Мало кто знает, что в греческом оригинале Символа веры слово «Творец» буквально означает «Поэт»
Августин Соколовски, доктор богословия, священник
За литургией второго подготовительного воскресенья перед Великим Постом по древнему церковному правилу о порядке евангельских чтений звучит Притча о блудном сыне (Лука 15;11–32).
Эта притча Господа Иисуса находится в Евангелии от Луки и не содержится в других Евангелиях. В ней раскрывается суть евангельского прощения. Размышляя над тайной прощения, Церковь как Общество верующих готовится таким образом к великопостному времени.
В тот язык, который мы употребляем для обозначения вещей духовных, вкрадываются слова, становящиеся нейтрализаторами смысла. Они настолько привычны, что могут блокировать понимание.
1668
Так, говоря «первосвященники» по отношению к обладателям верховной сакральной власти во времена земной жизни Христовой, мы часто не осознаем всего того величия и авторитета, которым призваны были обладать люди, в итоге изменившие своему библейскому призванию и осудившие Господа. При словах «мытари», «блудницы» и «грешники» можем не прочувствовать все то порицание и осуждение, что обрушилось за общение с ними на Христа. Наконец, называя пропавшего, потерянного, погибшего, растерзанного, одинокого, обреченного сына просто «блудным сыном», мы перестаем понимать Бога.
Столетиями, а теперь уже тысячелетиями толкователи, проповедники, наставники, моралисты предлагали свои, столь многие, но невероятно похожие друг на друга объяснения причти о блудном сыне. А мы просто не заметили того, что богословие давно переместилось. Бежало. Ушло. Из бесчисленных книг и речей «про Бога» оно, говоря евхаристическим языком, «преложилось» в Искусство, Мышление, Литературу. Ведь крупнейшим богословом ХХ века был… нет, не преподаватель и не иерарх, а… писатель Франц Кафка. И величайшим русским теологом стал Достоевский.
У каждого в памяти великолепные реалистические картины фламандских мастеров на библейские темы. И никто никогда не забудет «Блудного сына» Рембрандта. А потрясающий, ни с чем не сравнимый нравственный пафос русской художественной литературы, по своей сути и в силу своей невероятной потаенной теологической тектоники, есть не что иное, как призыв, просьба, мольба поверить, что сказанное Иисусом в Притче о блудном сыне – Правда.
Притча Господня являет нам Лицо Бога. Его добрый, чудный, безобидный, родной и знакомый лик. Только Он может простить, не узнавши. Имеет на это библейскую силу, право и власть. Царство и Силу, и Славу. Притча о Блудном сыне устами Господа Иисуса говорит о Всепрощении. О том, что Бог не может не простить.
Но то же Евангелие доносит до нас слова Господа о том, что существует и грех, который не прощается: хула на Духа Святого. Правда в том, что никто никогда так и не смог ответить на вопрос, что же такое эта хула. Господь остался неуловимым в Своем слове.
«Старший же сын осердился и не хотел войти. И сказал в ответ отцу: когда этот сын твой, расточивший имение свое, пришел, ты устроил пир для него» (ср. Лк.15;28-30).
Окончание Притчи Господней – зловещий облик праведного, безупречного, осуждающего сына – приоткрыло нам Лик Антихриста, ключ к пониманию того, что «хула на Духа» есть Непрощенность. Грех того, кто не дает прощать. Суд над тем, кто прощен. Суд над Тем, Кто прощает.
***
В первые дни Великого Поста на вечернем богослужении великого повечерия читается великий покаянный канон преподобного Андрея Критского (660–740). Это четырехдневное чтение вводит Церковь в покаянное время. Читая великий канон, Церковь чтит и память его преподобного автора.
Андрей родился в Дамаске в правление четвертого исламского праведного халифа Али (656–661), на преемство которого ссылается исламская традиция шиизма, и умер на острове Лесбос в правление императора-иконоборца Льва Исавра (+741), положившего начало новой константинопольской династии.
Рождение Андрея на год предварило трагическую гибель Имама Али, а отшествие его ко Господу также на год – смерть Льва. С уходом Абу Талиба закончилась эпоха Праведных Халифов (630–661). Именно Льву удалось остановить наступление арабов у стен Константинополя (718). И в благодарность Богу за эту победу, Лев положил начало… иконоборчеству (730–842).
В отличие от житий многих известных святых, в дошедшей до нас биографии Андрея мало легендарного. Биография его интересна и логична. Лишенная легендарного, она исторична, а потому драгоценна и поучительна.
Довольно рано, уже в 15 лет, Андрей поселился в монастыре при Гробе Господнем в Иерусалиме. 14 лет по канонам Церкви до сих пор является возрастом совершеннолетия. Да и вообще люди в то время жили очень недолго.
В 680 году в Константинополе состоялся III Константинопольский Собор, который позднее вошел в историю как VI Вселенский. На этом Соборе Церковь осудила ересь монофелитства. Монофелитство считало, что в Богочеловеке Христе нет природной человеческой воли. По логике Отцов Собора это означало, что человеческая воля Христом не воспринята, а значит, не исцелена. Тема болезни и исцеления воли человека – одна из составляющих Великого Канона.
Поскольку Иерусалим находился на территории Халифата, местоблюститель Иерусалимского Патриаршего Трона Феодор I (668–692) не принял участия в Соборе 680 года. В 685 он послал Андрея, который к тому времени стал его секретарем, в составе делегации в Константинополь, чтобы подтвердить согласие Иерусалимской кафедры с постановлениями Константинопольского Собора. Андрей так и остался в Константинополе, где был поставлен диаконом в Святой Софии.
Подобно нашему, время Андрея было апокалиптическим. Вследствие христологических споров V–VI веков, имевших место после IV Вселенского Собора в Халкидоне (451), фанатизма противников Собора и репрессивной политики Константинополя против несогласных, Восточное Православие с 537 года раскололось на две части. Центрами этих частей были Александрия и Константинополь. Это были две равновеликие Церкви, с параллельными иерархиями, которые были не прочь… перекрестить друг друга. В начале VIII века арабские армии уже завоевывали Пиренеи, а 674–678 годах уже стояли у стен Константинополя. В своем каноне Андрей просит Богородицу сохранить «Великий Град».
Новый император Лев III Исавр (717–741) был человеком религиозным. В религии он искал и причину постоянных поражений византийцев. В 717–718 продолжалась вторая осада арабами Константинополя. Лев вступил в союз с болгарами. Он был великим полководцем, и ценой невероятных усилий Город удалось отстоять. Победа основателя исаврийской династии остановила арабскую экспансию в Малой Азии и Восточной Европе.
В 726 году Лев вступил на путь иконоборчества. Ведь «иконоборцами», то есть не принимавшими религиозных изображений, были и постоянно одерживавшие тогда военные победы мусульмане. Вскоре после этого Лев и вправду начал побеждать. Такое совпадение стало для Церкви того времени великим искушением.
Андрей был диаконом вплоть до своего поставления во епископы критского города Гортина недалеко от Ираклиона в 692 году. В 712 году он участвовал в другом, созванном императором Филиппиком (711–713) Соборе, который отменил решения VI Вселенского и вновь поддержал монофелитизм. Для таких отцов, как Максим (580–662) или Мартин Исповедник (598–655), такая подпись под решениями Собора означала отречение от Христа. После низложения Филиппика, Андрей раскаялся в своем прежнем решении, о чем сохранилось письменное свидетельство в соответствующей поэме. Скорбь об отречении от Бога невидимою нитью проходит сквозь строки Великого Канона.
Незадолго до своей кончины Андрей Критский отправился в Константинополь. Словно искупая свою вину за монофелитское отречение, Андрей проповедовал против иконоборчества. В 730 году вместе с Патриархом Германом (+730) Андрей отказался подписать иконоборческий Эдикт. За это выступление против политики императора Творец Канонов был низложен, сослан и умер в изгнании.
У Андрея был великий поэтический дар. Литургическая наука полагает, что именно Андрея Критского следует считает родоначальником богослужебного жанра канонов. Исторически канон вытеснил предшествовавший ему жанр кондака: развернутого, технически и филологически гораздо более сложного типа богослужебного хвалебного текста в честь праздника.
Вершиной жанра кондака считается творчество уроженца сирийского Хомса – Романа Сладкопевца (485–556). Вспоминая Андрея Критского, община призывается вспомнить и его невольного конкурента Романа, из великого, потрясающего поэтического наследия которого в современном православном богослужении не используется почти ничего.
«Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца Неба и Земли». Мало кто знает, что в греческом оригинале Символа веры слово «Творец» буквально означает «Поэт».
Читая Великий Канон, Церковь взывает: «Преподобне отче Андрее, моли Бога о нас». Андрей был епископом, проповедником и поэтом. В Житие Андрея Критского сказано, что до семи лет он не мог говорить. Дар речи пришел к нему через Причастие. Получается, что в творениях Андрея Причастие стало рождением поэзии – поэзии во славу Поэта Неба и Земли.
***
Третье воскресенье Великого Поста именуется Церковью «Крестопоклонной Неделей». Оно посвящено воспоминанию Святого Креста и знаменует собой преполовение Святой Четыредесятницы.
Наступление крестопоклонного воскресенья означает, что пройдена ровно половина того сорокадневного времени, что, согласно древней христианской традиции, посвящается покаянию. По аналогии с погребальным сорокадневным временем молитвы об упокоении, Святая Четыредесятница – время библейского плача человека об изъянах своей души. Наступление Недели Святого Креста означает, что ровно половина этих священных сорока дней уже прошла.
Существует убеждение, согласно которому, в отличие от Западного Христианства, сконцентрированного на Кресте, Страдании и смерти Христовой, Восточное Христианство всегда было религией радости, торжества и Воскресения. Однако это не совсем так. Ведь Крест, несомненно, пребывает и в святая святых Восточного Православия.
Если попытаться сформулировать, то специфическое, что отличает восточное христианство от западного, по отношению к Кресту Христову, то, пожалуй, было бы правильнее сказать, что Православие воспринимает Крест как знамение Победы. Торжества Воскресшего над дьяволом, адом и смертью, совершенного на Кресте.
Крест Христов упоминается в Никео-Константинопольском Символе веры, который Традиция отождествляет со Вторым Вселенским Собором 381 года.
Крест упомянут. При этом он «появляется» не один, но в сопровождении исторического персонажа – одного из тех немногих людей в Истории, кто видел Крест Господа Иисуса воочию.
Помимо Иисуса и Девы Марии, язычник Пилат – единственный называемый по имени человек, упоминаемый в Символе веры. По непонятным причинам он как бы вобрал в себя все предназначенное людям внимание составителей текста.
«Распятого за нас при Понтии Пилате». Многие толкователи считали, что Пилат упоминается только для обозначения хронологии Крестного События. Однако, если бы это было действительно так, то составителям Символа, скорее, следовало бы поместить в текст упоминание императора Тиберия (+37), при котором был распят Иисус. Но, в отличии от Пилата, Тиберий Август не говорил с Иисусом, а сохранившиеся легенды о его вовлеченности в биографию Господа, по-видимому, уже тогда казались Церкви слишком неправдоподобными.
Пилат упоминается в Символе не для хронологии. Его имя – политическое решение Церкви засвидетельствовать ее паритет, равенство, противостояние, взаимодействие, диалог с Империей. Говоря языком богословия, выразить «Вселенскость». Словами о Распятии при Пилате Церковь сознательно противопоставляла себя политическому и государственному миру, представленному в лице того, кто тогда конкретно представлял Империю перед Господом Иисусом.
Церковь воспринимала себя как визави Империи. Как нечто или некто, кто до скончания века будет вести диалог с ней и проповедовать ее народам. Если следовать логике Евсевия, Церкви предстояло жить с Империей вовеки. «Кесарь возвестил всем людям о спасительном знамени <…>, среди царственного города воздвиг против врагов священный символ (Креста) и начертал твердо и неизгладимо, что сие спасительное знамение есть хранитель Римской Земли и всей Империи» (Похвала Константину 1,40).
Интересно, что распявшему Иисуса Пилату сразу же и, как думалось тогда, навсегда удалось уйти от ответственности за совершенное им преступление против правды. Так, уже в последних главах Евангелия от Иоанна, предпринимается очевидная попытка его реабилитации. «Пилат сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем» (Ин.18,38). «Пилат, услышав это слово, больше убоялся» (Ин. 19,8). «С этого времени Пилат искал отпустить Его» (Ин.19,12).
Первые века христианства продолжили апологию Пилата. У Тертуллиана (+220) мы находим свидетельство о том, что омовение рук Пилатом символизирует крещение, в одном из синаксарей Эфиопской Церкви Пилат упоминается среди святых, с днем памяти – 19 июня. Среди памятников этой древней восточной Церкви мы находим «Мученичество Пилата» и даже «Анафору», то есть, по-видимому, приписываемую его имени… Евхаристическую Молитву. Под именем Клавдии Прокулы, мученицы, почитаемой в нашем богослужебном календаре, многим видится «последняя сновидица» Нового Завета (Мф.29,17) – жена римского прокуратора Иудеи.
Пилату удавалось сохранить «руки умытыми» до рубежа Первого и Второго тысячелетий. В результате борьбы римских епископов за эмансипацию от светских правителей, а также спора об инвеституре Пилат в восприятии Церкви стал тем, кем он и был: утратившим вкус правды циником.
В XXI веке евангельский образ Понтия Пилата доказал свою удивительную бессмертную живучесть. Сегодня в Пилате и его жесте «умовения рук» – этом провозвестнике повсеместно вводимых ныне на Западе изменений – видится образ современного демократического правителя: он намерено уходит в тень, «передает» право принятия решений народу. Так, но лишь на время, вечному Пилату вновь удается снять с себя ответственность перед судом Истории.
Отказ от убеждения в том, что христианство призвано не христианизировать, но преодолеть Империю (то есть то, в чем языческая римская власть совершенно справедливо и прозорливо обвиняла первых христиан!), в течение веков привел к квазидогматическому убеждению в том, что ортодоксальная Империя может быть только одна. Как един Бог, один Искупитель, одна Церковь и одно Писание. В этом смысле «официальное вероисповедание Империи» становилось тогда одним из ключевых определений Православия.
«Куда бы ни устремилась сила мысли, к Востоку ли, Западу, на Землю, или на самые Небеса – всюду видит она Блаженного Кесаря, неразлучного со своим Царством. Над землею господствуют дети его. Как новые светила, озаряют они землю светом своего отца. Он живет в них своей силой, преумножая ее в их преемстве, и управляя всей Вселенной еще совершеннее прежнего», – читаем мы в Похвале Константину Евсевия Кесарийского (263–339).
Вера в Единую Империю по необходимости вела к отрицанию подлинности и ортодоксальности государств и церквей, бывших за ее пределами. Получается, что с разделением Империи, разделение церквей на православную и католическую должно было неминуемо произойти.
