Благодарение – сама суть библейского бытия человека
Августин Соколовски, доктор теологии, священник.
Из великого множества чудных, удивительных, неповторимых, больших и малых московских храмов, некогда существовавших в дореволюционной Москве, храмов, число которых образно именовалось непереводимым словосочетанием «сорок сороков», после великих потрясений первой половины XX столетия лишь весьма немногие оставались открытыми, продолжали действовать, молиться и жить. Одним из них был храм в честь преподобного Пимена Великого (340-450).
Память преподобного Пимена в богослужебном календаре Церкви завершает собой первую декаду первого осеннего месяца и празднуется 9 сентября. Еще не так давно в жизни нашей Церкви это был очень важный день. Ведь в честь этого святого в монашестве был назван Патриарх Пимен, бывший предстоятелем Русской Церкви с 1971 по 1990 год. В этот день Патриарх праздновал память своего небесного покровителя, что на языке Церкви именуется тезоименитством, или Днем ангела.
Знавшие Патриарха Пимена говорят о нем, как о добром, смиренном, глубоко духовном человеке, особенно тяготевшем к монашеству. Патриарх любил едва ли не единственный из сохранившихся тогда монастырей – Троице-Сергиеву Лавру – и помногу там бывал. Монашествующие отвечали своему Патриарху взаимностью. То была эпоха другой Церкви. Совершенно неповторимое время, эпоха гонимой Церкви, которая ушла от нас безвозвратно и о которой, кроме ученых историков, едва ли кто вспоминает в наши дни. Тогда многим казалось, что Церковь наша переживала свое последнее, осеннее время. Но оказалось, что это было преддверием духовного возрождения.
Итак, Патриарх Пимен был назван в честь преподобного Пимена Великого – одного из отцов-основателей древних монашеских практик, школ, движений и учений. Пимен Великий жил в эпоху, называемую Золотым веком святоотеческой письменности. В то время жили, молились, служили Богу, проповедовали и писали Великие Отцы Церкви: Афанасий Александрийский, Василий Великий и Григорий Нисский, Григорий Богослов и Амфилохий Иконийский, Амвросий Миланский и Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский и Августин Иппонский. Это было время рождения и расцвета монашества.
Эра первоначального монашества была для Церкви неповторимым временем. Конечно, неповторимо всякое время. Однако, говоря о неповторимости Золотого века святоотеческой письменности, важно понимать, что это не риторическая фигура, но реальность.
Пожалуй, чтобы хоть как-то представить себе то время, нужно иметь воображение. К примеру, представить себе современные Москву и Московскую область и одновременно обратить мысленный свой взор к древним Египту и Александрии. Представить себе, как если бы там, тогда, в те времена все было бы примерно так же, как и сейчас: жило огромное количество людей – в работе, стрессе, развлечениях. Александрия была тогда великим христианским городом со множеством церквей. Но при этом она оставалась великой языческой столицей. Городом Греха.
А что же происходило тогда «в области»? Вся она была наполнена… монашествующими. Везде и повсюду люди самых разных возрастов, званий и биографий, праведники и грешники, безупречные и имевшие проблемы с законом, здоровые и покалеченные – многое множество мужей искали путей приближения к Богу.
Все они жили спонтанной монашеской жизнью. Ведь даже монашеских обетов тогда не существовало! Множество одиноких аскетов (а слово «монах» и означало «одинокий») повсюду искали Бога. Кто-то под открытым небом, кто-то, как в сирийской традиции, воздвигал себе столп. Кто-то скитался нагой или, как зверь или птица, жил в пещерах и на деревьях. В это великое удивительное время жил и Великий Пимен.
Имя «Пимен» переводится как «пастырь». Апофегматы, то есть сборники святоотеческих нравоучительных сентенций, в чем-то передающие тот особенный мир, в котором он жил, сохранили множество его изречений. Одно из них особенно драгоценно. Монахи обсуждали вопрос, как поступить с братом, уснувшим за богослужением. Ответы были разные: «Укорить, выгнать из храма. Отлучить, наложить наказание в виде покаянного правила». Но Пимен ответил: «Если увижу брата дремлющим в церкви, положу его голову себе на колени». Другое знаменитое высказывание Пимена также характеризует то мировосприятие, что вдохновляло великое множество людей уходить в пустыню в поисках нового братского монашеского идеала: «Живущий в монашестве должен всех братьев считать за одного».
Со временем монашество постигла большая беда. Оно стало превращаться в институцию. «Из обещания Богу доброй совести» (1 Пет.3,21) обеты стали механизмом канонического, а значит, согласно законам Римской империи, и юридического контроля. На Востоке к монашествующим постепенно перешла вся власть в Церкви. Многими монашество стало восприниматься как таинство. Но если бы это было действительно так и монашество было бы таинством, то сие означало бы, что, какой бы образ жизни ни вел человек, принявший монашество, он все равно и несмотря ни на что оставался бы монахом… И это, конечно, неправильно. Рассуждая языком богословия, монашество есть постоянное ad hoc: здесь и сейчас пред Богом – в бедности, послушании и чистоте. Таинство же необратимо. Так, таинство крещения не может быть отменено или аннулировано. Оно не зависит от личных качеств совершающего его священника. Не может оно также совершаться повторно.
Очевидно, что святость и ее восприятие есть динамическая реальность. История Церкви и богословие знают святых, которые весьма почитались прежде, но были затем забыты. И святых, которые прежде казались забытыми, но впоследствии становились весьма почитаемыми. Когда такое видоизменение происходит в ходе столетий, объяснение лежит в видоизменившихся структурах общества, богословской необходимости, спонтанном восприятии народом Божьим тех или иных святых. Интереснее и сложнее найти объяснение, когда такая динамика восприятия видоизменения святости проявляется в считанные десятилетия и годы.
Когда Патриархом Русской Церкви был Пимен, одним из постоянно действовавших храмов был храм в честь преподобного Пимена Великого. Для храмов это очень редкое название. В нем древность первого христианского монашества египетской страны фараонов соединилась с народным благочестием и восприятием святости православными верующими позднего советского периода. Народ наш спал в безверии. А великий Пимен положил главу его себе на колени. Так сон этот сделался преддверием пробуждения и возрождения, великим поводом к благодарению.
«Велик Ты, Господи, и всемерной достоин хвалы; велика сила Твоя и неизмерима премудрость Твоя. И славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих; человек, который носит с собой повсюду смертность свою, свидетельство греха своего и свидетельство, что Ты противишься гордым». Такими словами начинает свой труд карфагенский учитель Церкви Августин (354–430). Произведение, название которого на русский язык переводится как «Исповедь».
С наступлением осени Церковь, как общество верующих, призывает к размышлению о времени и благодарении. Согласно Библии, осень – время благодарения. В жизни каждого из нас есть особые даты, случаи, поводы к благодарению. Избирая и благотворя, Господь дает даром и дает взаймы, не ожидая возвращения данного. В ответ же Он ждет личного благодарения каждого. Личное неповторимое благодарение в ответ на личный неповторимый дар. Дар Веры, Дар Жизни, Дар Царства.
Благодарение – сама суть библейского бытия человека. Согласно Священному Писанию, мир был сотворен из небытия. Из небытия в мир были приведены и мы, люди. Мир – брат наш. Планета – наша сестра. Вселенная – наш дом.
Мы не помним появления нашего на свет; из детства помним лишь немногое, а в сознательном возрасте наши воспоминания настолько избирательны, что один день, даже один взгляд и один жест способны заменить собою годы. «И вот младенчество мое давно уже умерло, а я живу», – пишет Августин.
Одной из ключевых характеристик современности является неудовлетворенность. Очень часто это неудовлетворенность возрастом. Детство и юность хотят быть старше. Повзрослев, мы стремимся выглядеть младше, подобно героям романа Жан-Поля Сартра «Возраст зрелости». Библейское понимание времени говорит, что возраст дан для того, чтоб научиться прощаться.
Возраст как вступившее в нас время. Конфронтация со временем свойственна человеку. Но если в античности люди не могли примириться с собственной временностью, то современность сражается с возрастом. «Вечно Юный и вечно Старый. Ты обновляешь все и старишь гордых» (Исповедь 1,4), – пишет Августин.
Величайший из Отцов Церкви раннего христианского времени Ириней Лионский (+202), память которого Церковь также совершает в сентябре, написал, что «Господь наш прошел сквозь все возрасты» (2,22,5). Ириней утверждал, что Господь Иисус был распят «старцем». При этом он ссылался на святого Поликарпа Смирнского (+156), который учился у самого Иоанна Богослова.
Представляется, что Ириней имел в виду следующее. Ириней полемизировал с гностиками. Последние считали, что знание освобождает. Это было тайное, им одним доступное знание, быть может, некий аналог современных цифровых технологий, знание, предлагавшее объяснение всех тайн бытия, обещавшее и освобождение от природных, телесных и возрастных ограничений. По сути, это означало презрение к плоти и возрасту, ко всякому естественному человеческому состоянию… Пол относителен и может меняться. Возраст – не знание, а потому с ним можно не считаться. Приходится удивляться, насколько был современен гностицизм.
Вопреки гностикам, Ириней богословствовал от христологического догмата. Раньше времени, еще до соответствующих догматических споров, он теологически работал над аксиомой: «Что не воспринято, то не исцелено». Эта аксиома означала, что Бог во Христе Иисусе спас каждого. Господь Иисус обладал, ибо воспринял их, человеческим телом, душой, духом, разумом, волей и действием. Был подлинным, действительным, настоящим человеком. Это означает и то, что Господь принял и искупил всякий возраст. Господь искупил все то, что воспринял. Прожив каждый возраст, Он всякого сделал способным Царства.
«Все что существует, вмещает Тебя. И я существую; зачем прошу я Тебя прийти ко мне: меня не было, если бы Ты не был во мне. Я ведь еще не в преисподней, хотя Ты и там. И даже если я сойду во ад, Ты уже там», – пишет Августин в «Исповеди».
27 сентября, в завершение первого осеннего месяца, весь христианский мир вспоминает событие Всемирного Воздвижения Честного и Животворящего Креста. Если для западного христианства этот день с течением веков сделался простым воспоминанием, то для православия Воздвижение является настоящим великим празднованием и по сей день.
В 326 году Крест, на котором был распят Господь Иисус, был найден или, как об этом говорится на языке богословия, обретен императрицей Еленой в Иерусалиме. В 629 году, после непродолжительного, но исторически весьма значимого персидского плена, Крест Христов был возвращен в Святой Град императором Ираклием.
Оба эти события объединены в Празднике. Это означает, что Воздвижение Креста Господня имеет одновременно историческое и идейное значение. Последнее проявляется в осмыслении того, что некогда христиане были гонимы, а затем власть Римской империи сама уверовала во Христа. Империя стала христианской, стала покровительствовать Церкви и защищать исключительно христиан.
В этом превращении Римской империи в христианскую державу кто-то видел величие, а кто-то – пророчество о поражении. Так, писатель, историк и церковный учитель Евсевий Кесарийский (+340) был убежден, что христианизация Римской империи означает исполнение библейских обетований. В своей «Церковной истории» и в особенности в «Похвале императору Константину» Евсевий воспевал христианскую римскую императорскую власть как новое вечное Царство Креста.
Однако карфагенский учитель Церкви Августин считал иначе. В своем труде «О Граде Божьем» Августин предупреждал, что государства и империи преходящи, главное же в них, как и в людях, – правда, праведность, добродетель, ценности. Иными словами: христианизация Рима есть благо, но всякое земное благо двусмысленно, может искажаться и способно искажать.
В повествовании Евангелия от Луки о суде над Господом Иисусом содержится очень важный, наполненный глубоким смыслом эпизод (Лук.23;1-12). Два непримиримых врага – Пилат и Ирод – внезапно «стали друзьями», после того как они, один за другим, судили Христа. Евангелие никогда ни о чем не говорит случайно. Самим Своим молчаливым присутствием Господь Иисус примирил двух прежних врагов, но это примирение ни одному из них не послужило во благо. Господь примирил двух злодеев, при этом не сказав им ничего. Примирение и благословение от Господа, обернувшееся настоящим проклятием. Праздник Воздвижения Креста Господня по сути своей есть напоминание всей нашей христианской истории, напоминание о том, как в своем бытии Церковь часто оказывалась неспособной различать духов и видеть знамения времен (Мф.16,3).
В Праздновании Воздвижения Креста Господня есть и одно особенное исключение. Обычно в великие христианские праздники Церковь не празднует в честь святых, но именно в День Воздвижения в 407 году скончался Иоанн Златоуст. Поэтому Воздвижение Креста – это и день памяти этого великого святого.
Один из величайших святых пастырей всей христианской истории, Иоанн был дважды изгнан императорской властью со своего епископского престола и погиб в ссылке. Смерть Златоуста стала результатом неправедного взаимодействия Империи и Александрийской Церкви (и снова Египет!), архиепископ которой Феофил желал Иоанну смерти, видя в нем опасного врага. Златоуста любил и защищал только лишь христианский народ.
В наше необычное, кризисное, непонятное и во многих смыслах осеннее время Церковь просит Господа в день Воздвижения простить ей те моменты забвения, которые на Путях Истории постигали ее. Просит продлить бытие мира, просит научить благодарить.