Событие, состоявшееся 4–11 февраля 1945 года в Крыму, позволило человечеству почти полвека существовать без угрозы новой мировой войны
Кирилл Привалов
«История – это политика, которую уже нельзя исправить. Политика – это история, которую еще можно исправить», – утверждал в прошлом столетии мудрый немец Зигмунд Графф, известный писатель. Ялтинская конференция глав СССР, США и Великобритании – это политика в чистом виде, вполне ставшая историей. Той самой большой Историей, которая пишется только с прописной буквы и которая учит нас не совершать ошибок. И все попытки, предпринимаемые порой некоторыми политиками и историками как-то иначе оценить произошедшее вчера или уменьшить его значение сегодня, совершенно напрасны. Ибо событие, состоявшееся 4–11 февраля 1945 года в Крыму, позволило человечеству почти полвека существовать без угрозы новой мировой войны.
Предшествие
Есть вехи в истории, которые обозначают ход цивилизации. Я говорю не о Всемирном потопе и не о Великом обледенении, а о делах человеческих, можно сказать рукотворных. То есть о том, что непосредственно зависит от нас, простых людей. Не только от всемогущих правителей и амбициозных политиков с хитромудрыми дипломатами, а от всех людей, изнуренных войнами и не желающих их повторения.
«Искусство внешней политики – направить неизбежное в нужное русло», – утверждал американский госсекретарь Генри Киссинджер. А пожалуй, «неизбежное» в мире самой «внешней» из политик – то, что рано или поздно все войны кончаются. Конечно, таков весьма скудный позитив на фоне бед, постигающих миллионы людей в годину бедствий, и тем не менее…
Вестфальский мир после страшной Тридцатилетней войны, Венский – после наполеоновской агрессии, предпринятой против, без преувеличения, всей Европы… Ялтинский мир после Второй мировой стоит в ряду этих ключевых событий Истории с большой буквы.
Вестфалия, Вена, Ялта – три «мировые системы». Первые две, сформированные после двух глобальных войн, долго оставались эффективными, пока им на смену не пришла новая система – ялтинская. И тоже – после обширной, поистине вездесущей войны. Как и когда, при каких обстоятельствах происходил слом мирового порядка? Почему он состоялся?.. У каждой из этих систем – свои характеристики выживания и свои причины падения. И каждая из этих систем – Вестфальская и Венская – потом становилась этапом того эпохального дипломатического восхождения, которое имело место быть в советской, едва освобожденной от фашистских оккупантов Ялте.
Некоторые специалисты в исторической науке считают Тридцатилетнюю войну чуть ли не первой из мировых. С этим суждением можно соглашаться или нет. Однако практически все страны Европы в той или иной степени оказались затронутыми военными действиями и их последствиями (под окончательным мирным договором стоит подпись и русского царя Алексея Михайловича). Не говоря уже о немцах, чьи земли оказались в эпицентре большинства сражений. Население Священной Римской империи германской нации уменьшилось с 16 миллионов до четырех. В 1650 году в Нюрнберге даже был принят закон: «Так как нужды Священной Римской империи требуют восстановления населения, уничтоженного мечом, болезнями и голодом, то каждому мужчине в течение ближайших десяти лет разрешается вступить в брак с двумя женами». Возможно ли такое?! Официальная полигамия в самом центре христианского континента!
Вестфальский мир, подписанный в 1648 году, положил начало новому порядку в многоконфессиональной Европе, провозгласившей принцип веротерпимости и уравнявшей в правах католиков и протестантов, – порядку, отменившему принцип cuius regio, eius religio (чье право, того и религия) и основанному теперь на концепции государственного суверенитета. По нормам, установленным Вестфальским миром, главная роль в международных отношениях, ранее принадлежавшая монархам, перешла к суверенным государствам. Можно долго перечислять итоги встречи политиков в городах Мюнстер и Оснабрюк. Главное же в них то, что пал старый иерархический порядок международных отношений. К тому же это событие в немецких землях, ставшее первым современным дипломатическим конгрессом, явилось на протяжении последующих столетий началом череды многонациональных конференций политиков, определявших на разных этапах судьбы Европы, да и всего мира.
Вестфальская система просуществовала полтора века. Согласитесь, немало. И была сломлена французской буржуазной революцией 1789 года и последовавшими за ней пертурбациями, включая прежде всего наполеоновские войны.
Новая система международных отношений родилась в Вене, на конгрессе 1814–1815 годов, где появилось понятие «концерта наций». «Концертная идеология», демонстративно ссылавшаяся на политическую философию так называемой «гармонии мироздания», модную в ту пору утопическую теорию еще пифагорейского толка, касалась не только изобильных музыкальных развлечений в Вене монархов и сиятельных чиновников, но и их политических отношений. В перерывах между суаре под трофейное шампанское и шумными балами с венскими вальсами победители Наполеона восторженно делили его империю и договаривались о восстановлении того status quo, который некогда существовал после Вестфальского мира.
«Они ничего не поняли и ничему не научились», – заявил о Бурбонах, возвратившихся из эмиграции в Лувр, Шарль Морис де Талейран-Перигор, записной французский интриган от большой политики. Любопытно, что такой же, бурбонской, ностальгией по годам, казалось бы, безвозвратно минувшим, были обуреваемы и все основные участники конгресса. Увы, нельзя не признать, что той же самой страстью нередко болеют многие политики, включая современных.
Это, впрочем, являлось лишь видимой частью европейского дипломатического «айсберга». Главной же задачей «концертмейстеров» в Вене было договориться о новой мировой «системе» и установить отличные от вестфальских правила отношений между странами. Ведь на арене начала XIX века появились иные ведущие игроки, страны-победительницы Наполеона: Россия, Пруссия, Австрия и Великобритания. Все решения Венского конгресса были собраны в Заключительном акте. В нем сообщалось и о создании Священного союза европейских государств, который должен был гарантировать незыблемость европейских монархий. Впервые была обговорена задача «упреждения агрессора». Иначе говоря, печальный конец Наполеона, посягнувшего на священное право «помазанников Божьих» на престол, должен был стать уроком для потенциальных узурпаторов всех мастей… Только стал ли? Достаточно вспомнить племянника Наполеона Луи Бонапарта, устранившего в той же самой Франции в 1851 году учредительную власть с помощью штыков.
Что ж, ровно на столетие глобальной континентальной катастрофы удалось избежать. «Концерт наций» превратился в обширную аристократическую семью особ с «голубой» кровью, где все монархи Европы (за исключением турецкого султана, естественно) оказались связанными родственными узами. Подобного династического благолепия в стиле рафинированного Готского альманаха Старый континент еще никогда не испытывал. Казалось бы, еще чуть-чуть – и вот наступит долгожданный, воспетый в мифах Золотой век без кровопролития и аннексий территорий! Но все карты вдрызг смешала развязанная Германией и Австрией Первая мировая война.
Высокая игра
Помнится, однажды мой парижский друг решил показать мне в пригородном леске под Парижем «вагон перемирия» – так французы называют железнодорожный вагон, в котором в 1918 году было подписано Первое компьенское перемирие, то есть капитуляция Германии. Любопытно, что о Втором компьенском перемирии (иначе говоря, о капитуляции на этот раз Франции в 1940 году) мой товарищ из Пятой республики почему-то ничего мне тогда не сказал. С унизительной для немцев церемонии в Компьене начался после Первой мировой новый международный порядок, названный большинством историков Версальским.
«Политика гораздо сложнее, чем физика», – признался однажды Альберт Эйнштейн. Создатель общей теории относительности знал, о чем говорил, ибо оказался современником событий, постигших мир после Первой мировой войны. Тогда мировая система безопасности создавалась исключительно в интересах стран-победительниц: Великобритании, Франции, США и Японии. Интересы побежденных и вновь возникших на обломках империй стран откровенно игнорировались. О какой сбалансированной системе можно было говорить в таком контексте, когда США сразу отказались от функционирования в ней? Когда антигерманская направленность структуры и проводимая ею в жизнь демонстративная изоляция Советской России отнюдь не способствовали обеспечению стабильности в мире? Естественно, ни о какой универсальности сложившейся системы не могло быть и речи. Напротив – образовался так называемый «блок оскорбленных» (Германия, Россия, Австрия), и потенциал возможного мирового конфликта вырос как на дрожжах.
Созданная на «версальской» волне Лига наций претендовала на создание нового инструмента международного порядка, но организация, где тон задавали Великобритания и Франция, оказалась малопредставительной и неэффективной, более того – беспомощной. Европоцентризм исчерпал себя, мир нуждался в поистине глобальной системе. И она обрела свое рождение в Ялте.
Конференция никогда бы не случилась в Крыму, если бы не настойчивость Иосифа Сталина. Он не любил летать на самолетах. Попробовал один раз, когда прибыл по воздуху на саммит в Тегеран – и хватит, довольно… Поэтому, когда американский президент Франклин Рузвельт в июле 1944 года официально предложил лидеру СССР устроить новую встречу на высшем уровне, встал болезненный вопрос о месте проведения конференции. Союзники поначалу предложили встретиться в Шотландии, вроде бы, примерно на равном расстоянии от США и СССР. Символика в англо-саксонском стиле, однако… Сталину это не понравилось, и он придумал отговорку в духе поистине кавказского джигита: сказал, что не хочет ехать к «мужчинам в юбках». Конечно, это прозвучало как очередная своеобразная шутка «отца народов». На самом деле Москва отклонила эту идею, видя активность боевых действий на фронте: Красная армия громила нацистов. Сталин решил выиграть время, чтобы потом можно было разговаривать с союзниками с более убедительными аргументами – по итогам победоносной военной кампании 1944 года.
Тогда Рузвельт, не скрывавший раздражения, предложил провести конференцию в Риме, Александрии, Иерусалиме, Афинах или, наконец, на Мальте, непотопляемом «британском авианосце». Сталин от всего отказался: дескать, совершать столь далекие поездки ему не рекомендуют врачи, а вот Рузвельт, передвигавшийся только в инвалидной коляске, мог бы найти благоприятный для его хрупкого здоровья климат в Крыму. Услышав о предложении Сталина, Уинстон Черчилль впал в ярость, заявил, что худшего места, чем Крым, не нашли бы, «даже если бы искали десять лет». Советский вождь, однако, стоял на своем и пустил в ход самые разные ухищрения. Так, пообещал Черчиллю посещение могилы его деда герцога Мальборо, убитого во время Крымской войны под Балаклавой. А в конце декабря взял и предложил послать вместо себя на саммит Вячеслава Молотова, народного комиссара иностранных дел, заместителя председателя Государственного комитета обороны СССР. Понижать таким образом уровень конференции союзники никак не могли, и за несколько дней вопрос о Ялте был решен.
«Председательствовал на конференции Рузвельт, который вел все заседания, но неформальным лидером в Ялте оставался, конечно же, Сталин, чьи войска к тому времени стояли уже в полусотне километров от Берлина, – рассказывал мне журналист и историк Анри Амуру, член Французской академии (он печатался в издательстве «Робер Лаффон», в котором вышла в свет моя первая французская книга, и мы нередко встречались на площади Сен-Сюльпис, где в ту пору располагалось издательство). – Характерно, что в Ялте, как ранее и на встрече в Тегеране, где три мировых лидера впервые сошлись, не было повестки дня. Общение оставалось неформальным, каждый из участников поднимал тот вопрос, который ему казался наиболее злободневным. Согласитесь, редчайший случай для саммитов такого рода… Жесткого регламента не было, несмотря на то что делегации, конечно, к этому на всякий случай готовились. Мне удалось поработать в британских архивах, и я увидел ялтинские документы команды Черчилля. Сохранились и его персональные заметки, сделанные почему-то пронзительно зелеными чернилами. Этой же ручкой Бульдог – таково прозвище Черчилля – расчерчивал и карту Европы, разделенной со Сталиным на сферы влияния… Про такую дипломатию обычно говорят, что она остается “в галстуках”, но при “расстегнутых пиджаках”. Судьбы планеты решались на личных отношениях суперлидеров».
Сталин умел очаровывать. Для Рузвельта была приготовлена комната с учетом его пристрастий. Так, американец обожал голубой цвет, и все в апартаментах – шторы, плитка на полу, даже телефонный аппарат – было выполнено в небесных тонах, столь сочетающихся с видом из окон на Черное море. Чтобы добиться нужного эффекта, ванную комнату перекрашивали семь раз! Были учтены и гурманские вкусы Рузвельта. Его покорила коллекция подвалов Массандры, столь опрометчиво оставленных гитлеровцами едва тронутыми. Сталин даже подарил Рузвельту при прощании черенки крымских виноградных лоз. Отсюда потом появилась легенда, будто знаменитые калифорнийские вина – это на самом деле «потомки» массандровских ростков… И вообще, с хорошими отношениями Сталина и Рузвельта, возникшими в Ялте, связано немало легенд. Согласно одной из них, План Маршалла, задуманный Рузвельтом, изначально рассчитывался как проект экономического восстановления СССР, пострадавшего от войны. Именно поэтому, дескать, таким внушительным и обширным было его финансирование. Только смерть Рузвельта в 1945 году и последовавшее за ней президентство Гарри Трумэна, ярого антисоветчика, поменяли все перспективы, и миллионы долларов в пору холодной войны пошли на другие цели – для закабаления Европы.
Дипломатия, политика и история в одном флаконе! Занимательно рассматривать фотографии «Большой тройки». Рузвельт непременно в центре позирующих. Сталин хитро сделал: американский президент, размещенный в Ливадийском дворце, где проходила конференция, выступал как бы в роли хозяина, поэтому он и в центре. Но тональность высокой игры в Ялте все равно диктовал советский лидер. Сталин тонко давал это понять своим именитым партнерам. То он не явился на аэродром в Саках встречать Черчилля и Рузвельта, которые вылетели с Мальты разными самолетами, то нарушил протокол, опоздав на открытие конференции (на упрек партнеров Сталин съязвил: «Разве может опоздание на пятнадцать минут сравниться с двумя годами задержки открытия союзниками второго фронта!»), то демонстративно собрался покинуть переговоры, когда узнал, что американцы называют его между собой «дядей Джо»…
Черчилля Сталин знал лучше, он неоднократно с англичанином раньше общался, но и контакты с ним строились сложнее. Правда, помог армянский коньяк, который британский премьер, большой любитель крепких напитков, так высоко оценил в Ялте, что даже увез в своем самолете небольшой бочонок, подаренный Сталиным. Тем не менее это не отменяло страстей, кипевших в ходе дискуссий. При обсуждении размеров репараций хозяин Кремля стал настаивать на получении от Германии 10 миллиардов долларов. Услышав это, Черчилль возмутился и аж вскочил со своего кресла. Однако Сталин быстро поставил британца на место – прикрикнул на него, как на нашкодившего мальчишку и попросил впредь не забываться: он говорит со страной-победительницей! Смешавшемуся Черчиллю оставалось только притихнуть… Впрочем, этот казус не испортил премьеру настроения. Он задержался в Крыму дольше всех и, улетая 14 февраля, заявил на прощание: «Покидая воскрешенный Крым, очищенный от гуннов благодаря русской доблести, выражаю всем благодарность и восхищение доблестным народом и его армией».
Контуры будущей Европы были расписаны в Ялте и оставались таковыми на протяжении почти полувека. В «биполярном мире» правила игры диктовали СССР и США.
Руководители трех союзных держав договорились и о созыве 25 апреля 1945 года в американском Сан-Франциско конференции Объединенных Наций. Насколько успешным оказался этот проект? Можно долго обсуждать сей предмет. Однако никто не решится оспаривать жизнеспособность ООН. Именно в Ялте были заложены основы такого универсального форума с его уникальной легитимностью, несущей конструкции международной системы коллективной безопасности. Пока что это действует и по сей день. Ялта показала государствам по обе стороны Атлантики, как надо жить в мире системного противостояния, и наложила свою мощную проекцию на будущее. Включая и наши дни.
