Автор: Евгений Рудашевский
Президент Торгово-промышленной палаты РФ Сергей Николаевич Катырин ответил на вопросы «Русской мысли»
– Сергей Николаевич, расскажите о создании Торгово-промышленной палаты России.
– Начало девяностых. Мы пытались вписаться в новую эпоху. Мой друг Станислав Смирнов, прежде работавший первым секретарем Горкома и секретарем ЦК ВЛКСМ, вошел в Верховный совет РСФСР, стал членом президиума. Ему поручили создать Торгово-промышленную палату Российской Федерации. Тогда в России не было своей палаты. Были общая советская и региональные палаты, обслуживавшие сразу несколько областей. Они так и назывались: Верхневолжская, Средневолжская, Нижневолжская, Восточносибирская, Западносибирская и т.д. Всего – 18 палат.
Станислав позвал меня. Я пришел. Поначалу не мог понять: «Зачем я здесь? Что мне тут делать?» Смирнов объяснил, что это та же оргработа, то, чем я много лет занимался в комсомоле. Я подумал и согласился. Волновался, конечно. Всегда боязно уходить с привычного места, на котором уже отлажены связи, где знаешь людей, начальников, подчиненных. Но работа оказалась интересной. Никакой идеологической подоплеки – это было непривычно. Объединение российских предпринимателей, созданное для защиты их интересов! Что-то новенькое, правда?
Сначала я был начальником управления по координации – проводил оргработу с регионами. Потом меня избрали вице-президентом. Отвечал за создание региональной сети, членской базы, за работу комитетов.
– Как же вы делили полномочия с региональными палатами?
– Членская база ТПП в 1991 году формально включала около трех тысяч предприятий. Не так много. Региональные палаты тогда стремились к самостоятельности. Максимум свободы, минимум обязательств. Наш первый устав был более чем демократичен. Центральная палата разрешала открытие региональных палат, дальше президент этой палаты сам работал, решал все вопросы на месте. Но в 1993 году пришлось принять закон. Развитие ТПП тогда проходило буквально взрывным образом. Палат уже стало 174. Сначала это радовало, но потом мы поняли, что дело принимает юмористический оборот. К нам обращались из какого-нибудь поселкового совета и говорили, что хотят организовать свою палату. Спрашиваем: «У вас там много предприятий?» Отвечают: «Нет, предприятие у нас одно, но палату хотим».
– В ТПП брали прежде всего своих – комсомольцев?
– Не могу сказать, чтобы мы целенаправленно собирали комсомольцев, нет. Но тех, кто проявил инициативу, конечно принимали. Да, в ТПП тогда оказались многие из тех, кто раньше работал в стройотрядах. В Пскове – Володя Зубов, в Смоленске – Володя Архипенко, в Татарстане – Шамиль Агиев и так далее. Все они были командирами облотрядов. Я был этому рад. Но это никак от меня не зависело. Их избрали по их собственным достоинствам в регионе.
–Тогда ведь многие руководящие комсомольские вожаки пошли в бизнес.
–В первую очередь, они были хорошими организаторами – на любом уровне. Для бизнесмена это очень важно. Кроме того, в бизнесе, так же как в партработе, ценится контактная база: нужно знать, с кем работать, кому доверять. А у комсомольцев были отлаженные связи по всей стране. Наконец, у них было хорошее образование. Все, кто работал в комсомоле на приличном уровне, прошли, кроме прочего, Университет марксизма и ленинизма и Высшую партшколу. Партия готовила кадры, понимая, что им придется руководить хозяйственными объектами
– Были какие-то попытки разделить активы ТПП – все то, что осталось с советских времен?
– С зарубежными активами проблем не было. Приняли твердое решение: все, что было построено ТПП на разных территориях – в Белоруссии, на Украине, на других территориях – оставить собственностью палаты. Открыли Совет руководителей палат СНГ. За все эти годы ни трений, ни скандалов не случалось. Был только один сложный момент с зарубежной собственностью. Речь – о павильоне в Лейпциге. Бывший цех танкового завода не очень приспособлен к выставочной деятельности, хотя числился именно выставочным павильоном. Мы его продали. Немецкие коллеги тогда запросили согласие всех палат. Собрались с коллегами и согласие такое получили. Сложнее было с собственностью в России. Главные активы были в Москве – у Советской палаты.
– И самые лакомые – это модный у элиты в те времена Центр международной торговли и Экспоцентр.
– Да, многие тогда хотели их прибрать к рукам. Среди этих людей были и такие, кто имел выход в высшие коридоры власти. Мы должны были акционировать оба объекта. Прежде всего – ЦМТ, который могли в любой момент потерять. Тогда Станислав Смирнов пошел к Ельцину, подписал у него соответствующее распоряжение об акционировании, и мы привлекли в акционеры ведущие российские предприятия со всей страны.
– Но ведь без криминала в истории с ЦМТ не обошлось.
– Непосредственно ТПП с бандитами не сталкивалась. Но как у главного акционера ЦМТ, у палаты, конечно, были разные проблемы. В 1997 году был убит директор ЦМТ Борис Грязнов, мой друг, соратник. Я его хорошо знал много лет. Он был первым секретарем Фрунзенского райкома партии. Я так понимаю, Борис Александрович столкнулся с определенной группировкой. Для них он был неудобным человеком. Пытался навести порядок. Этим делом серьезно занимались спецслужбы.
Мы и сейчас внимательно следим за своими объектами. Делаем все, чтобы Центр международной торговли и Экспоцентр были максимально безопасны для посетителей и для тех, кто там работает. У нас есть специальные люди, которые этим занимаются.
До сих пор, как и во времена, когда ТПП возглавлял Станислав Алексеевич Смирнов, я сталкиваюсь с желанием некоторых состоятельных лиц, так сказать, прихватить ЦМТ или Экспоцентр. И это солидные люди. У меня бывают ходоки, которые предлагают что-то снести, продать. Не все понимают, что это не собственность одного человека. Это собственность всей палаты, всей системы.
– В середине 90-х ТПП набирала вес. Почувствовали себя известным?
– Помню, в 1995 или 1996 году меня и моего коллегу из правления ТПП пригласили на телевидение. Тогда мы еще не были избалованы таким вниманием. Приехали заранее. Сели на диванчик. Напротив нас сел ведущий. Предупредил, что запись пойдет в эфир с полуночи – начнется вещание для Дальнего Востока. Мы побеседовали, рассказали все, что от нас ждали. Спросили, когда сможем увидеть себя по телевизору. Нам ответили, что до Москвы передача докатится к семи утра. Я вернулся домой. Переоделся, поужинал. И тут – звонок с телевидения. Выяснилось, что при записи не прошел звук. Надо было приехать и записать все заново. Причем уже в прямом эфире. Ну что же, я согласился. А мой коллега поехал к кому-то на день рождения, так что его искать было бессмысленно: мобильных-то у нас тогда не было. Я оделся – почему-то в другой костюм, приехал в Останкино. Утром мне звонит коллега, говорит: «Что же вы, такие-сякие, вырезали меня из кадра?! Я всю родню обзвонил. Все с утра перед телевизором сидели. А меня там нет!..» Я пытался ему объяснить ситуацию, сказал, что даже костюм на мне был другой. «Да ладно! Я же вижу: тот же диван, тот же ведущий, ты. А костюм я что, помню, какой был…» По-моему, он мне так и не поверил.
– Сергей Николаевич, вы были инициатором снятия с должности первого президента ТПП Станислава Смирнова?
– К началу нулевых развитие палаты зашло в тупик. По ряду субъективных причин. В том числе из-за чрезмерного влияния женщины, которая оказалась рядом со Станиславом. По сути, начиналось разрушение ТПП. Появилась инициативная группа, которая посчитала, что дальше так не должно продолжаться. Честно скажу, непростой период. Сложно приходилось. Борьба. Итогом ее было то, что Смирнов сам написал заявление с просьбой освободить его от обязанностей президента. Все прошло демократично, открыто, в соответствии с законом и уставом.
–В чем же была основная проблема?
–Как президент палаты Смирнов стал исчезать из публичного поля деятельности. Его часто не было на работе. В отсутствие Станислава его новая супруга пыталась руководить ТПП. Причем неудачно и с нарушением законов.
Началось неправомерное расходование средств. Не могу сказать, что они были огромных масштабов. И даже обидно, что все это затевалось ради каких-то мелочей. Ревкомиссия все вскрыла.
– Вы говорили, что были со Смирновым давними друзьями. На ваши отношения эта история повлияла?
– Ну, конечно. Между нами появилась натянутость. Мне кажется, Станислав так до конца и не понял, что я тогда боролся за него. Мы после этого общались, но уже не так близко. К сожалению, на тот момент шло разрушение не только ТПП, но и личности самого президента. Палату спасти удалось… А Станислав быстро ушел из жизни.
У нас с ним прошла не одна серия многочасовых разговоров. Он соглашался со мной, признавал, что так не может продолжаться. Но ночная кукушка дневную всегда перекукует. Наступал новый день, и все начиналось сначала. Не могу сказать, что Правление единогласно приняло отставку Станислава. Спорили. Кто-то считал, что и так можно дальше сохранить ТПП – никто нас не трогает, не копает – и ладно. Но большая часть регионалов понимала, что мы идем в тупик. Станислав ушел.
– И новым президентом ТПП стал Евгений Примаков… В Интернете еще недавно был сайт, на котором некие информаторы публиковали компрометирующие вас статьи. О приходе Примакова там было написано так: «Катырин предложил силовикам сделку. Он сносит Смирнова. Освобождает пост для Примакова, а в обмен получает свободу в палате, и никто не будет интересоваться судьбой ее имущества». Там же сказано, что вы разбогатели на активах ТПП.
– Да. Я слышал о таких статьях. Эту бредятину сочиняют два человека. Одного мы выгнали из ТПП, и он до сих пор пытается нам за это отомстить. Судится с нами, пишет всевозможные письма, обращения. С другим – почти такая же история. С ним мы уже 10 или 12 судов прошли. Вот такие люди. То, что они написали про меня и про Евгения Максимовича, абсолютная ложь. Во-первых, Примаков не тот человек, который может кому-то что-то отдать под контроль. Во-вторых, у меня ни во времена Смирнова, ни во времена Примакова не было права финансовой подписи. В-третьих, никакими активами я самостоятельно не распоряжался. Да, я еще при Евгении Максимовиче стал председателем совета директоров Экспоцентра, но, как известно, совет директоров непосредственно деньгами не распоряжается, он занимается стратегическими вопросами. Так что я просто физически не мог командовать деньгами, направлять куда-то активы. Все это было под контролем президента. Ну, а за время президентства Примакова из активов ничто никуда не ушло. Более того, он консолидировал контрольный пакет на Экспоцентр и Центр международной торговли, который к тому времени был почти утерян.
– Каков Примаков в общении, ведь вы наверняка успели с ним сблизиться за эти годы?
– С Примаковым, с одной стороны, работать непросто, потому что он – человек знающий, умный, требовательный, с другой стороны – интересно. Даже приняв какие-то решения, он оставлял другим возможность их оспорить. Выслушивал все аргументы. Он человек с гибким умом и хорошим чувством юмора, большой знаток анекдотов, прибауток, великолепный тамада.
При этом Евгений Максимович очень щепетилен в отношении бумаг, писем. За все десять лет я едва бы насчитал пару-тройку документов, которые подписал у него без его правки. Как бывший журналист, он чрезвычайно требователен к слову. До мелочей, до запятых.
Ко мне относился очень уважительно. Он на 25 лет старше меня, но ни разу не сказал мне «ты». Мы и сейчас общаемся с Евгением Максимовичем. Он меня многому научил. Когда коллеги приносят мне документы, я по-другому к ним отношусь. Взвешиваю, достаточно ли проблема серьезна, чтобы обращаться к министрам, в Госдуму, к председателю правительства, к президенту. Рассуждаю, как Евгений Максимович: «Почему к президенту? Считаешь, больше никто не решит этот вопрос?» Коллеги часто, не задумываясь, просят обратиться в высшие инстанции… И еще. Примаков необычайно предан своим друзьям и своей семье – жене, внучкам, правнучкам.
– Насколько Примакову была интересна работа в ТПП? Все-таки прежде у него были и более ответственные должности.
– Нам, можно сказать, пришлось его уговаривать. К тому же тогда в ТПП продолжалась борьба, а Евгению Максимовичу это не очень нравилось. У нас с ним состоялся долгий разговор. В итоге я сказал: «Вы до конца не представляете, насколько интересно здесь работать. Поверьте, уже через год, когда работа наладится, все успокоится, вы с этим согласитесь». И потом он мне сказал, что я был прав. Примаков работал с удовольствием. В ТПП есть возможность общаться и с зарубежными коллегами, и с отечественными, и с правительством, и с Думой. Евгений Максимович тогда даже заметил: «Я не понимаю, как предыдущий товарищ мог месяцами и неделями отсутствовать. Я здесь от зари до зари не успеваю ничего сделать…»
– А ведь поговаривали, что пост президента ТПП был для Примакова тихой гаванью после премьерства.
– Хороша тихая гавань, если человек приходит в 9 утра, а выходит в 10 вечера! При этом еще нужно мотаться по всей России, по миру. У него бывали приглашения – поездки в далекие страны, просьбы поработать с арабским миром. Он на все откликался. Очень много текущей работы. Когда у тебя каждые полчаса частные встречи, потом общие встречи, заседания, круглые столы, конгрессы, поездки, тут не заскучаешь. Я и тогда понимал это, а теперь, став президентом ТПП, понимаю еще глубже. Планы выстроены на месяц, а то и больше. Сейчас не могу сразу ответь ни на одно приглашение – прошу помощников взглянуть, что там стоит на это число в графике. Тут себе уже не принадлежишь. А Евгений Максимович работал на всю катушку, уж поверьте.