Старейшему национальному театру России, легендарной Александринке, – 265 лет
Беседу вела Оксана Карнович
Наш гость – художественный руководитель Национального драматического театра России (Александринского театра), народный артист Российской Федерации Валерий Владимирович Фокин.
Валерий Владимирович, у вас долгая и успешная жизнь в Театре. Среди вех вашей биографии – режиссерские работы в «Современнике», ставшие открытием театральной общественности, создание Центра Мейерхольда и многое другое. Но последние 18 лет вы возглавляете знаменитый Александринский театр, прославившийся легендарными поколениями режиссеров и актеров. Чем в вашей биографии стал именно этот театр?
Прежде всего, это невероятная школа какого-то нового театрального масштаба. Этот театр особенный, он единственный. Он уникален всем – своей архитектурой, своим редчайшим зданием, своей биографией, которую имеет далеко не каждый старинный театр в Европе. Он проходил в своем развитии через огромное количество искушений, соблазнов, открытий, неудач. В этих стенах работали выдающиеся мастера во всех театральных профессиях – не только актеры и режиссеры. Такая Академия, в высоком смысле этого слова, конечно, не может не повлиять на человека, который здесь работает. Это главное. Плюс еще город. Петербург связан с литературой, прежде всего с блестящей литературой XIX века, с открытием целого ряда драматургов, с именами режиссеров и артистов.
Как вы сочетаете традиции и новаторство в Александринском театре, обладающем такими великолепно оснащенными (именно в период вашей здесь работы) зданиями?
Я их взбалтываю – они переливаются одно в другое. Именно для того, чтобы сочетать традиции и новаторство, находя баланс между ними и питая одно направление другим, и было построено восемь лет назад второе здание. Чтобы проводить там совершенно другие какие-то мероприятия, проекты, эксперименты, делать из этого центр искусства, но чтобы в театральных проектах были заняты артисты как старшего поколения, так и молодежь, чтобы они работали одинаково уверенно как на новой сцене, в экспериментальных спектаклях, так и на основной нашей сцене. Умозрительно такое проникновение невозможно. Но это очень важное понятие – сочетание традиций и новаторства. С моей точки зрения, это единственная вечная формула, которой надо придерживаться всегда.
В чем сложность работы одновременно режиссером и руководителем театра? Как вы работали в период изоляции и какими креативными проектами можете гордиться?
Надо быть просто внимательным, если у тебя есть способности к одному, и к другому. И надо следить, чтобы менеджмент ни в коем случае не мешал творчеству, потому что это совершенно разные понятия. Но они могут уживаться. Менеджмент имеет разного рода преференции, которые могут тебя соблазнить, увлечь. Если ты поймешь, что именно должно помочь твоим художественным делам, тогда ты выберешь верный путь.
А гордиться можно тем, что мы, слава Богу, работаем и выжили. Пандемия – это не просто тяжелое явление, это катастрофа, последствия которой мы еще продолжаем на себе ощущать и еще долго будем ощущать, несмотря на некоторые улучшения. Но самое главное, что мы выжили, мы работаем. У нас были периоды, когда мы были без зрителей вообще. Полетели всякие планы – финансовые, творческие, – но еще была опасность, что артисты, которые находятся в простое, теряют творческую форму. Такая опасность была, и она, безусловно, проявлялась.
Но мы активно работали онлайн. Бывало, что мы работали вообще без зрителей, даже сыграли премьеру без зрителей. Мы активно использовали интернет-пространство и медиапространство, показывали из архивов старые спектакли, проводили беседы, встречи, делали отдельные интернет-проекты для трансляции. Мы максимально напряглись и максимально постарались обеспечить нашу творческую жизнь в другом совершенно формате.
Сейчас, слава Богу, обратно входим в русло прежней жизни, репетируем три спектакля, и зрители стали приходить в наш театр. Сегодня мы имеем 75 процентов зрительного зала. Это отлично, но мы играли и при 25 процентах.
Это трудные вызовы, но чисто профессионально, я считаю, это хороший опыт, потому что при всей тяжести этот опыт заставлял мобилизоваться и предъявлять к себе требования. Это всегда очень важно – предъявлять к себе профессиональные требования. Важно извлекать из этого верные выводы.
Труппа театра состоит из актеров классической школы психологического театра, а также молодежи, ориентированной на современные формы и форматы театрального существования. Какие вы видите различия между поколениями, работающими на основной и на новой сцене Александринки?
У меня нет различий между основной и новой сценой. Главная задача была в том, чтобы этих различий не было. Есть различия чисто технологические – большой зал, большая сцена, требующая другой подачи текста, другого жеста, другой дикции. И от режиссера требуется совершенно другая форма постановки. Но различий не должно быть, потому что актеры, в моем понимании, должны работать в любом ключе и в любом стиле одинаково уверенно. Поэтому актеры и старшего поколения, и молодые работают и на основной, и на новой сцене. А что их больше увлекает – это уже вопрос веяний, вопрос вкуса. У нас нет разделения – вот это традиционная постановка, а там они что хотят, то и делают. Такого нет. Артисты должны быть универсальны. Это очень тяжело, но в этом наша задача.
Какие явные проблемы в современном актерском образовании вы видите как руководитель театра и режиссер-постановщик?
Самая главная проблема – это выбор действительно способных людей. А это не так просто – в этом все ошибаются и будут ошибаться. А уж если ты решил, что этот человек способный, то самая главная задача – заложить в него основы внутренней актерской дисциплины и актерской школы. Молодые актеры часто плохо обучены, очень поверхностно обучены. Все-таки школа в таком глубинном, традиционном смысле очень важна. Потом эту основу, этот фундамент можно корректировать, иногда разрушать, иногда идти другими ходами, но сначала, если сравнивать с художественной школой, человек должен научиться рисовать, твердо «поставить руку, поставить глаз», уметь держать карандаш, он должен обладать школой. Потом можно эту школу как фундамент оставлять и строить на нем разные здания.
К сожалению, я сейчас очень часто вижу, что у молодых актеров нет внутренней техники, она у них не разработана, они не понимают, что такое общение, действие, восприятие, потому что это считается не нужным, не важным. К сожалению, такая проблема есть.
Да и педагоги тоже не вечные. Они уходят, приходят другие, более молодые. Они должны приходить, но они не должны самоутверждаться в качестве режиссеров. Они должны овладеть профессией педагога. Это другая профессия. Их надо научить, извините, системе Станиславского, научить каким-то важным вещам, а они говорят: «Ну, это вообще Куликовская битва». А основы-то – актерского мастерства – нет, поэтому они не могут решать какие-то задачи в театре. Непонятно, чему они четыре года учились…
В театре пойдет рост, но он должен идти на какой-то основе, а они к этому не готовы. Есть специальные курсы, есть еще пара педагогов, которые выпускают не только способных людей, но еще и таких, которым привиты эти навыки, пусть только в начальном виде. Посмотрите ранние работы того же Малевича или Сальвадора Дали – замечательные работы реалистов. Они все владели школой, а потом уже строили свое здание.
По какому принципу выстраивается репертуарная политика театра с такой богатой историей?
Она выстраивается прежде всего по принципу художественного разнообразия, которое включает в себя не жанровое разнообразие – две комедии, две трагедии, три водевиля, – а именно художественное разнообразие. Это охват классического репертуара – русского и зарубежного, – современные тексты, экспериментальные пробы, то есть весь тот спектр, который на сегодняшний день представляет современный театр.
Никакой специфики особой тут нет, но есть одна важная сверхзадача. Национальный театр – это театр особый. И поэтому просветительская линия, линия историческая, линия разговора об очень острых проблемах нашей жизни сегодняшней, отражение через историю вечных вопросов в сегодняшнем контексте – это очень важно. Это всегда, как правило, есть в настоящей классике. Это очень редко, но есть у современных текстов.
У нас есть спектакль «Преступление и наказание», который идет пять часов. Это медленное чтение романа, которое поставил режиссер Национального театра в Будапеште Аттила Виднянский. На этом спектакле всегда полный зал. Люди идут на Достоевского, но еще идут на театральное чтение романа. Там есть целый ряд линий, о которых кто-то забыл и помнит только, что Раскольников с топором бегал за старушкой…
Вот такие спектакли имеют право быть в национальном театре. Исторические спектакли тоже имеют на это право, потому что они отражают через историю сегодняшний контекст. Но это разнообразие не исключает художественного разнообразия, это не исключает проб молодых режиссеров, их лабораторий, экспериментальных поисков.
В репертуаре театра идут спектакли об исторических фигурах, неоднозначно воспринимающихся современным обществом. Как сочетаются в афише спектакли про юродивую Ксению Петербургскую и Сталина? Что для вас было главным в этих спектаклях и как реагирует на них публика?
Публика реагирует по-разному – в целом хорошо. В театре не могут все одинаково реагировать. И это наша жизнь, наша история, это мы, это наша страна. У нас была Ксения Блаженная – великий образ. Особенно для Петербурга. Ее называют Ксения Блаженная Петербургская. Но также и Сталин был наш, он был руководителем нашего государства, и у него были гигантские плюсы и гигантские минусы. Поэтому именно национальный театр должен говорить во всех объемах, не стыдясь и не скрывая, о разных вещах. А о чем говорить? Только о хороших вещах? Или только о плохом? Так нельзя. Надо брать объемно всю картину нашей жизни – и в прошлом, и по возможности в настоящем. По возможности, не из цензурных опасений – их нет, а потому, что сегодня мы не можем оценить все полностью. Это не получается. Как говорится, «лицом к лицу лица не увидать». Только пройдя какой-то путь, мы можем его оценить.
Что вы готовите к 265-летию Александринки? И как будете отмечать Международный день театра?
Я не отмечаю День театра, я просто работаю, как и все остальные. А что касается 265-летия, то все отмечания должны носить характер рабочий. Самое главное – спектакли. Нам надо выпустить спектакли, которые мы наметили, вернуться в ту форму художественную, которая должна быть. У нас, кроме выпуска спектакля «Честная женщина», будет еще выпуск спектаклей на новой сцене. Это наш цикл медийных проектов под названием «Другая сцена», то есть какие-то экспериментальные проекты с участием зрителей, которые могут вмешиваться в процесс. Все эти планы мы должны стараться выполнить.
Кроме того, у нас будут гастроли в Москве, в Центре им. Мейерхольда. Намечаются гастроли в Иркутске и Томске. С заграничными выездами сегодня хуже, пандемия лишила весь мир многих возможностей. Многие наши планы перенеслись и отменились. В следующий сезон, 2021/2022, будут свои премьеры, свои задачи. В рабочем состоянии надо встречать юбилей театра. Этот год будет очень трудным, не надо обольщаться. Если удастся, повторяю, вернуться к прежнему творческому состоянию, это будет большая победа.
Существует мнение, что среди новых поколений режиссеров в стране очень мало перспективных художественных руководителей. Как вы видите возможности решения этой проблемы, а также и воспитания преемника?
Сложный очень вопрос. Всегда был, есть и будет. Раньше мне казалось, что нужно просто брать молодых одаренных людей в театр и давать им возможность учиться, смотреть, работать. Это правильно, но, оказывается, среди молодых одаренных людей, в том числе и среди режиссеров, очень мало таких, у которых есть способности, которые им позволят быть руководителями. Они могут быть талантливыми режиссерами в отдельно взятой пьесе, но это не означает, что они обладают волей, дисциплиной внутренней, ответственностью, умением думать не только о себе, но и обо всем коллективе, не только о своем спектакле, но и обо всех спектаклях и так далее. То есть нужно комплексное мышление, без которого не может быть художественного руководителя. А таких людей маловато, и их трудно взрастить. Но этим все равно надо заниматься – преемников надо готовить заранее. Можно проводить семинары, встречаться с главными режиссерами, учить, помогать. Это надо делать, но это не решит вопроса, если тебе не даны способности. Причем иногда художественный руководитель может быть более слабым режиссером. Такие случаи бывали, и ничего страшного в этом нет. Не обязательно он должен быть блестящим режиссером. В принципе, можно быть сильным художественным руководителем и вполне нормальным, средним режиссером, без взлетов, потому что это разные профессии. Но опять же, тут очень большую роль играют случай и обстоятельства внешнего характера.
Путь только один – преемников надо искать и стараться им помогать. Это еще и дело власти, Министерства культуры. Этим надо заниматься. Они не понимают, что надо вывести в отдельную графу: «Кадровая политика в области художественного руководства театром». Над этим надо работать, но этого, по-моему, никто не делает.
И последний вопрос: как современному человеку не потеряться в многообразии неоднозначного культурного предложения? Какие лоции вы можете предложить нашим читателям?
Чтобы не теряться, нужно прежде всего воспитывать внутренний художественный вкус. Внешне можно быть очень образованным, начитанным человеком, вполне интеллигентным, но это не означает, что он обладает внутренним вкусом или театральным вкусом. Его надо воспитывать. А как его воспитывать? Ходить в театр, смотреть: это не мое, потому что я не могу в этом разобраться и это меня пугает, я этого не понимаю, меня это раздражает, меня это коробит, а вот это мне скучно. Театр – это такой живой университет. Театральных людей, с точки зрения восприятия, очень немного. Это особое дело, оно воспитывается с детства. А потом, когда ты уже обладаешь таким вкусом, ты начинаешь разбираться.
Сразу идти на яркий авангард я бы не советовал человеку без театральной подготовки. Его это может шокировать, и он не поймет, о чем вообще речь. Начинать все-таки надо с простых вещей, постепенно переходя к более сложным, но это не значит, что простая вещь может быть хуже, чем какая-то сложная вещь: все зависит от контекста. Это вопрос непростой, и на него, мне кажется, так прямолинейно не ответишь.
Восприятию театральному помогает не только хождение в театр. Это и общее знание о культуре. Это и литература, и кинематограф, особенно сегодня, когда кинематограф и театральное искусство сближаются очень сильно, чувствуется проникновение одного искусства в другое. Надо смотреть фильмы – хорошие, серьезные. Вырабатывать в себе некий художественный вкус. И конечно, живопись, и музыка, безусловно, – все это в полном объеме влияет на рождение театрального чувства.
