К 320-летию со дня основания Санкт-Петербурга
Кирилл Привалов
Мы любим города, когда они любят нас. Санкт-Петербургу этого не надо. Он знает, что при любых обстоятельствах останется предметом если не всеобщего восхищения, то восторженного созерцания. Дворянские особняки и дворцы сановников – барокко и ампир, калиброванные доходные дома в стиле модерн и арт-нуво, величественные храмы всех конфессий… И мосты с их чугунной изнанкой, тщательно расчерченные каналы, закованные в гранит канавки, ведущие к полноводной Неве… «Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки…» – призывает один поэт. «А над Невой – посольства полумира, // Адмиралтейство, солнце, тишина!» – вторит ему другой.
Конечно, у городов, воздвигнутых на большой воде, особенная стать. Тем паче – у столиц. А Питер – великая столица России. Более того: столица всех столиц, хотя и самая молодая в Европе. И не только потому, что он гармонично прекрасен в своем едином ансамбле, а потому еще, что никакая другая европейская столица таких испытаний никогда бы вовек не выдержала. Представить невозможно, скажем, Париж, Рим или Лондон задыхающимися и замерзающими в блокаде на протяжении почти девятисот дней. Скажите, какой еще другой из главных городов континента переименовывали трижды?.. А он, Петрополис, – как его ни величай! – становится лишь значительнее, более того – многозначительнее. И знаковость эту Санкт-Петербурга – Петрограда – Ленинграда для России, Европы, всего цивилизованного мира никто и ничто не в состоянии поколебать. Ни падающая с неба влага, упрямо не желающая становиться ни снегом, ни дождем, ни вечный ветер, нагло дующий как на гнилом болоте, ни тяжелое небо, того и гляди грозящее обрушиться на землю мокрой жижей по щиколотку, ни полчища варваров у родных стен… Таков уж он, Питер!
Этот номер «Русской мысли» посвящается 320-летию Санкт-Петербурга. Города, о котором, особенно за последние два столетия, сказано, кажется, все. Писателями, политиками, мыслителями… Чего стоит одно лишь откровение француза Фредерика Бегбедера: «В Петербурге ночь никак не наступает, и только в шесть утра небо становится немного лиловым. Вы стоите на берегу Невы с незнакомыми людьми. Вдруг кто-то начинает петь, и вы тоже поете, не понимая слов. Возникает ощущение чего-то вечного, которое испытываешь только в России. И только в России и нигде больше – а я объездил весь мир – можно ощутить эту благодать. Это какая-то магическая тайна. Мы, иностранцы, едем в вашу неорганизованную, шумную и совершенно безумную страну, потому что знаем: нас ждет минута блаженства и вечности, волшебная искра, которая непременно вспыхнет. Но за это придется очень дорого заплатить. Я думаю, что Россия – это наркотик. Самый опасный из всех!»
Блистательный литературный провокатор из Парижа, сдается мне, прав, но не до конца, не совсем. Магия Петрополиса – не одурманивающая, сжигающая, а холодная, настраивающая на возвышенное состояние, исходящая из земных недр. Из влажных, затягивающих глубин, которые застолбили, замостили, засыпали своими телами сотни тысяч русских людей – с петровских времен и вплоть до блокадных испытаний. Эти люди пребывают в послании к нам. Вспоминается Николай Некрасов: «А по бокам-то все косточки русские…» Питер – это сгусток жертв и самопожертвований. Это души героев и мучеников, застывшие в камне. Это русский логос: и слово Божие, и одновременно вечная необходимость многотрудного российского бытия. Ибо нация, сформированная в тяжких исканиях от Балтии до Сахалина и от Крыма до Алтая, духовно окормляется и по сей день в Санкт-Петербурге.
Заложив его на месте чухонских топей, Петр Великий определил будущее страны, точнее – направление ее развития. Российский орел, прилетевший к нам издалека через византийцев аж от древних ассирийцев, двуглавый. Первый русский император на практике уравновесил две коронованных главы, решительно прорубив «окно в Европу». И вот уже три столетия Питер остается прежде всего европейским полисом, открытым западным и северным ветрам.
И в этом не только география, но еще и символ. «16 мая (по старому стилю) 1703 года на острове Заячий Петр Великий основал город Санкт-Петербург в честь Святого Петра» – гласит летопись. Вряд ли царь осознавал до конца, какую ношу он на себя тогда взвалил. Точнее даже – не на себя и на своих соратников, а на всю вступающую в новый век и в новую эпоху Россию. По мнению историков, реально на строительстве Петербурга в первые десять лет трудилось порядка 227 000 человек. Шутка ли: в 1714 году Петр издает указ о повсеместном по стране запрете каменного строительства, весь российский камень пойдет на строительство Санкт-Петербурга. Указ продержится четырнадцать лет! За эти годы будут определены первые абрисы города, которому суждено стать уникальной строительной площадкой, изысканной лабораторией творческого гения. Питер для творцов – это сокровенный собеседник для диалога, это признание в любви к мифическому существу, причем – живому: от Державина и Пушкина до Ахматовой и Мандельштама. «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать – на Васильевский остров я приду умирать», – исповедовался Петрополису Иосиф Бродский, которому – увы! – не дано было сдержать этого опрометчивого обещания.
«Самый отвлеченный и умышленный город на всем земном шаре», – так охарактеризовал Санкт-Петербург Федор Достоевский в «Записках из подполья». Это факт. Иногда, бывая в Питере, я ловлю себя на мысли, что этот город почти виртуальный. Настолько он призрачен и наполнен некой отстраненностью, фатальной недосягаемостью, что ли… Его таинственная зыбкость помножена на урбанистическое совершенство. Это чувство пропорции, подчеркнуто классическое, формирует сознание каждого, кто попадает на берега Невы, Мойки, Фонтанки… Хаос окружающего нас мира под влиянием питерского благородного, нордического снобизма обретает разумные, сознательные рамки и наполняет душу покоем и дыханием. Да-да, тем самым, которое принеслось к нам через века. Городу всего три с лишним столетия – не сравнить с Афинами или Константинополем, – но в нем можно легко заблудиться в бездне времен. В нем можно видеть такие сны, где явь играючи путается с фантомами, с такими призраками, как гоголевский Нос и пушкинские Пиковая дама и Медный всадник.
Александр Сергеевич тонко прочувствовал сказочность Санкт-Петербурга, его ирреальность. Помните? «Прошло сто лет, и юный град, // Полнощных стран краса и диво, // Из тьмы лесов, из топи блат // Вознесся пышно, горделиво…» И правда, о Питере нельзя было не сложить целый сонм мифов. В нем все располагает к этому – и культ белых ночей, и летописи о чудовищных наводнениях в оные времена, и обилие настоящих героев прошлого: царей и зодчих, писателей и пиратов…
Я как-то шел по Гороховой улице и на углу с Большой Морской увидел мемориальную табличку с надписью на русском и на английском: «Джон Пол Джонс, контр-адмирал российского флота, национальный герой и основатель флота США жил в этом доме в 1788–1789 годах». Что за чудеса? Не поленился, покопался в архивах и открыл для себя: шотландец Джон Пол Джонс, ранее воевавший с британцами под флагом молодых Соединенных Штатов, пошел на службу к императрице Екатерине Великой и стал в России контр-адмиралом Павлом Жонесом. Возглавил эскадру русского флота в Днепровском лимане и самоотверженно бил османов вместе с Потемкиным и Кутузовым. Однако слишком горячий и простодушный, не вписался в петербургские дворцовые реалии. Разочарованный, он испросил у императрицы двухгодичный отпуск и в мае 1790 года отбыл… Куда? Конечно же, во Францию! Она продолжала сражаться с Англией, именно этого и искал для себя адмирал. Но не случилось… 18 июня 1792 года Джон Пол Джонс скончался в Париже в возрасте сорока пяти лет. Врачи сочли причиной смерти болезнь почек, но друзья флотоводца были уверены, что его отравили мстительные англичане. Шотландец успел составить завещание. Своеобразное: Джонс просил поместить его тело в герметический гроб и залить его спиртом.
После смерти Джон Пол Джонс долго пребывал в забвении. Того, кого в американских энциклопедиях именуют «отцом-основателем ВМФ США», перезахоронили лишь в 1905 году. Свое последнее пристанище флотоводец нашел в часовне-усыпальнице военно-морской академии в Аннаполисе. Сегодня у его могилы принимают присягу будущие морские офицеры США… Вряд ли им сообщают, что, когда вскрыли саркофаг, Джон Пол Джонс лежал в нем как живой. Он был в парадной форме адмирала русского флота, с орденом Святой Анны на груди и с петровским граненым стаканом (его еще называли «морским»), зажатым в руке. Что поделаешь, русская водка была его излюбленным напитком.
Из песни слов не выкинешь: Санкт-Петербург рядом с русскими плечом к плечу создавали французы и немцы, итальянцы и британцы… Он – европейский город с русскими метелями, катаклизмами и страстями, с русской рифмой не по-русски прямых площадей и улиц. В этом подчеркнутом дуализме, изощренном симбиозе Запада и Востока и заключается главный смысл Северной столицы, заложенной Петром Великим. Петрополис – это прорыв в будущее с добрыми и честными отношениями между людьми разных государств, это гениальная идея объединения, воплощенная россиянами на все времена. И не только для себя, где бы мы ни жили и где бы ни трудились, но и для всей Европы. Для всего мира.
Издательский дом «Русская мысль» выражает благодарность Фонду поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом, за оказание под- держки и финансового содействия в выпуске специального номера журнала «Русская мысль», посвященного 320-летию со дня основания Санкт-Петербурга.
