О книге Владимира Фомичева «Поле заживо сожженных. Публицистика, стихи, документы» (М.: «Родина», 2019)
Беседу вела НИНА ПОПОВА
В год Памяти и Славы, в преддверии великого праздника нашего народа – Дня Победы – самое пристальное внимание и уважение вызывают произведения, освещающие тяжелейший путь Великой Отечественной войны.
Одним из выдающихся произведений военной тематики является выдержавшая несколько изданий документально-художественная книга «Поле заживо сожженных», написанная подвижником трагической темы чудовищного фашистского геноцида мирного населения на оккупированных в годы войны советских территориях, основателем и руководителем общества «Поле заживо сожженных» им. Э.А. Хлысталова (2007), писателем и публицистом Владимиром Фомичевым. С 2014 года он ведет это исследование, очень плотно и плодотворно сотрудничая с замечательным журналистом Виктором Кожемяко, чьи произведения широко представлены в «Приложении» к новинке, о которой идет речь.
Вместе эти два самоотверженных борца за историческую справедливость трижды выпустили дополненные издания сборника «Сожженные заживо взывают к нам», составленного по публикациям в газете «Правда», где всю жизнь трудится Виктор Кожемяко, а последние шесть лет ведет неустанную работу по разблокированию информации о подобных «пылающих кладбищах» в годы адского фашистского оккупационного режима.
Издание Владимира Фомичева в первую очередь включает пронзительные свидетельства о последствиях огненно-кровавой оккупации на Смоленщине, где было казнено и замучено 546 тысяч мирных граждан, уничтожено более пяти тысяч сел и деревень, около 300 из них были сожжены вместе с жителями – женщинами, детьми, стариками. Жестокий огненный смерч пронесся тогда над советской землей, прервав миллионы жизней, золой разметавшихся над миром и взывающих к нам своим молчаливым скорбным призывом к святой и вечной Памяти. И книга «Поле заживо сожженных» стала достойным памятником жертвам беспрецедентного гитлеровского террора.
Об этой книге, объемлющей целый жизненный пласт, сказали свое весомое слово известные ученые, публицисты, общественные деятели. Набатом прозвучала объемная информация в Общественной палате России, на федеральном канале НТВ, в историческом музее-парке на Смоленщине, в периодических изданиях «Петровка, 38» и «Спецназ России», в газетах «Слово», «Правда» и на многих других общественных трибунах и площадках.
Наша беседа о книге «Поле заживо сожженных» состоялась и с известным российским поэтом и публицистом, лауреатом премии Ленинского комсомола, Государственной премии РСФСР им. А.М. Горького, Международной премии им. М.А. Шолохова, сопредседателем общества «Поле заживо сожженных» им. Э.А. Хлысталова, более 30 лет являвшемся проректором и руководителем Высших литературных курсов Литературного института им. А.М. Горького, Валентином Сорокиным. Это ему принадлежат важнейшие для движения Памяти слова: «Замалчивание исторической правды о геноциде советского народа в годы фашизма – есть преступление, равное самому фашизму!»
Интервью взяла его ученица, староста поэтического семинара ВЛК выпуска 2012–2014 гг., кандидат филологических наук, поэтесса, публицист и литературовед, член Правления Московской городской организации Союза писателей России Нина Попова.
И эта вдумчивая, содержательная беседа с наставником вполне закономерно переросла в гораздо большее – она превратилась в глубокие размышления о войне и мире, об испытаниях, свершениях и судьбе нашего народа, об общенациональном многоголосье русской литературы, о роли литературы и каждого писателя в увековечении памяти. Следует отметить, что все вытекало из книги «Поле заживо сожженных» и все возвращалось, закольцовывалось на ней.
Валентин Васильевич, как можно оценить значимость книги «Поле заживо сожженных», деятельность общества «Поле заживо сожженных» им. Э.А. Хлысталова, нравственный и гражданский подвиг Владимира Фомичева как писателя, как исследователя, как гражданина?
Трагедия народов наших – это общая трагедия и общая тема, тема воина и тема писателя. Мы живем единой землей, единой Родиной, единой Победой, единым Словом. И этим единым словом мы скажем о пережитом горе, пережитой трагедии. Я считаю, что если бы в каждой области, каждом крае появился бы свой Фомичев, который общую народную память воссоздал своим Словом, то все зааплодировали бы. Книга «Поле заживо сожженных» прекрасно оформлена, она с движением слова, с движением памяти. Эта книга – своеобразный судебный процесс над теми извергами, которые прошли по Европе, уничтожая целые государства, целые народы. И пока существует планета, это будут помнить.
Мне позвонили недавно из Белоруссии и рассказали, что там о каждом районе, крае, где происходили бои во время Великой Отечественной войны, они будут подробно говорить. Молодцы! Будет общая книга, учебник будет. Но такая книга должна быть в каждом крае, даже в тех, которые не были оккупированы. Ведь у нас нет ни одного селения, где бы не погибли защитники…
Вот этим и должен заняться Союз писателей! Более того, должен быть единый предмет, единый учебник для всех школ мира по этим вопросам, где было бы это общее отношение к Земле, к природе, общее отношение друг к другу, к миру, к совести, к трагедиям и победам нашим! А у нас, даже у нас, нет единой книги в государстве. А она должна быть!
А Фомичев и Кожемяко сделали огромный шаг в этом направлении! Ведь наша молодежь, прочитав такие книги, вникнув в них, посетив могилы погибших, общаясь с так много пережившими, станет такой же крепкой – попробуй их потом куда-то заманить, разве они предадут Отечество?! Мне кажется, что эти книги, которые рассказывают о нашей общей трагедии, должны изучаться в школах, в вузах. А в Смоленске –точно!
Их книги, их публикации – память всех советских Хатыней, набат нашей святой истории! Когда я читаю эти материалы, читаю все произведения Владимира Фомичева, я отчетливо понимаю, какой он молодец, что его уже никто не поколеблет в его достижении, в целях его. Иногда он говорит это с такой болью, с таким гневом и с таким доказательством правоты своей, что даже читать бывает очень горько. Он доказал – уже лет двадцать на моих глазах это происходит, – что все эти годы посвятил этой горькой цели, трагедии своей родной Смоленщины. Это же ужас какой творился – 300 деревень с живыми людьми были уничтожены огнем за годы оккупации. 300! И кого уничтожили, кто там жил? Старшие ушли, молодые мужья, ребята молодые ушли воевать – значит, остались совершенно безвинные люди: жены, вдовы, бабушки, дедушки и дети. Какие к ним можно предъявить претензии? Сжигать вместе с домом, уничтожить до золы…
И сам Владимир Фомичев прошел в детстве через этот кошмар. Он был в школьном возрасте, когда их с мамой, братом и сестрой, со всеми однодеревенцами – несчастных! – загнали в большую избу и подожгли. Ужас! И этот маленький мальчик все видел и понимал, что их всех собираются сжечь заживо. Он видел, как обожженные женщины тушили друг на друге пламя… Позже, уже взрослым, он напишет: «Гудел огонь в пазах. /Ему до самой смерти гореть в моих глазах!» Но тогда изверги получили известие, что близко наступают красноармейцы, и, убоявшись скорой заслуженной мести, в последний миг выпустили из огненной пасти обреченных людей.
И много друзей Володи Фомичева подверглись этому кошмару – Бычков Петр Афанасьевич тоже всю жизнь несет этот крест святой памяти и тоже пережил это, и так же был спасен. И он помогает Фомичеву все эти годы. Помогает и Лемешев Михаил Яковлевич, ученый, доктор наук, он был депутатом. И не было раньше дня, чтобы мы не занимались этим вопросом. И я тоже им помогал в этом – мы организовали в печати публикации, встречи, вечера, посвященные этому, приходили участники войны, люди, которые пережили многое. И приходили вдовы погибших… потрясающие были вечера.
И я считаю (именно книга подтолкнула меня к такой мысли): мало того, что надо возбудить эту память в этом крае, – нужно провести счет погибшим в каждой республике, каждой области России!
На оккупированной немецко-фашистскими захватчиками территории СССР повсеместно проводились массовые карательные акции в соответствии с директивой Кейтеля от 23.07.1942 г. и приложением к нему «О применении жестоких мер к населению, оказывающему сопротивление оккупационным властям». Согласно этим документам, мирное население не имело никакого правового статуса и тем самым выводилось из-под всяких норм военного права, практически приравниваясь к животным, подлежащим уничтожению по воле хозяина. Пощады не было ни детям, ни старикам, ни женщинам… Как можно оценивать такие чудовищные преступления, противоречащие человеческой природе и пониманию?
Я думаю, что эта горькая трагическая тайна до сих пор оставляет свой след в мире. Гитлер призывал убивать, убивать и ни о чем не думать. Москву он хотел затопить, уничтожив всех жителей, чтобы по этому рукотворному морю под парусами ходили его солдаты-победители… Но это же сумасшествие, не правда ли? Нормальный человек не может такое говорить. И эта закваска такая: я живу, и больше ни одно мыслящее существо не существует кроме меня на планете. Так же нельзя жить! Но фашисты – это только часть народа. Например, немецкая коммунистическая партия оказывала сопротивление фашизму в Германии. Я был в ГДР, они так нас встречали! И невиноватые каялись за виноватых. Так что народ всегда можно разделить. Когда появляется личность, даже если она лживая, жестокая, но она снабжена очень могучей возможностью говорить, вербовать, агитировать, – она всегда найдет себе сторонников.
И я думаю, что весь писательский мир должен всемерно освещать, всемерно проносить эту боль через свою судьбу. Очень много занимался этим вопросом Иван Акулов, который прошел всю войну, ушел рядовым, вернулся майором, был ранен фашистским снайпером на усадьбе Тургенева, дошел до Берлина. Таких же взглядов придерживались Борис Можаев, Юрий Бондарев, Виктор Астафьев, Федор Абрамов – эти потрясающие люди! Когда я вел главную реакцию издательства «Современник», мы часто все собирались. И когда мы собирались, я сидел и слушал их, ни слова не произносил, потому что это были потрясающие рассказы о битвах, о верности и любви, о том, что значит Родина для человека. И если это чувство любви к Родине не живет в человеке, он никогда не может быть полноценным человеком. Никогда!
Почему эти фашисты дошли до того, что им убивать людей – все равно как мух давить? Да потому, что они потом ведь сдали все свое… Значит, у них не было этой высокой любви к Родине. И я считаю, что у Гитлера такой любви тоже не было, – просто фанатик, который решил овладеть миром, планетой, а вот этого чувства высокого у него не было. Потому что, если у человека есть великое чувство Родины, тогда у него оно есть и к другому народу, другой родине, другой беде.
Валентин Васильевич, сейчас все больше примеров явной фальсификации истории – очерняются итоги нашей Великой Победы, мажутся грязью святые имена солдат и маршалов-победителей. Как, на ваш взгляд, можно все это пресечь?
Как пресечь? Ни на один день, ни на один час не забывать, что пережили наши люди и наш народ. Нужно как можно часто говорить об этом, не давать забыть и исказить все этим омерзительным типам, которые всячески пытаются оклеветать и опорочить всех и все. Вот сейчас идет такой натиск на нас от тех, которым до сих пор снится Гитлер, от тех, кто до сих пор недоволен, что было разгромлено это звериное нашествие. Сегодня это целая программа – как можно больше опозорить лжой, с ненавистью оклеветать русский народ. Я вообще считаю – на любой народ может смотреть с ненавистью только негодяй! И доказательство их лжесвидетельств должно стать одной из главных тем каждого действующего человека.
Мы должны вернуться к памяти о полководцах наших, памяти о героях наших, памяти о рядовых наших. Разве у нормального человека повернется язык оскорбить их, тем самым оскорбляя нашу Родину?! А потом, кто погибал в войне? Погибали молодые, сильные, отважные, и наша литература пока еще не глубинно коснулась темы, сколько погибло самых крепких и нужных, сколько осталось вдов, невест – так и не вышедших замуж, а ставших вдовами? Миллионы… А сколько нерожденных детей? Мы об этом мало говорим.
Поэтому, я думаю, надо обратить внимание на то, чтобы каждая область сама проверяла, сколько погибло, сколько не вернулось из армии, какие подвиги они совершили. Это и будет нашим ответом на всю эту ложь.
Вот в моем родном Зилаирском районе, хоть он и небольшой, – 12 Героев Советского Союза, ни одного попавшего в плен… Представляете, какой народ, какие края, сколько там погибло?! Только в моем казачьем хуторе в каждом доме 2–3 человека погибло, а в одном доме даже 4 – три сына и отец. И вот на моих глазах хутор прекращал жить… Поэтому Фомичев об этом как раз и говорит – 300 поселений вместе с безоружными и безвинными мирными жителями до золы уничтожены только в одной Смоленской области!
Поэтому нужно, чтобы собрались руководители сильных государств (пусть их будет немного) и договорились прекратить друг друга пугать вооружением, а наоборот – начали договариваться о том, как нам сберечь народ, как соседствовать народам, как сберечь планету нашу, это же мать всех наших народов! Только тогда мы достигнем мира и дружелюбия, если поймем, что планету, на которой мы живем, надо еще больше беречь, потому что неизвестно, какое будущее ожидает нас. Не известно…
Почему же, спустя 75 лет, в стране-победителе этот отсвет пожарищ тысяч советских деревень так скудно освещен в памятных мемориальных объектах, документах и мероприятиях, нет ни одного общенационального памятника или мемориала?
Да… Ведь это кто-то же делает! Значит, кто-то обрабатывает так этот вопрос в стране, столько пережившей. В мире нет такой трагедии, которую пережила наша Родина с вами. И дай Бог, чтобы такая трагедия больше не повторялась на Земле! И общий памятник, общий музей, общая память должны быть – они должны быть созданы красивыми, глубокими, с трагедией, с благодарностью, с вещей памятью.
На ваш взгляд, какую помощь обществу «Поле заживо сожженных» может оказать литературный мир? Ведь вы лично, являясь сопредседателем и активным членом этого общества, так много сделавшим для популяризации этого движения памяти, знаете все его победы, все трудности и проблемы изнутри.
Сейчас нет четкой программы, нет общего плана действий, нет возможности обратить внимание и на эту выдающуюся книгу, и на совершивших великий подвиг составителей сборника на основе публикаций в газете «Правда» с 2014 года – «Сожженные заживо взывают к нам». Надо всем Союзам писателей всесторонне обсудить тему, которую поднимают Фомичев и Кожемяко, обсудить ее с той же самой любовью к погибшим, к воинам нашим, защитника нашим, с той же самой отвагой к правде, к истине, как они говорят об этом.
Я часто думаю, что все писательские организации, а их сейчас много расплодилось, должны прийти к одному Союзу России, куда войдут самостоятельными организациями все многочисленные Союзы писателей разных направлений, став единым Союзом. Вся литературная жизнь изменится сразу, литература изменится сразу. И государство будет слышать этот Союз писателей, а не отмахиваться от него. И тогда мы активно поможем всем движениям памяти, окажем помощь в создании памятников и мемориалов.
Какие еще проблемы мог бы решить единый Союз писателей?
Тогда решится проблема с тиражами. Ведь что с ними натворили! Вот я посмотрел, книга эта издана тиражом очень маленьким, да еще и за свой счет, разве это возможно для такой исторически важной книги? А у нас раньше «Роман-газета» выходила тиражом 18 миллионов! Это какое же образование получал всякий желающий?! И цена книги была такой, что каждый рабочий, независимо от зарплаты, мог ее приобрести.
И такая вот разухабистость отрицательная не может быть ликвидирована без очень четко и едино организованного Союза писателей России. Писатели должны работать в едином пути, в едином вопросе, в единой боли и в единой радости. Тем более что мы – многонациональная страна, и если мы это забудем, то может снова повториться трагедия войны. И единый Союз писателей России – единственный путь душевного равновесия. Это как религия, как молитва, снова Слово воздействовало бы на дружелюбие, нельзя допускать никаких разногласий, ссор между народами.
Я вспоминаю, что в РСФСР, самой большой республике Советского Союза, вообще не было разницы, откуда кто приехал – брат есть брат. Наоборот, даже гордились. В 7–8 классах мы ходили в школу за пять километров от нашего хутора; ходили татары, башкиры, чуваши, мордва… Мы так гордились этим, что мы все представляем свой народ, все разные и все едины. И когда возвращались – команда огромная, – наши бабушки, мамы наши, отцы, деды выходили и аплодировали нам. Ну как это забыть?
Могли бы вы привести примеры деятельности других писателей по теме истории Отечества, теме истории литературы и культуры нашей?
Возвращаясь к Владимиру Фомичеву, еще раз хотел бы сказать, что у него в творчестве всегда есть любовь к солдату, любовь к народу. Мы с ним вместе работали, он был редактором отдела прозы. Я к нему отношусь так – ни одна свинцовая пуля ни одного врага не заставит его предать Отечество, вот так я к нему отношусь! Нужно уважать Фомичева за его правду, за его боль, за его верность Отечеству и народу! И еще нам следует сказать о работе Станислава Куняева – какая работа! – «К предательству таинственная страсть». Вот он как раз говорит о тех годах, когда в нашей литературе зарождалось это предательство. Он говорит о тиражах… Дело в том, что он – единственный из оставшихся в живых поэтов московских, который знает всю московскую литературную жизнь тех лет. И более отважно и более честно чем он, никто больше не говорит и уже не скажет! Александр Бобров – тоже молодец! Он стоит на своем, сколько лет я читаю его – он лица не меняет своего!
Я понял – при советской власти были литературные кружки потрясающие. И я думаю, что вся структура и план действий, ради которого был создан СССР, были уникальные, по этой схеме можно было организовать жизнь планеты, жизнь народов. Вот посмотрите, я мартеновец, у нам было пролетарское рабочее литературное объединение «ЧМЗ» – Челябинский металлургический завод, к нам приезжали из всех вузов Челябинской области, и я следил – есть ли разница в образовании, начитанности между сталеваром и студентом – будущим педагогом, историком или математиком… Нет! Иногда я видел даже, что сталевар знал больше. Вот какая начитанность была у людей! Из нашего литобъединения вышло 18 членов Союза писателей СССР.
Борис Ручьев приезжал к нам, Василий Федоров, Людмила Татьяничева. Они опекали нас, говорили с нами, были в наших домах, следили за нашими успехами. О, какие они были изумительные, эти старшие наши! Михаил Львов – он был моим старшим товарищем, недалеко жил от меня. Вот один раз ночью он мне звонит и говорит: «Ты знаешь, что я сейчас делаю? Я стою на коленях перед иконой Христа (хотя он и татарин, но православной веры), молюсь и благодарю Бога за великий русский язык!» А сейчас у нас отменили всеобщие вечера общенациональные, переводческий мир у нас тоже никем не опекается, никем не контролируется.
И мы обязательно должны касаться нашего литературного мира. Те же Акулов, Можаев, Бондарев и другие наши фронтовики – это же наша совесть! Вот сколько я жить буду, никогда не забуду – Можаев перед разрушением СССР так переживал, что попал в больницу, понимая, какая вершится трагедия. Оттуда мне звонил: «Валя, Валентин, попрощайся с деревней, опять будут ее разрушать!»
А Иван Иванович Акулов! У него потрясающие романы о войне, о крестьянах наших. Когда началось разрушение Родины нашей, Советского Союза, прихожу к нему, а он говорит: «Вот Валя, я сказал все, третий день думаю, нигде я не солгал, я все сказал, всю причину. А теперь я сижу и думаю – я скоро умру, и ты меня будешь хоронить». И вскоре он ушел из жизни… И если бы обратили внимание на то, о чем говорили в те времена Акулов, Можаев, Абрамов, Бондарев, можно было многое избежать и исправить.
Вам еще не было и шести лет, когда началась война. Расскажите о ваших личных воспоминания тех горьких военных лет.
Я маленький совсем был тогда. У меня мама была очень верующим человеком, родила восемь детей. Вот, помню, папа уходит на фронт, в декабре месяце его забирали в армию. Мороз на Урале страшный, стоит лошадь, санки запряжены, он выходит, а мы все выбегаем его провожать – кто оделся, кто нет, он оглянулся и давай нас в охапку и загонять в тепло, домой. А я сижу после этого, смотрю – мама стоит на коленях перед иконой и молится. Она золотоволосая была, глаза иконные. А я с печки наблюдаю, потом говорю: «Мама, что ты так молишься?» А она говорит: «Чтобы папа вернулся, чтобы Бог его сберег!» И вымолила папу. Он, конечно, пришел на костылях, но вернулся…
Уже перед самой папиной смертью я прилетел домой из Москвы, и спросил папу, отчего у него после войны всю жизнь провисел над койкой портрет Жукова? «Потому, сынок, – ответил он мне, – что он нигде и ни разу не предал Родину и меня! Вот расти, мудрей и думай».
За свою поэму «Бессмертный маршал» вы получили Международную премию имени М.А. Шолохова в области литературы и искусства. Это от отца, из детства у вас такая любовь к маршалу Жукову?
Да, оттуда. Однажды сижу за столом в «Молодой гвардии» – раздается звонок, я беру трубку: «Да, я Вас слушаю!» «Кто меня слушает?» Говорю, что Сорокин, зав. отделом. «Поэт Валентин Сорокин? – спрашивает. – С Вами говорит маршал Жуков. Сколько тебе лет?» Отвечаю, что скоро тридцать. «Ох, молодой какой еще! Я прочитал твои стихи в “Правде” – какой же ты молодец, какие стихи! Ты приедешь ко мне в гости на дачу? Сейчас лето, я живу под Москвой, – и сказал адрес, да еще уточнил, – приедешь, слово даешь? Приезжай, молодец ты, молодец!» Я пообещал приехать. Потом стал думать – ну я приеду, Господи, ну что я, мокрый воробей, перед ним. Думал – потом, потом. И постыдился.
Валентин Васильевич, что бы вы хотели пожелать Владимиру Фомичеву и Виктору Кожемяко?
Я считаю, что они совершили подвиг! Фомичев мог написать роман, мог написать много поэтических книг, но эти годы, все основное время свое, основные силы свои, поэтическое вдохновение свое и здоровье он посвятил работе над этой трагедией, над памятью о той катастрофе, которую пережила наша с вами родина, народы наши и наш родной русский народ.
И я считаю, что такие публицисты, как наши с вами герои – Владимир Фомичев и Виктор Кожемяко – должны быть отмечены не только нашим вниманием и нашим уважением, но и самыми авторитетными премиями! И формулировка должна быть такая – «За верность Отечеству, за отвагу во имя Отечества, за русское честное, непоколебимое слово, посвященное Родине!»
