Anno Domini” с дарственной надписью, в которой были приведены последние четыре строки стихотворения «Шепчет: “Я не пожалею”».
Вскоре Чулков опубликовал рецензию на книгу “Anno Domini”, в которой, в частности, утверждалось, что «среди поэтесс прошлых и современных у Ахматовой нет соперниц. Среди поэтов ей конгениальны старшие символисты <…> На том же языке говорил покойный Блок».
В статье «Анна Ахматова» из книги «Наши спутники. Литературные очерки» (М., 1922) Чулков подчеркнул цельность мировоззрения поэтессы, выступающую бесспорным свидетельством подлинного своеобразия ее творчества: «Можно принять или не принять мировоззрение Ахматовой, но было бы опрометчивою ошибкою отрицать цельность этого мировоззрения – такая душевная значительность необычайна в наши дни совершенного крушения “цельного знания” и поголовного увлечения тем или иным отвлеченным началом или, что еще хуже, какою-либо формальною и внешнею причудою поверхностного эстетизма»
Эта статья Чулкова не прошла мимо внимания Ахматовой. Знаменательным представляется тот факт, что спустя четыре десятилетия в «Записных книжках» 1961 (?) года Ахматовой упомянута процитированная выше статья из книги «Наши спутники».
В тех же «Записных книжках» 1961 года Ахматова свидетельствует и о том, что в ее автобиографической прозе «Мои полвека» (так и не написанной) будет отведено место обзору литературно-критических статей о ней, вышедших в 1920–1930-е годы, в том числе и статьям Г. Чулкова.
10 апреля 1935 года Чулков записал в своем дневнике «Откровенные мысли»: «В Москве Ахматова. Она каждый раз, бывая в Москве, навещает меня, но теперь как-то мы перестали чувствовать друг друга. Но мне ее жалко. Она замучена своей биографией». Рядом с датой – 1 января 1937 года – приписано: «И на мне вина тоже!» («Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1974 год». Л., 1976, с. 70).
Приезжая в Москву в периоды отсутствия в ней Чулкова, Ахматова заходила в гости к Н. Г. Чулковой. В письме к мужу от 20 ноября 1934 года Чулкова писала и о том, что у нее была Ахматова. В письме к Чулкову от 31 июля 1936 года Чулкова повествовала: «Вчера была Ахматова, ела со мной плохой обед. Потом ушла, сказав: “Господь с вами”, – и подарила мне (сама предложила) свой портрет в Коломне на улице». Ныне эта фотография хранится в Отделе рукописей РГБ. На оборотной стороне фотоснимка начертано: «Милой Надежде Григорьевне Чулковой от старого друга Ахматовой. Москва. 30 июля».
Общение Ахматовой с Н. Г. Чулковой продолжалось и после смерти Г. И. Чулкова 1 января 1939 года.
