300 лет присутствия русского православия в Великобритании
АВТОР: ЛИДИЯ ГРИГОРЬЕВА
В конце девяностых годов прошлого века митрополит Антоний Сурожский, пригласив архиепископа Анатолия (Кузнецова), показал ему хранившуюся на хорах лондонского собора Успения Божией Матери и Всех Святых икону святителя Николая Чудотворца. Образ был написан на толстом цинковом листе в академическом стиле конца XIX века. Большая, выше человеческого роста, икона была покрыта выбоинами, похожими на следы от осколков разорвавшихся снарядов. Весь красочный слой был поврежден, местами первоначальное изображение лишь угадывалось.
Митрополит Антоний попросил архиепископа Анатолия, владеющего техникой реставрации, потрудиться над восстановлением иконы, и передал ему церковное предание об этой святыне.
По словам владыки Антония, образ святителя Николая находился на верхней палубе корабля Российского военно-морского флота, принимавшего участие в одном из тяжких морских сражений русско-японской войны 1904–1905 гг. Возможно, даже в бою при Цусиме. Перед затоплением корабля огромная икона была снята с верхней палубы или сбита при обстреле судна и упала в море. Известно лишь, что спасшиеся русские моряки вместе с иконой были приняты на борт английского военного эсминца.
В описи имущества Русской Православной Церкви в Лондоне, хранящейся ныне в лондонском Успенском соборе, имеется запись о большой, 3 ½ на 7 футов (1,05 м х 2,1 м), иконе святителя Николая, писаной на цинковом листе, которую в июне 1935 году передал в храм англичанин, капитан торгового флота Уильям Годфри.
В 1956 году, когда приход Русской Патриаршей Церкви переехал в церковь на Эннисмор-гарденс, сюда же была перенесена и икона, хранившаяся с тех пор на галерее храма, в надежде на ее будущее восстановление для церковного почитания.
Митрополит Антоний попросил владыку Анатолия постараться восстановить икону как святыню и реликвию героического подвига моряков Российского военно-морского флота к 100-летнему юбилею русско-японской войны, который отмечался в 2004 году.
Около пяти лет архиепископ Анатолий трудился в свободные часы над восстановлением иконы. Возрожденная икона святителя Николая Чудотворца ныне находится к северу от иконостаса лондонского Успенского Патриаршего Собора, что на улице Эннисмор-гарденс, в районе Найтсбридж.
О ТАЛАНТЕ ЖИВОПИСЦА
Все имеет свои истоки, ничто не возникает из ничего. Откуда же взялось такое очевидное мастерство, с которым отреставрирована, казалось бы, непоправимо пострадавшая икона свт. Николая, уже много лет радующая своим сиянием души прихожан и даже туристов, которые посещают наш храм? Любому неравнодушному и даже просто любопытствующему глазу становится ясно, что отреставрирована она не просто с тщанием, но и очевидным умением. А для мастерства, помимо таланта, нужны еще и долгие годы приобретения навыков к творческой иконописной работе, имеющей свои особенности и профессиональные секреты.
Было бы несправедливо, если бы мы не остановили свое внимание на умении владыки Анатолия не только реставрировать старые иконы, но и живописать.
Тягу к рисованию маленький Женя Кузнецов ощутил еще в раннем детстве – в Иркутске. У его отца, инженера-строителя, занимавшего высокий пост в железнодорожном тресте, была хорошая библиотека, и мальчик, еще не умея читать, подолгу рассматривал альбомы античного искусства и живописи европейского Возрождения.
Вот, что рассказал нам в одной из своих бесед об этих детских впечатлениях сам владыка Анатолий (Кузнецов):
«Я никогда не хотел рисовать так, как рисуют маленькие дети, где все изображено очень условно. Например, человечки, у которых вместо рук и ног палочки, и тому подобное. Конечно, это детские рисунки, детское своеобразие. Этим тоже можно любоваться. Но я вспоминаю, что у меня очень рано зародилась мысль сразу рисовать правильно! Чтобы рука была – как рука. И лицо, чтобы было похоже. Чтобы черты лица были правильные, а не просто пятна или черточки. Хотелось рисовать так, как это было изображено в альбомах классической живописи. У моего отца были книги и альбомы по русскому и европейскому искусству: Египет, Рим, Греция, античность. Были книги русских классиков с иллюстрациями. Я увлекался и срисовывал оттуда статуи, античные картинки сначала карандашом, а потом уже красками.
Конечно, и в школе у нас были уроки рисования. И я очень любил эти уроки. Большое стремление было рисовать, меня влекло к этому. Но учиться рисованию меня все же побудила не школа, а домашняя библиотека, художественные иллюстрации в книгах и альбомах.
Потом началась война, и купить краски стало проблемой. Это была моя мечта – купить краски! Но это было невозможно ни во время войны, ни после, если только ты не был профессиональным художником. Тогда краски тебе могли «выдать» по специальному разрешению. Но все же у нас в школе и дома была акварель. И я стал рисовать акварелью. Даже открытки поздравительные рисовал! Их в войну купить было невозможно. И я любил рисовать на этих открытках цветы – ландыши, лилии, розы. Выписывал нежные переливы на лепестках. И дарил эти открытки на праздники и на дни рождения.
Я и лепил тогда из глины, потому что пластилина во время войны не было у нас ни в доме, ни в магазине. И вот я стал лепить античную статую Геркулеса – в малом масштабе, разумеется. Откуда-то я знал, вычитал в книгах, наверное, что сначала нужно было сделать каркас из проволоки – с ног до головы. Потом уже накладывал глину на каркас и получались точные формы. Видимо, дан мне был от природы верный глазомер.
У меня друг жил через дорогу. И мы часто лепили с ним вместе. Даже соперничали, соревновались! Ведь греки пытались передать красоту человеческих тел – в античности нет ничего постыдного. И я мечтал быть скульптором или живописцем. Потом мне все эти умения пригодились, когда я стал писать для церкви на евангельские темы: “Христос входит в Иерусалим” и другие сюжеты.
В церкви же большое впечатление оказала на меня иконография. Я даже делал попытки написать святителя Иннокентия.
А по-настоящему учиться живописи я стал уже в армии. В 1951 году я попал в армию – во Владивосток. И там у меня была возможность посещать студию военных художников. Это были уже серьезные занятия. Мы копировали слепки – торсы или голову античного бога. Тут уже нас учили и как карандаш держать, и как штриховать свет и тень. Там мы узнали, что такое и глазомер, и соразмерность.
Были у нас два отдельных занятия: рисунок и история искусств. Историю искусств нам читал доцент или даже профессор. Это были обзоры от античности до современного искусства: античность, классицизм, передвижники. Нам рассказывали даже об импрессионизме и абстракционизме! Широкий набор знаний мы могли там приобрести.
А на уроках рисования нас учили улавливать светотени, писать с натуры. Натюрморты рисовали, осваивали технику рисования и живописи. Были у нас и натурщики. То есть это было серьезное художественное образование. В армии вечерами, конечно же, были танцы и кино. Но я не ходил туда, а ходил в эту студию. Вечерами и по выходным я все больше читал и рисовал.
Был в армии один случай, когда мне пришлось помочь моему другу и нарисовать портрет его командира – морского офицера, чтобы он чаще отпускал его по воскресеньям в церковь! Мой друг не хотел бегать в церковь в самоволку, но чтобы начальство отпускало его. В самоволке нас могли схватить патрули. Я служил на берегу, а он – на корабле. Ему труднее было сбежать с корабля на церковную службу.
Я часто сбегал из казармы самовольно, чтобы помолиться. Успевал пробежать быстро вниз до церкви от ворот казармы. Вбегал в церковь и становился за дверь, чтобы меня с улицы не видно было. Чтобы не сразу увидели военные патрули, если заглянут в церковь. Иногда у меня была возможность помолиться перед иконами. И однажды я увидел незнакомого парня в военной форме. Вижу, после службы он прикладывается к иконам, к Евангелию. Понял я, что он тоже верующий. Оказалось, что он родом с Урала и зовут его Саша. Тогда-то он мне и сказал, что его редко отпускают с корабля в церковь.
Однажды, в увольнении, я посетил его на корабле. Он представил меня своему командиру и сказал, что я хорошо рисую, что в студию художественную хожу. Так я и нарисовал один из первых своих портретов «Портрет морского офицера» – его командира. Этот командир потом чаще отпускал в храм моего друга, уже по благосклонности.
Когда в 1953 году я вернулся со службы, то увлекся иконографией. И потом в семинарии и академии занимался в классе иконографии под руководством известного иконописца Марии Николаевны Соколовой (+ монахини Иулиании), духовной дочери известного московского старца о. Алексея Мечева, и учился реставрации церковной живописи, помогая реставраторам в мастерской Археологического кабинета при академии и в храмах Лавры. Это были уже настоящие занятия церковной живописью.
В семинарии и академии мы все были очень загружены учебой и времени для рисования уже почти не оставалось. И все же я тогда уже серьезно занялся реставрацией. Это была церковная живопись и ее восстановление. Занимался я еще и в студии, которая была в Троице-Сергиевой Лавре. Реставрировал и стенную живопись, и иконы мне уже доверяли. У меня была уже аттестация. Я видел и наблюдал, как работают опытные реставраторы. Это была практическая школа. Именно это и помогло мне в работе над иконой свт. Николая.
Казалось, что реставрировать ее невозможно – настолько она была изуродована. Было ясно, что ее трудно будет восстановить. Это была большая корабельная икона, очевидно с верхней палубы. Она была очень изранена осколками и, видимо, пулями –были большие вмятины на самой основе. Практически не видно было изображений – краска почти вся сошла с нее, осталась только половина лица святителя, на поверхности имелись выбоины и рытвины. Можно было видеть только глаз, часть лба, кусочек носа. И нужно было всю композицию создать по оставшимся фрагментам, то есть восстановить все заново.
Написана икона на металлическом оцинкованном листе. Цинковый лист – нержавеющий. Очевидно, писал ее художник, имеющий классическое художественное образование. Она писалась в стиле русского классицизма, не в иконописном. Возможно, что написана она была в конце XIX века. Об этом говорит и надпись с обратной стороны: «Практическая эскадра». Принадлежала икона Петербургскому флоту – Балтийской эскадре царских времен. Так мне объяснили современные морские русские офицеры.
Начал я работу в 1998-ом и закончил в 2002 году, еще при жизни митрополита Антония. Так много лет ушло на это не только потому, что я много служил в лондонском приходе и в Манчестере, исповедовал, крестил, ездил в Россию по церковным делам, строил новую церковь в Манчестере, – но и потому, что этого требовала сама технология реставрации.
Год ушел на расчистку и на то, чтобы изъяны запломбировать, сравнять их с основой. Нужно было нанести грунт на все вмятины. Там своя особая техника: пришлось полностью всю поверхность промывать, расчищать от слоя накопившейся грязи пополам с морской солью.
Потом полумасляный грунт – он должен прочно засохнуть. Должен пройти год, чтобы все подровнялось и стянулось. Если вы поторопились и сам грунт сделали неправильно, то и живопись будет неправильная.
Потом я сделал подмалевок. Там в основе была хорошая живопись, писал настоящий художник. Нужно было восстановить все это, все, что исчезло и пропало. Нужно было по грунту, после просушки сделать первую пропись, чтобы восстановить конструкцию всей иконы.
Второй год я готовил икону к прописи. Потом началась сама пропись. Слой за слоем. Каждому слою нужно дать просохнуть. Еще года два ушло на все это. Чисто технологически ушло около пяти лет. Кроме того, нужно было, чтобы попался солнечный день, потому что квартира моя в полуподвале и я не мог писать в пасмурные дни. Нужно было ловить луч солнца. Когда выходило солнце, я старался не упустить время. В этом подвале всего два окошечка, и чаще всего свет был отраженным от другого здания. Иногда, по утрам, в комнате, где стояла икона, было солнце. А потом – только отраженный свет. Если было пасмурно, то тогда писать было совсем невозможно. Но все же, с помощью Божьей, работа была завершена и митрополит Антоний увидел икону свт. Николая уже возрожденной».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Помимо реставрации иконы свт. Николая, владыка Анатолий потрудился в свое время над реставрацией многих церковных росписей и иконостасов. Говорит он об этом неохотно, считает эти работы простым монашеским послушанием. Вот то немногое, что нам удалось от него узнать.
Когда он возглавлял епархию в Башкирии, был очень занят строительством и ремонтом храмов, поездками по епархии. Много времени занимали сложные взаимоотношения с уполномоченным по делам религий, но все же удалось найти время, и владыка Анатолий отреставрировал распятие для храма в Стерлитамаке. Писал иконы, обновлял живопись в Покровской церкви. Там пришлось заново прописывать стены. Масляная живопись была закопченная и трудноразличимая. Почти все было смыто, стерто и уничтожено. Сохранились только отдельные фрагменты. Пришлось заново прописать апостолов, Христа и Богоматерь. И это только малая часть тех деяний, куда владыка приложил дарованный ему Богом талант к живописанию.
В разные годы жизни владыкой Анатолием были созданы живописные портреты великих церковных подвижников. Портрет митрополита Николая (Ярушевича) был создан им еще в конце 50-х годов. Изображение так нравилось самому митрополиту, что он забрал его к себе в покои.
Портрет Патриарха Пимена висел в резиденции русской миссии при Патриархе Антиохийском в Дамаске, когда миссию возглавлял владыка Анатолий. Сейчас этот портрет находится в Московской Патриархии.
Портрет о. Иоанна Крестьянкина – с ним владыка Анатолий учился в духовной семинарии. И многие другие работы, о которых будут помнить истинные ценители духовности изображенных на портретах людей, современников и сподвижников архиепископа Керченского Анатолия, жизнь которого охватила собой и сложные для русского православия времена, и время его возрождения. В июле 2013 года владыка Анатолий сослужил Патриарху Кириллу в Храме Христа Спасителя во время праздничной службы в честь 1025-летия Крещения Руси.
Да продлит Господь его лета на радость его духовным чадам!
