Сегодняшний ежемесячник «Русская мысль» отличается и от первоначального толстого журнала, и от парижской еженедельной газеты, но мы стараемся сохранить присущий нашему славному изданию знак качества
Виктор Лупан, глава редакционного совета
«Русской мысли» – 140 лет! Будучи еще юношей-студентом, я восхищался удивительным названием издания. Это был конец семидесятых годов прошлого столетия. «Русская мысль» была тогда еженедельной газетой, уже не с «эмигрантским» уклоном, а скорее с «диссидентским», «правозащитным». Хотя тогда газетой еще руководила княгиня Зинаида Шаховская, чья звучная фамилия явно напоминала о «белогвардейской» родословной издания. Но напоминала ложно. Ибо газета «Русская мысль», родившаяся в Париже в 1947 году под эгидой французского Христианского профсоюза, была уже не «белоэмигрантским» изданием с присущими ему тематикой, этикой и эстетикой, а общеевропейским русскоязычным антисоветским органом печати, принимавшим участие в начинающейся тогда холодной войне.
Мы вернемся чуть ниже к этой странице истории нашего издания.
«Русская мысль», чье 140-летие мы празднуем сегодня, отличалась коренным образом от вышеупомянутого эмигрантского еженедельника. Это был толстый литературно-политико-экономический журнал, выходивший ежемесячно с 1880 года в Москве и явно рассчитанный не на «рядового» читателя. Создателем издания был известный журналист и издатель Вукол Михайлович Лавров.
Передо мной, на письменном столе, лежит апрельский номер «Русской мысли» 1888 года. Название «РУССКАЯ МЫСЛЬ.» написано именно так – с точкой. А между названием и словом «АПРЕЛЬ.» – уточнение: «ГОД ДЕВЯТЫЙ.»
Понятие «толстый журнал» не узурпировано. «Русская мысль» апреля 1888 года – это 600 страниц мелко набранного текста. Занятно и то, что столь толстый журнал содержит, судя по оглавлению, всего тринадцать статей. Первые семь – сугубо литературные. Здесь и десятая песнь «Дон Жуана» Байрона, и повесть Каронина, и повесть «из времен Карла Великого» Феликса Дана, и стихотворение Фруга, и шесть частей романа Салова, и анонимный какой-то текст, подписанный инициалами, и, наконец, отрывок из шедевра польской писательницы Элизы Ожешковой «Над Неманом». Позволю себе коротко прокомментировать эту публикацию. Ожешкова была российской подданной, но польской патриоткой или националистской. В этом романе она изображает простых крестьян, остающихся верными традициям польского антирусского восстания 1863 года. Она, кстати, участвовала в этом восстании, а муж ее был за это сослан бессрочно, с конфискацией именья в пользу государства. Я люблю Ожешкову как автора. Особенно мне нравится ее роман «Меир Эзофович». В 1905 году она даже выдвигалась на Нобелевскую премию, как и Лев Толстой, но получил ее Генрик Сенкевич.
Публикация в журнале, который называется «Русская мысль», столь настроенного против России автора, говорит о многом. Прежде всего о том, что царская цензура не была такой уж лютой. Но говорит это и об идеологическом постулате издания.
«Русская мысль» была одним из самых уважаемых интеллектуальных изданий конца XIX и начала ХХ веков. Не только уважаемых, но и популярных, судя по количеству подписчиков – в среднем 14 000! Это очень много, особенно исходя из того, что после литературных публикаций (не самых простых, скажем прямо!), в журнале печатались длиннющие статьи о современном земстве, о теории знания Шопенгауэра, об истории русского законодательства, о групповой борьбе и моральных идеалах, об истории женского образования в России, о коренном вопросе нефтепромышленности, о регрессе в истории, о французском позитивизме. После поглощения столь богато насыщенных номеров читатели «Русской мысли» наверняка чувствовали, что становятся образованней и умней.
С момента своего основания «Русская мысль» придерживалась «левых», или «либеральных», или «прогрессивных», скажем так, взглядов. Журнал был основан за год до убийства «царя освободителя» Александра II. Бомбисты подорвут его 13 марта 1881 года, и на смену ему придет очень авторитарный и самодержавный Александр III, чья политика была крайне антилиберальной и радикально реакционной. А потому «конституционализм», проповедуемый «Русской мыслью», из которого произойдет позже партия кадетов, был прямо противоположен идее русского самодержавия.
Журнал продолжал быть левым вплоть до революции 1905 года, которую он, разумеется, поддержал. Февральскую же революцию и свержение монархии «Русская мысль» приветствовала просто горячо. В частности, в лице ее главного редактора Петра Бернгардовича Струве, который даже вошел в состав Временного правительства в качестве директора департамента Министерства иностранных дел.
Но Октябрьскую революцию «Русская мысль» восприняла как катастрофу для страны и открыто называла большевиков «узурпаторами». Вследствие чего последние просто-напросто закрыли журнал в 1918 году.
В течение трех лет «Русская мысль» вообще не публикуется. В 1921 году журнал начинает издаваться за границей, но не регулярно, а с большими перерывами из-за финансовых трудностей. Последний номер толстого журнала «Русская мысль» выходит в Париже в 1927 году.
В 1920–1930 годы русская эмиграция проявляет большую активность. Несмотря на тяжелейшее материальное положение, и в Париже, и в Берлине публикуется масса газет, журналов и книг на русском языке. Противоположно настроенные круги, продолжают в эмиграции дореволюционные споры и идеологические разборки.
Принявший отречение из рук Николая II Василий Витальевич Шульгин, депутат Госдумы, чьи идеи ассоциируются с черносотенным движением, вспоминал об одной своей лекции о Февральской революции для членов НТС (Народно-Трудовой Союз, эмигрантское движение русских солидаристов – В.Л.), на которой присутствовал Струве. После лекции начались прения и Струве заявил, что у него была единственная причина для критики Николая II – что тот был излишне мягок с революционерами, которых, по словам Струве, нужно было «безжалостно уничтожать». Шульгин в шутку спросил, уж не считает ли Струве, что и он сам должен был быть уничтожен. Струве, чрезвычайно разволновавшись, воскликнул:
– Да!
И, встав со своего места, зашагал по зале, тряся седой бородой.
– Да, и меня первого! Именно так! Как только какой-нибудь революционер поднимал голову свою – бац! – прикладом по черепу!
Эта красочная, почти комичная сцена с поразительной точностью передает атмосферу, царившую даже в элитных кругах русской довоенной эмиграции.
После войны, однако, положение русской эмиграции резко изменилось. Критиковать победоносный Советский Союз стало не только немыслимо трудно, но и опасно. Во Франции, да и во всей Западной Европе, коммунистические партии были на пике своей власти. Те, кто осмеливался хоть как-то критиковать СССР, объявлялись нацистами, гитлеровцами, коллаборационистами. А потому к 1945 году не оставалось практически ни одного русского издания, кроме тех, что проповедовали возврат на Родину. В конечном итоге «возвращенцев» оказалось не так много, но вся эмиграция была под напором или влиянием возвращенческой пропаганды.
Однако триумф СССР продлился на Западе недолго, ибо совсем скоро после Великой Победы началась холодная война. С одной стороны, это была «гонка вооружений», а с другой – разгул пропаганды. Именно на этом фоне зародились радиостанции «Свобода» и «Свободная Европа», а также ставшая вскоре еженедельником газета «Русская мысль», перенявшая прекрасное название прославленного толстого журнала.
Первым редактором новой «Русской мысли» стал дореволюционный русский журналист Владимир Лазаревский. Забавно здесь заметить, что до революции он работал в газете «Киевлянин», владельцем которой был унаследовавший ее от отца вышеупомянутый Василий Шульгин. Совсем скоро газета стала финансироваться официально Госдепом США, а неофициально ЦРУ – точно так же, как мюнхенские радиостанции.
Лазаревский пробыл главным редактором до 1953 года. Его заменил Сергей Водов, возглавлявший редакцию до 1968 года. Этот достаточно длинный период замечателен тем, что в «Русской мысли» печатались такие великие авторы, как Борис Зайцев, Иван Бунин, Иван Шмелев, Нина Берберова, Гайто Газданов и многие другие.
С 1968 по 1978 год газетой руководила Зинаида Шаховская. На этот период пришлось появление правозащитного движения в СССР, что очень окрылило газету. Одним из самых «неожиданных» авторов «Русской мысли» стал лауреат Сталинской премии, автор замечательной военной книги «В окопах Сталинграда» и политэмигрант Виктор Некрасов. А затем появились такие авторы, как Иосиф Бродский, Александр Солженицын, Владимир Максимов, Андрей Сахаров, Сергей Довлатов и многие другие.
Таким образом, видоизменяясь, «Русская мысль» безбедно просуществовала до 1991 года, когда финансирование из США резко прекратилось. Ее главный редактор Ирина Иловайская-Альберти стала искать новые источники финансирования. И нашла их в лице Римской католической церкви и Фонда Сороса… Но ненадолго.
К началу 2000-х годов газета «Русская мысль» была вновь на грани закрытия, когда ее чудом спасли бизнесмены из России. В 2006 году, в рамках программы «Возвращение на Родину», парижские архивы газеты были переданы в дар Российской государственной библиотеке и тем самым спасены.
Сегодняшний ежемесячник «Русская мысль» отличается и от первоначального толстого журнала, и от парижской еженедельной газеты, но мы стараемся сохранить присущий нашему славному изданию знак качества.
