Революция 1917 года в одночасье разрушила мир великой княжны Ольги Александровны Романовой
Надежда Кнудсен
Великая княжна Ольга Александровна Романова, младшая дочь императора Александра III, как говорили некогда, «родилась в пурпуре». Потому как появилась на свет в 1882 году у венценосной пары. И вся жизнь царевны Ольги должна была проходить в роскоши, неге и быть легкой, словно «танец по лепесткам роз».
Любимица отца, она получила прекрасное образование при дворце в Гатчине, а дар рисования, унаследованный от матери, императрицы Марии Федоровны, ей развил известный художник Станислав Жуковский.
В 1901 году 19-летнюю княжну выдали замуж за герцога Ольденбургского, который был старше ее на 14 лет. Брак оказался неудачным. «Мы прожили с ним под одной крышей 15 лет, но так и не стали мужем и женой», – писала в своих мемуарах Ольга Александровна.
После нервного срыва она уехала в родовую усадьбу под Воронежем, где освоила профессиональные навыки медсестры в сельской больнице. Преодолевая многие трудности и запреты, сменив в одночасье роскошные придворные наряды на простое платье медсестры прифронтового лазарета, Ольга Александровна три года выхаживала раненых. И молилась за их жизни, вымаливая у Бога и свое счастье.
Когда началась Первая мировая война, она стала работать медсестрой в военном госпитале на колесах. 14 августа фронтовой лазарет на 200 раненных, в составе которого было пять врачей и 18 медсестер, прибыл в Киев, а через несколько дней был уже в Ровно, где принимал раненых с поля сражений. Лазарет этот был под патронажем вдовствующей императрицы Марии Федоровны.
И однажды, в конце октября 1916 года, счастье улыбнулось княжне Ольге: в госпиталь приехал с осмотром ее старший брат Николай II и, вручив ей, сияющей от счастья, декрет о расторжении брака, благословил на венчание с офицером Кирасирского полка Николаем Куликовским, в которого она была много лет влюблена.
Венчание состоялось 4 ноябре 1916 года в церкви святителя Николая в Киеве. 17 ноября Ольга Александровна и Николай Куликовский, получив на две недели увольнение с фронта, уехали в провинцию, где и провели в старинной дворянской усадьбе свой медовый месяц. А потом опять вернулись на фронт, каждый в свою часть. Февральская революция застала их в Киеве, откуда они в начале марта 1917 года вместе с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, дождавшись приезда из Петрограда сестры Ксении с семьей, по совету и при содействии ее мужа, великого князя Александра Александровича, бежали в Крым. На спецпоезде дискретно, в два дня, они добрались до предместий Севастополя, а оттуда доехали до принадлежавшей великому князю Александру Михайловичу летней резиденции Ай-Тодор неподалеку от Ялты. Им казалось, что здесь, среди виноградников и холмов, они могли быть в безопасности. В начале августа 1917 года у четы родился сын, которого нарекли при крещении именем Тихон. К тому времени Куликовские уже перебрались в небольшой уютный домик по соседству с виллой Ай-Тодор. Казалось, счастье поселилось с ними навеки…
В феврале 1918 года, по решению местных красных комиссаров, Романовых перевезли из резиденции Ай-Тодор во дворец Дюльбер, поместив под строгий домашний арест с охраной.
Чета Куликовских в списки не попала: в связи со своим морганатическим браком великая княжна Ольга Александровна не могла претендовать на царский трон и поэтому не представляла особого интереса для большевиков.
В январе 1919 года, когда усилились обстрелы побережья Ялты военными эсминцами врага, а немцы уже были на подходе к Крыму, Куликовские решили бежать на Кубань, в станицу Новоминская, откуда был родом один из казаков личной охраны Марии Федоровны. Там жила его семья, и в случае чего их могли защитить.
Бегство из Крыма было нелегким. Они добрались до Новороссийска, где встретили генерала Кутепова, который впоследствии пропал в Париже, в эмиграции, при неясных обстоятельствах. От был очень любезен и предложил свой спецвагон, который довез их до кубанской станицы. Там в апреле 1919 года у четы Куликовских появился на свет второй сын – Гурий.
К осени красные стали подбираться все ближе, и, спасаясь от пламени Гражданской войны, охватившей Кубань, семья Куликовских бежала в Ростов-на-Дону, намереваясь потом добраться в Константинополь по морю, а затем – в Сербию.
В предместье они нашли старинный заброшенный армянский монастырь. С выбитыми окнами, сорванными и унесенными, скорее всего, на растопку дверями, он представлял собой жалкое зрелище. Но, обнаружив к великой своей радости в одном из маленьких флигельков исправный камин, они заткнули выбитые окна мешками с сеном, обустроились и прожили там худо-бедно три месяца, до самых холодов, пока не выпал снег.
В начале декабря 1919 года пришло известие о наступлении красных. Времени на раздумья не было. В своих дневниках Ольга Александровна пишет: «Завернув двух малышей в теплые платки и шали, погрузили мы свой нехитрый скарб в баулах на сани <…>. Добравшись вскорости до Ростова, мы увидели море людей, все рекой устремились к главному вокзалу. Хаос и неразбериха царили там полнейшие. Все друг друга о чем-то все время спрашивали, но никто не знал наверняка, какой поезд, когда и куда поедет. В страшной давке и гвалте людском нам удалось все же занять место в купе одного из составов, там уже было три офицера, один с супругой, но очень слабых и, видимо, больных тифом. Мы были им очень рады, как бы друзья по несчастью, и к тому же, пока поезд стоял на путях, а это было в течение двух суток, мы были под их защитой. Покидать поезд было бы безумием, потому что места наши сразу же занял кто-то из толпы страждущих уехать, которые осаждали в панике вокзал в надежде бежать из Ростова. Но когда наконец состав наш тронулся в путь, мы все вздохнув от облегчения, вдруг неожиданно вспомнили, что наступило Рождество! Мне взгрустнулось, когда вспомнилось, как раньше весело мы праздновали этот радостный праздник. Но несмотря на то, что сейчас мы потеряли все, что имели в изобилии раньше, мы не потеряли самое главное – любовь друг к другу, да и наша жизнь, как и жизнь наших чудесных сынишек, была в наших руках!
На одном из полустанков один из офицеров успел во время остановки купить горячей отварной картошки, хлеб и сосиски, и все мы устроили веселый рождественский «пир горой» в нашем маленьком купе поезда. Вот уж поистине, в тесноте, да не в обиде».
Холодным январским утром они прибыли в Новороссийск. Море было и правда «черным» по цвету, сам же город показался им хмурым и неприветливым. К счастью, их встречал бывший сослуживец мужа по Петербургу, офицер, который теперь был здесь при должности начальника одного из кварталов города. Причем пришел он на вокзал не один, а в компании с Томасом Шутте, в то время консулом датским. Он дал им кров, приютив в своем доме на месяц и готов был также помочь перебраться сразу же в Данию. Но, увы, они решили ехать в Сербию – поездом через Болгарию, куда надо было добраться на пароходе «Габсбург», шедшем туда через Константинополь. Пароход был заполнен до отказа беженцами, такими же, впрочем, как и они, с корзинами, детьми, баулами.
Великая княгиня запишет в своих дневниках: «Мы постепенно уже привыкли к жизни в примитивных условиях. Едва дошли до Дарданелл, как пароход попал в карантин. Тех, кто шел в Константинополь напрямую, отправили сразу же – на открытом небольшом кораблике переправили в город, – а остальных везли на остров Тузла для дезинфекции, где продержали всех целый день под открытым небом, под охраной. Мужчин всех отвели направо, женщин – налево. Потом брали всех нас группками по 10–12 человек, заводили в дощатый сарайчик, где мы, скинув все одежды, шли под горячие струи воды, в то время как всю одежду нашу тщательно дезинфицировали. Причем довольно долго, так что мы успели слегка замерзнуть в водяных парах продуваемого насквозь сарая-душевой. Детям повезло, их не дезинфицировали (тех, кому до трех лет), так что мои сынишки оба мирно играли на песке, греясь на солнце. На острове нас продержали до заката; правда, приветливые солдаты из охраны, индусы в белых чалмах, покормили нас и отбуксировали затем на остров Принкипо (Prinkipo).
Диву даюсь, как только мы тогда не подхватили малярию или воспаление легких! В карантине держали всех нас 14 дней, потом доставили в Константинополь, откуда мы поездом через Болгарию добрались до Сербии.
В Белграде мы провели недели две в гостях у сербского короля Александра, с которым я была знакома с той поры, как учился в школе в Санкт-Петербурге. И тут нас неожиданно догнал наш хороший знакомый Томас Шутте, консул, который ехал домой, в Данию. Мы решили не испытывать судьбу и с ним добраться до Копенгагена».
И после долгой дороги с небольшой остановкой в Вене, поездом все вместе наконец доехали до датской столицы, где к этому времени уже жила вдовствующая императрица Мария Федоровна, устроившись в своих бывших девичьих комнатах старинного дворца Амалиенборг.
Как писала Ольга Александровна в дневниках: «Нас приютили там же. И я, и мой муж, и мои сыновья никогда этого не забудем и будем с благодарностью всегда вспоминать, как тепло нас приняли на родине моей матери».
Куликовским и сыновьями Гурием и Тихоном
В своих мемуарах Рене Бризак, последний владелец знаменитого модного Дома Бризак в дореволюционном Петербурге, пишет: «Великая княжна Ольга жила в окрестностях города с мужем, бывшим офицером Императорского двора и двумя их сыновьями. Небольшой деревянный дом, где они жили, был окружен чудесным огородом, которым княжна занималась собственноручно, да так, словно всю свою жизнь провела среди грядок.
Когда я приехал к ней, великая княжна Ольга была в окружении своих двух сыновей. При разговоре со мной она попросила не напоминать ей о прошлом, которое для нее умерло и о котором она не желает больше вспоминать. Княжна сказала, что сейчас она счастлива, и единственное ее желание – оставаться до конца жизни рядом с мужем и сыновьями.
Изумительно было слышать такие слова из уст женщины, чье состояние было таким огромным, что никто не знал точно его размеров. Говорили, что до революции оно было больше, чем состояние императора, которое в то время считалось самым большим в мире. Муж великой княжны Ольги после их приезда в Копенгаген служил тренером на конюшне беговых лошадей, принадлежавших датскому банкиру. В тот день его не было дома.
После многочисленных вопросов о моей матушке и о моих сестрах великая княжна Ольга предложила мне пройти в столовую. Я до сих пор помню то восхитительное чаепитие в русском стиле – с самоваром, пирожными и с сахаром. Это чаепитие напомнило мне довоенную Россию – то счастливое время, которое уже никогда не вернется. Прощаясь со мной, Ее Императорское Величество любезно вручила мне подарок для моей матушки – маленькую акварель собственноручной работы со своей подписью. Великая княжна Ольга обожала живопись и хорошо рисовала. До войны она продавала свои рисунки с благотворительной целью».
Из письма великой княжны Ольги Александровны мадам де Бризак, от 24 августа 1930:
«Я так привязана к нашему милому дому, саду и т.д., здесь в Ругаард, что лью слезы, что мы должны оставить все это и то счастье, что жило вместе с нами… Уже давно мой муж говорит о переезде в Сербию, чтобы дать детям образование и Отчизну… В Сербии хорошо для русских, и они там даже имеют «преимущества» по сравнению с сербами – школы, кадетский корпус – все это, как было в России. Сейчас, помимо нашей воли, все, кажется, выталкивает нас отсюда – сначала мы боролись, но потом подумали: может быть, нужно решиться, может быть, это сам Бог нас подталкивает к этому – кто знает. Мой муж ушел от мсье Расмуссена, который захотел – после пяти лет – нанять датчанина. Все это интриги – кто не хотел иметь это хорошее место. Так что мы сможем провести здесь зиму – и потом уедем отсюда. Это так горько, но что делать, такова жизнь. Еще не все ясно – и мой муж собирается поехать в Сербию, чтобы посмотреть, можно ли там приобрести ферму и начать сначала. Видере, Дания».
Видере – это летняя резиденция Марии Федоровны на взморье, неподалеку от Копенгагена, где в доме садовника жила Ольга Александровна с семьей, будучи для своей матери секретарем, сиделкой и медсестрой до самого ухода Марии Федоровны из жизни 13 октября 1928 года.
В 1948 году СССР предъявил Дании ноту протеста в связи с тем, что великая княгиня помогает на чужбине «врагам народа». Спасаясь от преследования Сталина, Ольге Александровне с семьей пришлось спешно эмигрировать в Канаду, бросив все нажитое за 20 лет в Дании.
Жизненный путь Ольги Александровны закончился 24 ноября1960 года – через два года после смерти Николая Куликовского, с которым они прожили вместе 42 года. Их прах покоится на кладбище York cemmetry под Торонто. Там же находится могила их старшего сына Тихона.
Так случилось, что потомков великой княгини Ольги Александровны Романовой жизнь разбросала по всем континентам, от Канады до Европы и Австралии… но это уже совсем другая история.
