Алексей Комаров: «Я думал, что Пески будут моей последней и тихой пристанью, но мы пережили в Песках войну…»
Алексей Шульгин
С возрастом я стал замечать, что все чаще ухожу мыслями в прошлое. И сам не знаю, плохо это или хорошо? Но знаю, как важны воспоминания о судьбах замечательных русских людей.
Мне посчастливилось много писать о знаменитом художнике-анималисте Алексее Никаноровиче Комарове, касаясь разных сторон его судьбы и искусства. Он родился 1 октября 1879 года, когда правил Александр II (Освободитель), а умер 31 марта 1977 года при Брежневе. Я мог бы многое написать о своем любимом художнике и сейчас, но в этот раз коснусь трагического отрезка жизни Алексея Никаноровича, связанного с Великой Отечественной войной. Вы спросите, где престарелый художник-анималист со своими зверями и птицами, а где война? Однако много ли осталось правдивых, непредвзятых свидетельств о том страшном и героическом времени? Мемуары военных и политиков – это совсем иной угол зрения, чем воспоминания гражданских лиц, тем более стариков, которых роковые события закрутили вихрем. Эти драгоценные странички воспоминаний воскрешают жизнь людей в годы войны…
Василий Песков, известный писатель, журналист и телевизионный ведущий, написал о Комарове зарисовку «Рисунок с буквой “К”»: «В детстве каждому покупали картонные книжки. И мы впервые узнавали, что мир гораздо шире комнаты с игрушками, что в синеющем за бугром лесу живут трусливые зайцы, неповоротливые и добрые медведи, хитрая лисица, волки. Потом букварь. И опять со страниц глядят уже знакомые и незнакомые жители леса. Под одним из рисунков по складам я прочел подпись: “Ко-ма-ров”. Так состоялось знакомство».
Тысячи детей и взрослых открывали для себя творчество замечательного художника. Что это был за милый человек! Каким юмором обладал. Вот хотя бы отрывок из его письма: «Много народа поздравляли меня с 95-летием, и вот теперь надо им всем ответить и поблагодарить. А какая это заслуга дожить до 95 лет? Черепаха живет гораздо дольше, и никто ее не поздравляет».
Какой была война для 63-летнего художника, решившего не покидать своей мастерской в Песках, продолжавшего трудиться на благо своей советской родины? Алексей Никанорович записал: «Я думал, что Пески будут моей последней и тихой пристанью, но, к сожалению, мы пережили в Песках войну. Немцы подходили близко. День и ночь слышна была канонада, немецкие самолеты все время летали над нами и бомбили железную дорогу. Мой песик курцхар Марсик страшно боялся вражеских самолетов. Еще ничего не слышно, а он уже начинает волноваться, прячется, жалобно скулит – это значит, что приближается немецкий самолет, и действительно ухает бомба, дрожат стекла.
К нам в Пески приехали многие художники и артисты из Москвы, думали, что здесь безопасней и, может быть, сытней. Пожили здесь недолго и уехали дальше на восток. Рядом со мной у Лентулова гостил Петр Петрович Кончаловский, на даче Беккера жила Алиса Коонен, у нас жила наша старинная приятельница Вера Александровна Станюкович.
Наступила зима. У нас было достаточно дров, и мы не мерзли, но было голодновато. У меня жил ослик, которого мне оставил Е.А. Львов. Ослик в морозы чувствовал себя плохо. Мы его закутывали всякими одежками, но у него зябли ножки <…>
Весной мы ходили в поля и копали оставленную мороженую картошку, делали из нее крахмал и пекли лепешки. Осенью подбирали колоски, горох, лук. <…>
По вагонам ходили толпами нищие, жуткие морды, выскочившие из повести Гюго или из кошмарного сна. В тесноте и темноте вагона я потерял калошу. Калоши купить было невозможно, и я, признаться, очень опечалился, и вдруг самая страшная из всех физиономий протягивает мне мою калошу: “Твоя что ли?” Эта опухшая от водки физиономия с подбитым глазом, грязная, сальная, оказалась любезной и бескорыстной.
Из совхоза Непецино эвакуировали стадо племенных коров. На лугах около Конева Бора стадо остановилось. Здесь около стогов сена коровы лежали на снегу, на морозе, на холодном ветре. Коровы замерзали. Нам удалось притащить к себе одну замерзшую тушу. Она нас здорово поддержала.
Наташа и сестра Лиза собрались ехать в степь, в Воронеж, за мукой, за продуктами. Набрали все, что можно было поменять, все более ценное, что нашлось, и уехали. Это было невероятно героическое предприятие. Поезда не ходили, билетов не продавали, и только с большим трудом можно было втиснуться в товарный вагон. В нем было уже полно, и новых пассажиров встречали руганью и пинками.
В степи уже много народу перебывало, и продукты были выкачены. С трудом можно было поменять на муку, на крупу хороший платок или материю. За иголку давали чашку молока, за катушку ниток – ломоть хлеба. Ночевать приходилось на полу, рядом с овцами или телятами.
На ст. Ряжск в темноте товарного вагона измученная Наташа задремала, и у нее украли мешок с таким трудом добытых продуктов. К счастью, кто-то заметил, поднял тревогу и мешок у вора отобрали. Мешок был очень заметный, с большой черной заплатой. Эта заплата и спасла продукты. Ну, вот, наконец, Наташа дома! Наташа цела и невредима добралась домой.
Настала весна, и мы, где только можно, стали сажать картошку. Сажали глазками и маленькими дольками. Наташа работала в лесничестве, и ей отвели кусок пахотной земли, и мы вспахали и посадили картошку, посеяли просо. Острый голод миновал. Были какие-то надежды. Правда, мы еще мечтали о таком времени, когда будет можно досыта поесть черного хлеба. Хлеб выдавали по карточкам. Стояла очередь за хлебом. До меня оставались только два человека. Ухнула бомба. Стекла в магазине вылетели. Нас всех из магазина выгнали. В это время фашистский самолет низко пролетел над нами и пустил по нам очередь.
Поезда в те страшные времена по ночам ходили без огней. Даже если кто зажигал спичку, то дамы подымали шум: “Гасите, гасите!” Как будто немец мог заметить (немца еще не было слышно) этот маленький огонек. <…>
Я шел по путям домой. Со мной на поводке курцхар Марсик. Неожиданно Марсик бросается в сторону и рывком поводка стаскивает меня с рельсов. Через мгновение мимо проносится темная махина паровоза. На волоске держится наша жизнь…
В Песках было много ворон, галок, грачей и всяких мелких пташек. У ворот висел большой самодельный почтовый ящик. Щель для опускания писем была сделана широкой, и синички облюбовали этот ящик для своего гнезда. Мы этого не знали. Смотрим, возле ящика валяются письма. Неужели почтальон так небрежно к ним относится? Оказывается, это синички выбрасывают лишние, по их мнению, письма. Посмотрели в ящик, а там уже восемь яичек в гнездышке. Зимой синицы безобразничают в моем тамбуре. Они исклевали до дыр ритуальную буддийскую маску и мои тюбики с масляными красками и выклевывали саму краску.
Все время в Песках я не переставал писать картины для Дарвиновского музея. С большим трудом приходилось добираться до Москвы. Поезда ходили не по расписанию и бывали случаи, когда поезда дожидались по 5–10 часов. Занять место в вагоне было очень мудрено. Люди бросались к подходившим поездам и на ходу вскакивали в них, рискуя жизнью.
Война кончилась. Не слышен гром канонады, не летают немецкие стервятники. Фашистов с позором выгнали из России. Воздух стал чист. Русский народ спешно залечивает тяжелые раны».
Пережив все ужасы военных лет, Алексей Никанорович продолжил жить со своим семейство в Песках, творя свой зримый и невидимый мир, работая каждый божий день.
Много людей перебывало в гостеприимном Комаровском доме. Мне посчастливилось оказаться там в сентябре 2024 года. Жаль, что самого хозяина уже не застал. Но участок все тот же, также высятся дубы, березы, липы и осины, дом окружен садом, стоит теремок-мастерская, где много лет жил Алексей Никанорович.
Внучка художника Марина Львовна Хлебникова бережно хранит дедово наследие, как когда-то оберегала деда ее бабушка. Что за участок! Какой это чудесный дом!
Дмитрий Горлов, один из старейших художников-анималистов и друг Комарова, описывал дачу в Песках так: «Участок, на котором он собирался жить, зарос осиной и березой. Очень характерно, что через три года, построив двухэтажный дом с мастерской на втором этаже, он отказался от этого комфорта и перестроил старую избу, купленную в соседней деревне, на мастерскую. В ней он и работал до конца дней своих, окруженный красотой земли, ароматами цветов.
А цветов было кругом изобилие благодаря его жене Наталии Александровне Вальтер, цветоводу-селекционеру. Сад из года в год хорошел. Одной сирени в нем было 20 сортов. Весной расцветали крокусы, тюльпаны и нарциссы. Цвели яблони. Пели соловьи.
Кукушка облюбовала огромную сухую сосну, с которой куковала совсем рядом с домом, радуясь весне. Летом цвели пионы, жасмин. Потом до заморозков радовало глаза обилие цветущих гладиолусов и георгин, а яблони, сливы и облепиха ломились под тяжестью плодов.
Когда говорят или пишут о художниках, почему-то мало уделяют внимания их женам. А они играют огромную роль в жизни каждого художника.
В данном случае именно жене художник обязан и своей продуктивностью и своим долголетием. Меня всегда поражали неуемная энергия и неистощимые силы Наталии Александровны. Ведь все огромное хозяйство, все бытовые трудности, селекционная работа лежали на ее плечах. Ее хватало на все. И все же основные силы, душевные, сердечные, отдавались Алексею Никаноровичу».
Марина Львовна встречает нас у погоста возле станции Конев Бор, где покоится ее дедушка. Выйдя из электрички, вдруг чувствуешь себя оглушенным тишиной. У станции цветут яблони. А справа от погоста начинается сосновый лес, в котором теряется дорога. Иди по этой грунтовой дороге – и придешь к поселку художников. В деревьях порхают синицы, чечетки, зяблики, поползни, можно увидеть осторожных соек, важных дятлов или летящую к Москве-реке цаплю. Все они – герои Комарова. Все живет своей потаенной лесной жизнью, на которую человек редко обращает внимание. Поле заросло молодым березняком. Еще недавно здесь была пашня, а сейчас по осени тут ищут грибы. Стрекочет сорока, не очень ей по душе наш визит…
День идет за днем, течет жизнь человека. Но всегда что-то тревожит, будит смутные воспоминания.
Вот шкаф со скульптурами, сделанными Алексеем Никаноровичем. Марина Львовна рассказывает:
– Во время войны бабушка ходила на рынок продавать фигурки или меняла их на продукты…
– Кому нужны скульптуры на войне? – спрашиваю я.
– Детям нужны игрушки, – невозмутимо отвечает Марина Львовна.
А в шкафу – звериное царство: медведь, глухарь, лиса, заяц, филин, рысь… Работы художника, все делавшего для того, чтобы люди любили свое земное пристанище – мир и всех земных его обитателей: зверей, птиц, насекомых, рыб…
Мы идем к мастерской Комарова. Марина Львовна спрашивает:
– Обратили внимание на стекла?
Пристально смотрим: о чем речь? И тут вдруг видим! Следы от бумажных лент – крест-накрест… Боже ты мой!
– С войны остались, – говорит внучка художника.
Странная вещь память: кажется, все уже в прошлом, но вдруг чувствуешь, как сжимается сердце… и прошлое начинает оживать.
