Первого выстрела Гражданской войны в России никто не заметил
Александр Соловьев
Гражданская война в Риме началась в день перехода легионов Цезаря через Рубикон. Дата начала Гражданской войны в США тоже хорошо известна – 12 апреля 1861 года, когда южане обстреляли форт Самтер. А вот день, в который началась Гражданская война в России, назвать не может никто. И дело тут вовсе не в короткой исторической памяти: современники сами не заметили ее начала и осознали свое положение лишь тогда, когда она была в самом разгаре.
Первого выстрела Гражданской войны никто не расслышал, потому что к началу 1918 года в России стреляли все, повсюду и по любому поводу. Была и другая причина, по которой начало войны осталось незамеченным. Начавшаяся война долго не могла перерасти рамки мелкого регионального конфликта, поскольку большая часть российского населения совершенно не собиралась в ней участвовать. А на отдельные конфликты в ту пору никто уже не обращал внимания.
В течение 1917 года вооруженное насилие вошло у российских политиков в привычку. «Великая и бескровная» Февральская революция началась со стрельбы правительственных войск в народ. Летом вооруженные отряды большевиков впервые попытались взять власть, но были рассеяны войсками, оставшимися верными Временному правительству, осенью Корнилов пытался устроить военный переворот, а потом большевики захватили Зимний. С фронта тянулись эшелоны с вооруженными дезертирами, промышлявшими грабежом и порой захватывавшими целые населенные пункты. Регулярная армия стремительно разлагалась, солдаты митинговали и убивали офицеров.
Вскоре после прихода большевиков к власти в стране развернулись настоящие военные действия. Уже в ноябре 1917 года красногвардейские пушки обстреливали Кремль, где засели юнкера, не признававшие советскую власть. На помощь юнкерам были двинуты части, верные Временному правительству, и начало гражданской войны казалось неизбежным. Но большевики быстро разгромили юнкеров, и войска остановились.
Наконец из ставки пришел приказ главнокомандующего, генерала Духонина, отменивший поход на Москву, и начало гражданской войны было отложено, поскольку армия оказалась морально не готова ее развязать.
В другой раз гражданская война чуть было не началась в январе 1918 года, когда большевики двинули войска на Киев, где правила Центральная рада Украины. Однако войны не случилось из-за того, что украинскую независимость было некому защищать.
В конце 1917-го – начале 1918 года войска, верные большевикам, передвигались по всей стране и брали под контроль регион за регионом. Не сдавался только казачий Дон, которым правил атаман Каледин, не собиравшийся подчиняться большевикам. Здесь-то и возник очаг сопротивления, переросший в полномасштабную Гражданскую войну.
В ноябре 1917 года бывший главнокомандующий российской армии генерал Михаил Алексеев создал так называемую Алексеевскую офицерскую организацию. В декабре алексеевцы перебрались на Дон, в Новочеркасск, и начали формировать первые боевые отряды, ставшие впоследствии ядром Добровольческой армии. Алексеев надеялся главным образом на офицеров. Действительно, офицерство, претерпевшее немало унижений от революционных солдат и матросов и глубоко возмущенное планами большевиков заключить мир любой ценой, казалось естественным врагом большевизма. Но проблема была в том, что офицеры воевать не желали и на Дон не ехали.
Участник Белого движения юнкер Ларионов вспоминал: «Училищные офицеры ехать на Дон не хотели – кто устал от войны, кто не хотел оставить семью и ехать в неизвестность, кто просто ни во что больше не верил и ни о чем знать не хотел».
О том же самом, только более резко, писал генерал Деникин: «Пробивались в армию сотни, а десятки тысяч в силу многообразных обстоятельств, в том числе главным образом тяжелого семейного положения и слабости характера, выжидали, переходили к мирным занятиям, преображались в штатских людей или шли покорно на перепись к большевистским комиссарам, на пытку в чрезвычайки, позднее – на службу в Красную армию. Часть офицерства оставалась еще на фронте, где офицерское звание было уже упразднено…»
Другим естественным врагом большевизма была буржуазия, но и она не спешила включаться в борьбу. Не желали воевать с большевиками даже казаки, считавшиеся прирожденными консерваторами. «Старики», то есть пожилые казаки, заправлявшие в станицах, не желали никаких революций, но спасать Россию вовсе не стремились. Молодые казаки, вернувшиеся с фронта, и вовсе сочувственно относились к революции, ненавидели офицеров и совершенно не собирались воевать. При этом и старые, и молодые казаки с подозрением относились к Добровольческой армии Алексеева, формировавшейся в Новочеркасске.
Деникин вспоминал: «В широких кругах Донской области съезд “контрреволюционного офицерства”… вызвал явное опасение и недовольство… Степное казачество видело большие военные приготовления Советской власти и считало, что ее волнение и гнев навлекают только непрошеные пришельцы. Этому близорукому взгляду не чуждо было и само донское правительство, думавшее соглашением с местными революционными учреждениями и лояльностью в отношении Советской власти примирить ее с Доном и спасти область от большевистского нашествия. Казачья молодежь, развращенная на фронте, больше всего боялась опостылевшей всем войны и враждебно смотрела на тех, кто может вовлечь ее в новую бойню».
Поскольку желавших воевать было крайне мало, и красным, и белым пришлось впоследствии привлекать зарубежных волонтеров. На стороне красных сражались латышские стрелки и прочие «интернациональные бригады». Но наемников использовали и белые.
К январю 1918 года во всей России было всего около 4000 человек, готовых и желавших воевать в составе алексеевских отрядов. При этом их стратегическое положение было совершенно отчаянным. В Новочеркасске они находились на птичьих правах. Атаман Каледин сочувствовал их делу, но вынужден был считаться с мнением казаков, которые требовали удаления добровольцев с Дона. Крепкого тыла не было, поскольку за спиной у них были те же самые казаки, смотревшие на «золотопогонников» с нескрываемой неприязнью. А впереди лежала необъятная Россия, которая не слишком жаловала большевиков, но совершенно не желала возврата к дореволюционным порядкам. При таких условиях белые не только не имели шансов выиграть гражданскую войну, но даже фактически не имели сил для того, чтобы ее развязать.
И все-таки война началась.
Первая операция добровольцев против большевиков была проведена еще в ноябре 1917 года, когда атаману Каледину понадобилось разоружить два большевистских запасных полка, стоявших в Новочеркасске. Операция прошла бескровно. 25 декабря 1917 года по старому стилю, или 7 января 1918 года по новому стилю, было официально объявлено о формировании Добровольческой армии. Общее руководство взял на себя генерал Алексеев, а военное командование было возложено на генерала Корнилова. Наступать эта армия, конечно, не могла, но само ее возникновение было фактическим объявлением войны.
Новость о создании Добровольческой армии повергла большевистское руководство в состояние, близкое к панике. С юга доносили, что «положение крайне тревожное», «Каледин и Корнилов идут на Харьков и Воронеж», хотя на самом деле добровольцы еще даже не выдвинулись на фронт. Заместитель наркома по военно-морским делам комиссар Склянский докладывал Совнаркому, что Дон мобилизован поголовно, а вокруг Ростова собралась армия в 50 тысяч сабель и штыков, в то время как под командованием Корнилова не было и половины этих сил. Против корниловцев были двинуты крупные силы, и уже в конце января красные начали наступление на Ростов и Новочеркасск. Тут-то и выяснилось, что гражданская война в основном шла в тот момент лишь в воображении добровольцев и противостоявших им красногвардейцев. Фронт корниловцев мгновенно рухнул, и белая гвардия начала поспешно отступать. Начался знаменитый Ледяной поход Белой армии, который больше всего напоминал бегство.
Деникин описывал его довольно поэтично: «По бесконечному гладкому снежному полю вилась темная лента. Пестрая, словно цыганский табор: ехали повозки, груженные наспех ценными запасами и всяким хламом; плелись какие-то штатские люди; женщины в городских костюмах и в мягкой обуви вязли в снегу. А вперемежку шли небольшие, словно случайно затерянные среди “табора” войсковые колонны – все, что осталось от великой некогда русской армии. Шли мерно, стройно. Как они одеты! Офицерские шинели, штатские пальто, гимназические фуражки; в сапогах, валенках, опорках».
Все это выглядело как полный крах движения, так что гражданская война вполне могла кончиться, не успев начаться. Каледин, по крайней мере, рассудил, что все кончено. 11 февраля он заявил на заседании донского правительства: «Положение наше безнадежно. Население не только нас не поддерживает, но и настроено к нам враждебно. Сил у нас нет, и сопротивление бессмысленно». В тот же день Каледин застрелился.
Ледяной поход между тем закончился новой катастрофой. Корнилов вывел остатки своей армии на Кубань и попытался с ходу взять Екатеринодар. Штурм провалился, а сам Корнилов 13 апреля погиб от шального снаряда, после чего руководство армией перешло к куда менее харизматичному Деникину.
И все же война разгорелась с новой силой, потому что большевики за первые месяцы 1918 года успели настроить против себя всех, кого только было можно. 29 января было разогнано Учредительное собрание, в котором большинство было у эсеров, так что левые партии теперь были врагами большевиков. 3 февраля советское правительство отказалось платить по внешним и внутренним долгам царского и временного правительств, что до крайности разозлило зарубежных кредиторов. А 3 марта был подписан Брестский мир, отдавший Германии Польшу, часть Белоруссии и Прибалтику, что оттолкнуло от большевиков тех, кто надеялся на «мир без аннексий и без контрибуций». Наконец, большевики перешли к сплошной национализации частных предприятий, так что буржуазия окончательно осознала, кто является ее главным врагом.
В результате всех этих действий молодой советской власти в стране стало шириться антибольшевистское сопротивление, объединявшее монархистов, социалистов, либералов, националистов и вообще всех, кому большевики встали поперек горла. При этом антибольшевистское движение щедро финансировала Антанта, в особенности французы, которые благодаря большевикам лишились своих капиталов, вложенных в российскую экономику.
Восстания, которые поднимались одно за другим в разных городах России, быстро подавлялись Красной армией, но одно из них оказалось настолько мощным, что справиться с ним так и не удалось. Это был мятеж отдельного чехословацкого корпуса, который сражался против Австро-Венгрии на стороне Российской армии, но после Брестского мира получил статус «автономной части французской армии» и направлялся эшелонами во Владивосток с тем, чтобы переправиться во Францию. Эшелоны с чехословацкими легионерами растянулись от Пензы до Владивостока. 25 мая по команде из Парижа «автономная часть французской армии» свергла советскую власть всюду, где стояли чехословацкие эшелоны.
Пензенское население отнеслось к падению советской власти с таким же равнодушием, с каким ростовское и новочеркасское население смотрело на беды Добровольческой армии.
В июне Антанта начала интервенцию и оказала белогвардейцам существенную материальную помощь: Деникин смог переформировать свои разбитые части и возобновить наступление. Помощь получили и части генерала Юденича, начавшие поход на Петроград с территории Эстонии.
И вся эта кровавая эпопея стала результатом решения не выплачивать царские долги. Пожалуй, день, когда Ленин и его соратники решили махнуть рукой на долги западным кредиторам, и должен считаться днем начала великой российской Гражданской войны.
