Путь дипломата, политика и церковного деятеля в России и русском зарубежье (продолжение, начало в № 159/01–02, 160/03–04, 161/05–06, 162/07–08)
Евгений Ефремов
Было принято решение успокоить население, взволнованное слухом об уходе добровольцев, и поддержать в Новочеркасске кандидатуру в атаманы генерала А.М. Назарова. Но запала казаков хватило на несколько дней, прибавилась к тому и неготовность Донского штаба к мобилизации. Местные же большевики обрабатывали пришедших станичников в 2–3 дня, и они расходились по домам. Мобилизация провалилась, части большевиков были уже в семи верстах от Ростова, и Добровольческая армия в ночь на 23 февраля (н.с.) ушла на юг, на Кубань, где местное казачество было более стойко к большевистской пропаганде.
А Струве, Арсеньев и Трубецкой с юношей-сыном Костей, имея фальшивые паспорта, 24 февраля решили пробираться в Москву через Царицын. Они договорились с казаками, которые возвращались домой в хутор Трехъярусный с пустыми санями-дровнями. Это путешествие по областям, охваченным Гражданской войной, стало одним из самых опасных в их жизни и едва не завершилось трагедией во время двух арестов, которым они подверглись на этом пути. До столицы добрались через 11 дней и остановились у сестры О.Н. Трубецкой в Б. Знаменском переулке (возможно, в доме 4). Квартиру А.К. Бутенева, брата жены, реквизировали большевики. Трубецкой с большими трудностями вывез кое-что из вещей. Начал принимать участие в заседаниях «Совета общественных деятелей»[1]. У друзей в «Правом центре» дела не предвиделось, и он 21 марта уехал отдохнуть к семье еще одной своей сестры, Е.Н. Осоргиной, в их имение Сергиевское Калужской губернии.
В конце марта совершенно неожиданно приехала его жена. Ей пришлось спешно бежать из Новочеркасска от преследований большевиков. Вместе с его сестрой В.Н. Лермонтовой они делали все, что могли, чтобы спасти оставленных в городе в больницах после ухода армии раненых офицеров-добровольцев, покупали для них штатское платье, укрывали их, где могли.
Четверо младших детей были оставлены на попечении вдовы О.Б. Орловой-Денисовой.
Друзья из «Правого центра» попросили Трубецкого вернуться в Москву, и он 22 мая выехал к ним.
«Под влиянием происшедших событий я застал в Москве в самом разгаре борьбу двух ориентаций – союзническую и германскую. Наряду с ними существовало третье течение – “политики свободных рук”, которое не исключало никаких путей к освобождению России, желало сохранить возможно большую свободу в выборе средств и хотело избегнуть слишком большой зависимости от иностранных влияний»[2].
Теперь организацию возглавлял П.И. Новгородцев, профессор философии Московского университета[3]. Одно из июньских заседаний центра, которое было расширенным и острым по германскому вопросу, началось с речи Трубецкого о том, что не следует слепо держаться международных договоров. Встреча закончилась тем, что недовольные поддержкой немцами Ленина и союзнически ориентированные друзья – кадеты и умеренные элементы – откололись и вскорости образовали самое действенное антибольшевистское объединение, которое получило название «Национальный центр»[4].
«Правый Центр» же склонился к попытке осведомиться о том, возможно ли рассчитывать на содействие немцев изгнанию большевиков и воссозданию единой неделимой России. От этого щекотливого поручения Трубецкой уклонился: он взял на себя объяснения действий центра французскому консулу, чтобы устранить противодействие союзников установлению контактов с немцами. Однако его усилия оказались напрасными. Диалог же с немцами был налажен, они охотно говорили о возможном содействии свержению большевиков, но отнюдь не шли на согласие о немедленном восстановлении единой и неделимой России, предоставляя это дело будущему.
Но с убийством 6 июля эсерами посла В. Мирбаха обстановка изменилась. Германское представительство возглавил К. Рицлер, ранее уже контактировавший с центром. Действуя на свой страх и риск, он заложил фундамент для антибольшевистского переворота. Одной из главных его частей было размещение в столице германского войскового батальона, якобы для охраны посольства. «Правый центр», представляемый Трубецким с несколькими друзьями, которые остались неизвестными, со своей стороны выдвигал 4000 боеспособных офицеров, которым не хватало только оружия[5]. Русские шли на альянс при условиях: «Полный пересмотр Брестского договора, восстановление единой неделимой России, невмешательство немцев в наши внутренние дела, а за это: строжайший нейтралитет России и экономические выгоды, которые подлежат обсуждению»[6].
Однако план Рицлера провалился: Ленин категорически отказался от разрешения на ввод германского соединения.
«Было признано необходимым послать членов Центра в Киев, Новочеркасск и в Ставку Добровольческой армии. Я предложил свои услуги, ибо уже давно собирался пробраться с женой и сыном к остальным детям, о которых до нас дошли вести, что они живут в Персиановке, дачной местности под Новочеркасском»[7].
Перед отъездом Трубецкой просил у Патриарха Тихона благословения вождям Белого движения. Тот деликатно, но твердо отказался, считая недопустимым вмешательство Церкви в политику (князь до этого, в 1918 году, вновь принял участие в работе Поместного собора)[8].
В это время при содействии немцев в Москве было учреждено Украинское генеральное консульство. Через знакомых Трубецкому удалось получить фальшивые удостоверения для себя и жены. Также через них он устроился с семьей в украинский санитарный поезд, который должен был провезти в Киев инвалидов. Трубецкие прибыли туда примерно 1 августа. Их приютила старый друг А.В. Косяковская, имевшая большую квартиру на ул. Виноградная, 20а, кв.17.
В этой командировке он виделся в том числе и с Милюковым, который под нажимом гетмана был вынужден жить не в столице, а под Киевом, обсудил с ним аналитическую записку для центра о положении дел в отношении Германии и послал ее в Москву вместе с письмом последнего. Составил еще одну, ставшую программой Совета государственного объединения (СГОР)[9] и вошел в эту организацию[10]. 21 августа он выехал в Новочеркасск (жена уже раньше отправилась к детям, а старший, Костя, в Крым к ее родителям). Там бывал на заседаниях Войскового круга, как представитель «Правого центра» взаимодействовал со всеми генералами. Чтобы познакомиться с обстановкой в центре кубанского казачества в конце августа предпринял поездку в Екатеринодар. По ее итогам в «Правый центр» ушла еще одна аналитическая записка наряду с отражающей положение дел на Дону[11].
«Я вернулся из Екатеринодара в Персиановку за детьми, Николаем и Михаилом, и выехал с ними на пароходе из Ростова в Ялту, куда прибыл 16/29 сентября. Моя жена с младшими сыновьями Сережей и Петрушей выехала туда же двумя неделями раньше. В Крыму жили Бутеневы, старики и молодые, и мы решили поселиться вместе с ними»[12].
Семья обосновалась по адресу: Симферопольское шоссе, дача Эшлимана. Там князь поддерживал контакты с Сазоновым и Кривошеиным. Последний рекомендовал его великому князю Николаю Николаевичу как советника, к которому можно обратиться в случае надобности. Трубецкой принял на себя эту миссию, так как в Москве было решено, что с ним необходимо вести диалог.
В конце ноября по вызову Сазонова князь выехал в Екатеринодар. В то время предполагалось устроить под его председательством совещание по вопросам внешней политики, но многие не приехали и оно не состоялось. Там он стал членом «Национального центра» и участвовал с декабря 1918 года в его некоторых заседаниях в числе Н.И. Астрова, Павла Д. Долгорукова, Г.А. Мейнгардта, А.А. Нератова, графини С.В. Паниной, М.М. Федорова, В.Н. Челищева, А.А. Червен-Водали, Э.П. Шуберского. На одном из заседаний обсуждался проект Основных законов будущей России[13].
«Сазонов ехал в Париж; решено было, что я поеду вместе с ним ему на помощь. Я выехал неделей раньше его в Ялту, но по дороге заболел испанкой и возвратным тифом и так ослаб, что до половины февраля нечего было и думать о путешествии»[14].
Трубецкой снова отбыл в Екатеринодар, теперь по вызову Нератова, бывшего товарищем министра иностранных дел и в царском, и во Временном правительстве, с тем чтобы ехать дальше в Париж. При этом он продолжал участвовать в работе «Национального центра», возглавляемого тогда М. М. Федоровым. Это было с марта по июль. А в начале апреля, когда красные захватили Крым, на Кубань были вынуждены бежать те, кому угрожала ЧК.
Семья Трубецкого спасалась на пароходе «Посадник», который шел под командой французского офицера. Он уходил из Ялты в группе последних пароходов: «Куда нас повезут, мы не знали, оказалось затем, что пока в Севастополь, куда мы и направились. В Севастополе нас на берег не спустили, так как там шла кутерьма, кругом слышались уже выстрелы, настроение было напряженное, чернь и рабочие подняли голову, чувствуя скорый праздник на их улице. Капитан нам заявил, что необходимо запастись углем, но что матросы и рабочие отказываются грузить; если мы не уйдем в эту ночь (это была 2-я ночь в Севастополе), то мы и совсем не сможем уйти, нас не выпустят. И все пассажиры обоего пола встали на нагрузку [включая и 14-летнего сына Трубецкого. – Прим. авт.] и благополучно ее закончили, и утром, на рассвете, медленно ушли из Севастополя. Но накануне ухода были подслушаны разговоры матросов о намерении их затопить «Посадник»; тогда наша депутация отправилась к английскому командованию с просьбой об охране, которую те и обещали, и действительно вскоре после нашего отхода нас нагнал английский миноносец, который и сопровождал нас до Новороссийска, куда нас направили»[15].
«Посадник» пришел в порт в день Вербного Воскресенья, дополнив пассажирами число беженцев, коих оказалось около 40 тысяч. В городе не оставалось ни одного свободного места. Трубецким, наряду с другими семьями, предложили поселиться в казенном имении «Мысхако» в семи верстах от Новороссийска. Там сначала разместились в казенной виноградной школе, затем для них нашлась маленькая дачка в две комнаты.
«В Новороссийске наши познакомились со священником, беженцем-законоучителем гимназии в Феодосии, отцом Соколовым. Они пригласили его в Мысхако. Благодаря этому, на Страстной можно было организовать богослужения, а в ночь на Пасху была устроена заутреня с крестным ходом вокруг казенного училища. Оповестили население, пришло много народа <…> На всех присутствующих, я думаю, эта служба оставила неизгладимое впечатление, никогда так не чувствовалось светлое духовное торжество победы духа над смертью, и с разных сторон слышались голоса, что эта служба напоминала богослужения христиан первых веков»[16].
Поездка в Париж при новых условиях была отложена, в ней не представлялось надобности. Трубецкому пришлось делить время между Екатеринодаром и Мысхако. В 1919 году на белом Юге России началось создание единого управления Русской православной церкви, существование которого планировалось до освобождения Москвы и соединения с Патриархом. Это начинание поддержал Деникин. Из Екатеринодара в Ставрополь выехал специальный поезд с участниками этого почина, в числе коих находился и князь. Он принял живейшее участие в предсоборной комиссии: особенно заботил его там приходской вопрос. Отметил также положение на Дону священников-беженцев (которых было около пятисот). По инициативе Трубецкого на Соборе было решено разобрать вопрос об отношении большевиков к церкви. Князь был в инициативной группе, поднявшей проблему о правовом положении Церкви в государстве, а также автором послания Собора главам православных восточных Церквей, впоследствии утвержденном Собором. Князь заседал на мероприятии, которое получило наименование «Юго-восточный русский церковный собор» и продлилось с 19 по 23 мая. Председателем Собора был избран архиепископ Донской и Новочеркасский Митрофаний. Товарищами председателя – протопресвитер Г.И. Шавельский, архиепископ Таврический Дмитрий и князь Г.Н. Трубецкой[17]. Он также был членом Совета Собора, членом второго отдела об устройстве прихода, членом отдела о церковной дисциплине, членом первой комиссии по составлению грамот и воззваний и членом редакционной комиссии. Выступил против права «вето» главы Собора на его решения, хотя именно противоположное предложение оказалось принятым. Трубецкой предложил Собору добиться освобождения находившихся в плену в Галиции митрополита Антония Храповицкого, архиепископа Евлогия Георгиевского и епископа Никодима Короткова. Там же было принято положение о высшем церковном учреждении в регионе, которому было дано название «Временное высшее церковное управление на юго-востоке России» (ВВЦУ). Это было средство объединения работы разрозненных епархий, оказавшихся без высшего руководства.
В первые два месяца лета произошли два события в жизни Трубецкого: выдержав экзамен на аттестат зрелости, ушел в армию старший 17-летний сын Константин, он поступил в Конногренадерский полк вместе с кузеном Николаем Лермонтовым. Второе – в конце июля князю предложили организовать Временное управление по делам исповеданий и войти в состав Особого совещания, на котором он впервые присутствовал 26 августа[18]. В основу положения об управлении Трубецкой положил законодательство о царском Министерстве исповеданий. Компетенция начальника управления охватывала полномочия обер-прокурора Синода и министра внутренних дел по делам инославных исповеданий в полном объеме, впредь до коренного пересмотра отношений государства к Церкви. Такое решение вызвало критику в его адрес со стороны руководителей ВВЦУ, которые напоминали последнему, что после Поместного собора 1917–1918 гг. Русская Православная Церковь пользуется правом самоуправления и государство не может ею руководить. В то же время, по воспоминаниям Трубецкого, само руководство ВВЦУ неоднократно требовало вмешательства светской власти в процесс управления церковными делами. Эти записки носят по факту дневниковый характер и составляют вторую опубликованную книгу его воспоминаний, которая недавно вышла вкупе со всеми его мемуарами.
Летом в Ростове-на-Дону Трубецкой входил в группу, поддерживающую газету «Великая Россия», которую возглавлял В.В. Шульгин. Впрочем, группа эта была весьма аморфной и не имела какой-то четкой организационной структуры. «Киевская жизнь» характеризовала ее следующим образом: «Эта группа не имеет пока никакого официального названия, и состав ее членов очень разнороден. В нее входит и бывший националист В.В. Шульгин, и бывший мирнообновленец князь Г.Н. Трубецкой, и бывший член Госуд[арственной] думы Н.Н. Львов, одно время лидер думской фракции мирнообновленцев, а затем левый октябрист, и, наконец, П.Б. Струве, когда-то ярый с[оциал]-д[емократ], автор первого манифеста российской с[оциал]-д[емократической] рабочей партии, а затем кадет. Эта группа играет чрезвычайно важную роль в направлении деятельности Особого совещания. Хотя она не имеет большинства в Особом совещании (большинство это принадлежит скорее к[онституционным] д[емократам]), но с нею весьма считаются и при разного рода назначениях проходят сплошь и рядом ее кандидаты. В области внешней политики эта группа стоит за соглашение с союзниками, а в области внутренней политики она является сторонницей сильной власти, аграрной реформы по образцу столыпинской и т.д. Большинство ее членов, если не все, по своим убеждениям – монархисты. Будучи противниками созыва Учредительного собрания, большинство ее членов, однако, считают, что вопрос этот должен быть разрешен носителем высшей военной власти в зависимости от условий политического момента и от международной обстановки»[19].
В Екатеринодаре в ноябре 1918 года с окончанием Великой войны (Первой мировой войны. – Прим. ред.) для разработки вопросов будущего мира был создан Совет по делам внешней политики под председательством начальника управления иностранных дел в Особом совещании С.Д. Сазонова. В состав Совета также должны были войти А.А. Нератов, М.М. Винавер, П.И. Новгородцев, Г.Н. Трубецкой, Г.А. Казаков[20].
Ранее, в октябре, началось отступление Белой армии юга, а в декабре, после того как были оставлены Киев и Харьков, оно превратилось в бегство. 30 декабря Особое совещание было упразднено, учреждалось более компактное Правительство при Главнокомандующем, причем личных перемен почти не произошло. Так, Трубецкой оставался на своей должности, подчиняясь правительству, но не входя в его состав[21].
Во время ужасной зимы 1920 года в Новороссийске князь похоронил умершего 23 января единственного оставшегося брата – Е.Н. Трубецкого, которого свел в могилу сыпной тиф.
«Когда гроб скрылся в могиле, Григорий Николаевич поклонился в землю и перекрестил брата. Ни одного слова не было сказано. Молчание объединило всех поклонившихся усопшему, и оно же надолго сковало им уста. И кругом над городом и заливом стояла тишина, бесприютность, виднелись оледеневшие дороги и космы седого норд-оста, тяжело неотвратимо переваливавшего через Мар[к]хот»[22].
Той тяжелейшей зимой генерал А.И. Деникин своим приказом от 21 января 1920 года назначил Трубецкого на должность Главноуполномоченного по устройству российских беженцев в Королевстве СХС и выделил необходимые денежные средства[23].
Погрузившись на корабль вместе с семьей, спасая этой редчайшей возможностью своих родных и знакомых (там были Писаревы, Толстые, Балашевы), Трубецкой смог 7 февраля отплыть в Константинополь на английском судне «Капуртала», у которого не было отопления. Из-за снежной бури до места назначения добрались только по прошествии 16 суток[24].
«На несколько дней нас поместили в очень удобных комнатах Русского посольства. Из Константинополя мы поездом поехали в Белград через Софию (Болгария), где опять останавливались в Русском посольстве на несколько дней. После чего, наконец, мы добрались до Белграда (Сербия) и поселились в гостинице, пока не нашли подходящую квартиру»[25].
Там, в нашей миссии, он одно время ведал и обменом деникинских денег на сербские динары, который был очень ограниченным[26]. Однако план организации помощи соотечественникам был нарушен падением Одессы и прибытием из нее в Королевство больших партий беженцев до приезда Управления главноуполномоченного[27].
Новороссийск был захвачен красными в марте 1920 года. А Трубецкого мы видим 18 апреля уже в Севастополе. Князь в тот же день написал жене:
«<…> Сегодня я сюда приехал по вызову Врангеля и здесь узнал, что случилось с нашим Костей. Он участвовал в сражении при Перекопе <…> Костя был ранен в ногу и тем не менее уступил свою лошадь раненому солдату. Дальнейшее не ясно. Считают его погибшим, как Федю Булгакова. Мать последнего ездила на место, и Струве получил от нея письмо, что Федя, по-видимому, попал в плен, а Костя был изрублен. Но на чем основаны эти известия пока нельзя установить <…> Со слов ротмистра Попова бывшаго в бою <…> “убит или пропал, тело не найдено”.
Не могу сказать, как мне тоскливо. Я чувствую, что из меня что-то ушло, и я действую как-то механически, но неутомимая жизнь требует все время сует. Сегодня был у Врангеля. Он настаивает на моей поездке в Польшу через Париж во всяком случае я сделаю это через Белград»[28].
Выбор, павший на князя, объясняется тем, что в Польше он был известен как сторонник законных польских интересов в России. Врангель хотел договориться с поляками, чтобы иметь в их лице союзников в борьбе с большевиками.
Продолжение следует
[1]Тактический центр. М.: РОССПЭН, 2012. С. 159.
[2] Там же. С. 73.
[3] Там же. С. 78.
[4] Казанович Б. Поездка из Добровольческой армии в «Красную Москву». Архив русской революции. Т. VII. Берлин, 1922. С. 192–194.
[5]Пайпс Р. Русская революция. В 3-х кн. М.: «Захаров», 2005. Кн. 2. Большевики в борьбе за власть. 1917–1918. С. 416.
[6]Трубецкой Г. Н. Годы смуты и надежд. 1917–1919. Монреаль, 1981. С. 91.
[7]Там же. С. 87.
[8] Troubetzkoi S.G. Les Princes Troubetzkoi. Labelle, Québec. 1976. P. 283–284.
[9]Трубецкой Г. Н. Годы смуты и надежд. 1917–1919. Монреаль, 1981. С. 124–130.
[10]Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А. И. Деникине. М.: РОССПЭН, 2008. С. 13.
[11] Трубецкой Г. Н. Годы смуты и надежд. 1917–1919. Монреаль, 1981. С. 148.
[12] Там же. С. 149.
[13] Всероссийский национальный центр. М.: РОССПЭН, 2001. С. 19–23.
[14] Там же. С. 159.
[15] Савелов Л. М. Воспоминания. М.: Старая Басманная, 2015. С. 356.
[16] Трубецкой Г. Н. Годы смуты и надежд. 1917–1919. Монреаль, 1981. С. 172–173.
[17] Там же. С. 244.
[18] Там же. С. 247.
[19]Чемакин А. А. П. Б. Струве и В. В. Шульгин: история взаимоотношений и сотрудничества. // Тетради по консерватизму. 2017, № 4, с. 190.
[20]Листиков С. В. Мир без России: Представительство Белого движения на Парижской конференции. // Вестник МГИМО – Университета. 2009, №1, с. 17, 27, 28.
[21]Соколов К.Н. Правление генерала Деникина. Из воспоминаний. София: Российско-болгарское книгоиздательство, 1921. С. 230–233.
[22]Половинкин С.М. Князь Е.Н. Трубецкой. Жизненный и творческий путь. М.: Синтаксис, 2010. С. 102.
[23]Соколов К.Н. Правление генерала Деникина… С. 271.
[24]Князь С.Г. Трубецкой. Семейные хроники. С. 59.
[25]Там же. С. 60.
[26] Бунин И.А. Гегель, фрак, метель. //Под серпом и молотом. Сб. рассказов и воспоминаний. URL: www.bunin.org.ru/library/pod-serpom-i-molotom/gegel-frak-metel.htm (дата обращения 14.2.2017).
[27] Миронова Е.М. Дипломатическая поддержка формирования колонии русских беженцев в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (1917–1922). // Русский исход. СПб.: Алетейя, 2004. С. 208.
[28] Архив Марии Константиновны Бутеневой-Трубецкой. С. 14.
