Чем больше станет власть оправдываться, тем «виноватей» будет
Убийство Бориса Немцова в ночь с 27 на 28 февраля является очередным примером почти метафизической сути жертвенности на политическом поприще. Давайте вспомним убийство Столыпина в киевском театре во время антракта. Убил его тут же арестованный молодой революционер, но, как выяснилось позже, сотрудничавший с царскими спецслужбами. Многие историки считают, что жертвенная смерть великого реформатора предопределила дальнейшую трагическую судьбу Российской империи и, вообще, государственности. Ближе к нам, в 60-х годах прошлого века, были совершены убийства великих американских политических деятелей – Роберта Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. И тогда убийцы были арестованы и осуждены, но суть их деяний продолжает носить загадочный характер. О них написано множество книг и исследований. Еще ближе к нам – таинственное и по сей день не раскрытое убийство шведского премьера Улофа Пальмы, морально безупречного, казалось бы, человека. Не менее непонятно убийство в 1991 году на муниципальной парковке лидера бельгийских социалистов, вице-премьера Андре Кольса. Там посадили двух странных тунисцев, связанных с сицилийской мафией, а несколько свидетелей «покончили жизнь самоубийством». Во Франции премьер и «личный друг» президента Миттерана Пьер Береговуа «застрелился из служебного пистолета своего охранника», причем в присутствии последнего! А советник того же Миттерана Гроссувр «застрелился» уже из личного крупнокалиберного револьвера прямо в Елисейском дворце. Как он мог проникнуть во дворец с таким оружием, непонятно. Но официальную версию все проглотили. Можно вспомнить и серию нераскрытых убийств и «странных смертей» в ельцинской России, но перечень будет слишком длин.
Главная суть политического убийства не в том, что оно не всегда сугубо «политическое», а в том, как его интерпретировать в свете политических последствий для власти, для страны, для мира. Убийство в XIX веке президента США и освободителя негров Абрама Линкольна стало краеугольным символическим камнем американской мессианской идеологии. А самое громкое из всех политических убийств – заснятое на телекамеры смертельное покушение на президента США Джона Кеннеди в Далласе – потрясло не только Америку, но и весь мир, во многом изменив ход истории.
Суть убийства Бориса Немцова мы познаем по политическим последствиям злодеяния. Но уже сейчас можно сказать, что, какими бы ни были результаты следствия, кого бы ни арестовали, ни судили, ни сажали, на Западе винить в его смерти будут одного только Путина. Это уже началось и так и останется. Подобное наблюдалось и после убийства журналистки Анны Политковской. Несмотря на долгое следствие, на аресты, на посадки, винят до сих пор в ее смерти президента Путина. А сама Политковская стала героическим символом борьбы за свободу слова и права человека в путинской России.
Немцова и Политковскую объединяет не только факт их оппозиционности, но и то, что их вес и влияние в России были более чем умеренными. Политковскую читал ограниченный круг людей, а политический рейтинг Немцова был низок. Так что даже если согласиться с радикальной российской оппозицией в том, что в Кремле сидит криминальная горстка людей, готовых на любые преступления, то убийство неопасного оппонента – просто глупость. Если цинично подходить к делу, то можно, наверное, доказать, что живой Немцов был даже полезен Путину. А вот мертвый – наоборот.
Борис Немцов, и от этого уже никуда не денешься, стал навсегда главным политическим и моральным укором Владимиру Путину. У живого Немцова был низкий политический рейтинг, были человеческие слабости, он порой говорил глупости, вел жизнь плейбоя. А мертвый Немцов – портрет, флаг, монумент, жертва насилия, монолит. Причем невозможно переоценить тот факт, что убили его практически у ворот Кремля. А это уже «памятник нерукотворный» и мифологическое начало, с сутью которых бороться будет просто невозможно. Чем больше станет власть оправдываться, тем «виноватей» будет. Чем больше компромата или черного пиара будет преподноситься определенными СМИ, тем больше будет жертвенный облик Бориса Немцова возвышаться в глазах всех тех, кому происходящее в России не нравится. Особенно за пределами РФ.
В самой России рейтинг Владимира Путина настолько высок, а патриотизм населения на таком пике, что убийство Немцова вряд ли поколеблет убеждения российских граждан. Особенно в провинции, и особенно среди людей средних лет и старше. Ибо они помнят еще ельцинские времена, когда Борис Немцов уверенно сидел в седле, а народ выл от горя и оскорбления. Он ведь в 32 года уже был губернатором Нижегородской области (1991) а в 38 лет (1997) – вице-премьером и членом Совета безопасности. Путин в те времена ходил в помощниках и замах. Не забыли люди, наверное, и оппозиционера Михаила Касьянова, которого, когда он был премьером, называли в народе «Миша два процента». Нищета низов и коррупция верхов тех времен глубоко сидят в памяти россиян.
А потому с живым Немцовым власти бороться было не только просто – с ним вообще не надо было бороться. Как шутил недавно по украинскому телевидению Олег Ляшко, говоря о некоем своем оппоненте: «Даже архангел Михаил не смог бы провести его к власти!» Сейчас все это в прошлом. Немцова больше нет в живых, но голос его звучит на всех интернет-каналах, лицо его на всех сайтах. Он уже не человек из прошлого, не «Боря из команды Миши два процента», а жертва насилия, а символ борьбы за демократию. Он – мученик! А вот мученика российской оппозиции как раз и не хватало. И вот этого уже у него никак не отнять.
При жизни Борис Немцов не был харизматическим лидером российской оппозиции. Им был весьма живой Алексей Навальный. А вот впредь Навальному придется ходить под хоругвью с обликом Немцова, стоять на трибуне под портретом Немцова. А Путину придется постоянно смотреть на этот портрет и даже видеть его, закрыв глаза.
В том-то и состоит метафизика смерти, о которой столь непревзойденно писал Артур Шопенгауэр. В принципе, никакой метафизики в политике нет. Политика – искусство возможного! Но кровавая смерть оппонента – непростая для властелина вещь. Помните «мальчиков кровавых», которые виделись Борису Годунову? Помните привидение убитого короля в «Гамлете»? Помните жену Макбета, без конца отмывающую чистые руки от невидимой крови? И Пушкин, и Шекспир, и другие великие авторы обращались к этой теме. Не с точки зрения морального осуждения, а с позиции вины, которую ощущает властелин.
Ибо властелин – и в этом состоит метафизическая суть власти – в ответе «за всех и вся»! Власть – как, впрочем, и талант – не только дар Божий, но и тяжкое бремя, нести которое способны далеко не все.
Виктор Лупан