Рассказывает сын личного радиста Сталина
Владимир Онищенко, востоковед, ветеран военной разведки
Уже будучи офицером, тридцатилетним майором, я узнал, что мой отец Онищенко Федор Николаевич был не просто свидетелем, но и участником первой исторической встречи лидеров трех крупнейших стран антигитлеровской коалиции – Сталина, Рузвельта, Черчилля. Они встречались потом еще дважды – в Ялте и Потсдаме. И всегда эти встречи становились вехами в мировой истории.
Откровенным отец не случайно стал лишь в 1973 году. Тогда отмечалось 30-летие Тегеранской конференции. Ранее он не рассказывал о своей командировке в Тегеран. Ведь он был сотрудником службы военной разведки, и разговоры о его работе никогда в семье не велись. Что сподвигло отца приоткрыть завесу тайны его миссии в столицу Ирана, я не знаю. Может быть, заметно пошатнувшееся на шестом десятке жизни здоровье или то, что я сам был тогда офицером Главного разведуправления Генерального штаба. По сей день это остается для меня загадкой.
Миссия: помощник Генералиссимуса
После окончания Харьковского училища связи в 1941 году отец в самый канун войны попал в Грузию, где в местечке Каджори вблизи Тбилиси располагался узел связи Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Красной армии. По сути, войсковая часть была специальной разведшколой, приписанной к Закавказскому особому военному округу. Там готовили радистов для действий в составе диверсионных групп в тылу противника и в партизанских отрядах. Как классный радист, отец вскоре стал в школе инструктором. И спустя два года оттуда был командирован в Иран, где ему предстояло стать личным радистом-шифровальщиком И.В. Сталина.
О значении Тегеранской конференции написано немало. Лишь отмечу, что она готовилась очень тщательно на правительственном уровне с привлечением сил и средств многих компетентных ведомств, институтов и предприятий, органов разведки и контрразведки. Их силами была сорвана готовившаяся по личному приказу Гитлера попытка покушения на лидеров «Большой тройки», что ярко показано в художественном фильме «Тегеран – 43». В итоге встреча лидеров прошла с большим успехом. Антигитлеровская коалиция окрепла, взаимопонимание между лидерами было достигнуто.
Нельзя не упомянуть и о том, что 1943 год был отмечен коренным переломом в ходе Великой Отечественной войны. Но еще до начала Сталинградской битвы, в 1942 году, по поручению Сталина была активизирована дипломатическая работа с союзными США и Великобританией по вопросу открытия второго фронта. В личной переписке с президентом США Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Черчиллем Сталин постоянно поднимал этот вопрос. Но какое-то время союзники выжидали, кто достигнет существенного перевеса в войне – гитлеровская Германия или СССР, который уже понес к тому времени огромные потери на полях сражений.
После победной для Красной армии Сталинградской битвы наши союзники по дипломатическим каналам дали знать Москве и лично Верховному главнокомандующему, что назрела необходимость проведения взаимных консультаций на личной встрече глав государств-союзников. Именно весной 1943 года, после Сталинградской битвы, началась активная подготовка к организации Конференции союзных государств. Эта операция у наших советских спецслужб получила кодовое название «Эврика».
После продолжительной переписки глав государств местом встречи, по нашей инициативе, была выбрана иранская столица Тегеран. Подготовительная работа велась в строжайшей тайне. В переписке и телефонных переговорах запрещалось даже упоминать слово «Тегеран» как место встречи. Одним из важнейших вопросов операции «Эврика» стало, помимо обеспечения безопасности лидеров союзников, решение задачи управления и связи во время работы конференции.
Отец мой вспоминал, как весной 1943-го его вызвали в штаб Закавказского фронта в Тбилиси в отдел военной контрразведки. Далее воспроизвожу ход событий и разговора с отцом с его слов.
«Я заметно волновался, – вспоминал отец, – ибо, по слухам в армейской среде, внезапные вызовы в особый отдел МГБ (НКВД) ничего хорошего не предвещали. Волнения мои, однако, оказались напрасными. Сухопарый полковник вежливо поздоровался со мной и поинтересовался моей службой. Хотя из дальнейшего разговора стало понятно, что он уже прекрасно был осведомлен обо мне.
– По рекомендации вашего командования мы выбрали кандидатуру офицера Онищенко, – глядя в глаза отцу, сказал полковник, – для поручения важного правительственного задания. Вы готовы его выполнить?
– Так точно, товарищ полковник!
– Не спешите, Федор Николаевич. Речь идет об оказании помощи лично товарищу Сталину. В ноябре планируется проведение Тегеранской конференции. Это пока секрет большой государственной важности. О содержании нашей беседы никому ни слова. О неразглашении вы подпишите отдельный документ. Вы будете командированы в столицу Ирана, в наше советское посольство. Жить и работать будете там же. Вам поручается развернуть узел специальной радиосвязи. Вся аппаратура, необходимая для работы, вам, как связисту, будет знакома. Связь будете держать по двум направлениям – с Москвой и с вашим узлом ГРУ в Тбилиси. Соответственно радиограммы будете принимать по этим же направлениям. Обе линии радиосвязи резервные на случай появления искажений в информации по техническим причинам – из-за помех или условий прохождения радиосигнала. С особенностями работы вас ознакомит куратор нашей службы МГБ–НКВД на месте.
Мы знаем про вашу квалификацию радиста высшего класса, как и о том, что вы знакомы с основами криптографии и шифрования. Все придется делать самому. Любые ошибки и сбои в работе исключены. По сути, вы становитесь помощником нашего Верховного Главнокомандующего. Это налагает особую партийную и служебную ответственность. Вы это понимаете?
– Так точно, отчетливо понимаю и готов выполнить задание партии и командования, – ответил отец.
– Теперь о не менее главном для вас, товарищ старший лейтенант. Перед отъездом вам надо решить свои лично-служебные дела. Вы живете с женщиной, она беременна от вас, но вы до сих пор не расписаны как муж и жена…
– А как вы… откуда… – вырвалось у отца.
– Это наша работа… Вам предстоит ответственная и долгая командировка. Как можно оставить жену в положении без пайка и довольствия? Она должна быть женой офицера, а не пресловутой, как говорят, ППЖ – «полевой походной женой». Идет война, вроде бы не до формальностей в создании семьи, и у вас напряженная служба… Но случай особый. Берите завтра свою любимую Валю и шагом марш в ЗАГС! – в первый раз улыбнулся полковник. – Соответствующее направление получите у дежурного по штабу. Начальника ЗАГСа предупредят, чтобы он расписал вас задним числом, скажем, какой-то датой лета 1942 года.
Отец спросил:
– Могу ли я сказать жене, что командируюсь в Тегеран?
– Вы можете ей сообщить, что командование направляет вас в зарубежную командировку, но куда, пока сами не знаете. Мол, получите предписание прямо перед отъездом. Сроки вашей миссии еще не уточнены. Ваше командование в части будет проинформировано. А жену будут ставить в известность в части, ее касающейся… Еще хочу попросить послезавтра привести Валентину Афанасьевну ко мне на беседу».
На этом разговор завершился. Папу с мамой расписали на следующий день. Как и распорядился полковник, мама побывала у него и подписала расписку о неразглашении любых сведений о муже. А отца буквально через три дня переправили по каналам нашей военной разведки в Тегеран. Там он приступил к выполнению своей ответственной миссии.
Как вспоминал отец, условия работы уже в ходе подготовки к переговорам были суровые и жесткие. Его жизнь ограничивалась забором посольства. Во время работы два сотрудника НКВД обязательно стояли за спиной и следили за каждым движением радиста. Любая переписка с родными была под запретом, даже с родной женой. При этом 8 июля 1943 года во время сражений на Орловско-Курской дуге моей маме, Валентине Афанасьевне, довелось произвести на свет меня – первенца в нашей семье. Отцу сообщили по каналу спецсвязи. Он потом рассказал, что об этом узнал и Сталин. Он попросил чекистов поздравить своего радиста. Берия, в виде исключения, разрешил отцу побывать в городе в сопровождении сотрудников НКВД и приобрести подарки жене. Они попали к маме в Тбилиси специальной почтой. Папа хотел передать маме и записку, но его просьбу отклонили.
Кодовый привет: GMG
Во время конференции радисту, как и всему персоналу советской делегации и сотрудникам дипломатической миссии, предписывалось строжайше соблюдать правила секретности. В радиограммах на родной узел связи в Тбилиси связист Онищенко имел право делать только некоторые служебные отметки. Отец договорился перед отправкой в Иран с друзьями-сослуживцами по разведшколе, что он будет изредка передавать «привет» жене в виде кодового слова GMG. На международном сленге радистов это означало “greet my girl” – привет моей девушке.
Получив GMG, папины друзья в Тбилиси тут же собирали вещмешок для Валечки – доппаек, консервы, крупы, фрукты, иногда местные сладости типа чурчхелы. На словах гонец обязательно передавал содержание записки, якобы полученной от Феди, но которую передать, мол, «живьем» нельзя, только на словах.
По словам отца, радиообмен в период работы конференции был очень интенсивный. Объем работы для радиста-шифровальщика зашкаливал, спать приходилось урывками, а иногда вовсе обходиться без сна. Это был по-настоящему фронт без линии фронта. Подменить отца было некому. Сталин лично распределял, какую информацию отправить срочно и получить ответ немедленно, а какую информацию придержать, чтобы тщательнее обдумать. Именно тогда радист получал передых или даже отдых со сном.
В течение всех пяти дней работы конференции Сталин работал очень напряженно и общался с членами Государственного комитета обороны в Москве. Так что, особо отмечал отец, Сталин предстал как приверженец коллективного разума, остерегался скоропалительных самоличных решений и уж никак не был самодуром, как его еще нередко представляют. Видимо, и благодаря такому стилю работы Сталина главные цели Тегеранской конференции были достигнуты. В первую очередь, речь о договоренности об открытии союзниками второго фронта против Германии. Была также решена судьба нынешней нашей Калининградской области с крепостью Кенигсберг. С успехом были решены и другие территориальные вопросы в случае победы Красной армии над фашистской Германией. Фактически в Иране уже была начертана в главных параметрах географическая судьба послевоенной Европы.
Могу с гордостью сказать, что отец блестяще справился со своими задачами. До него дошли слова Сталина, которые он высказал Берии, лично отвечавшему за ход и благополучный исход Тегеранской конференции: «Лаврентий, наше решение доверить обеспечение связью Главному разведуправлению было правильным. Особо отметьте работу моего радиста, кажется, его фамилия Онищенко… Он достоин хорошей награды».
Отец вернулся из Ирана в Тбилиси в начале декабря 1943 года в досрочно присвоенном ему звании капитана и будучи представленным к ордену боевого Красного знамени. А мама моя заплакала, когда увидела в волосах своего 26-летнего исхудавшего мужа Федика первую седину.
Наверное, интересен и тот факт, что капитану Онищенко вместо ордена вручили медаль «За боевые заслуги». К сожалению, некоторые начальники в Москве нередко сами решали, какой награды достоин тот или иной отличившийся боец или офицер. Независимо от этого отец считал, что эта страница истории его жизни была самой яркой. Ведь не за наградой от ехал.
До окончания войны он оставался в Каджори под Тбилиси на своем радиоузле ГРУ Генштаба. Вскоре после Победы такие узлы были расформированы: подготовка радистов для диверсионных групп перестала быть актуальной. Отец продолжил службу в Тбилиси в качестве преподавателя в Тбилисском артиллерийском училище.
Война после Победы
В 1948 году отца перевели служить в Томское ордена Красной звезды артиллерийское училище (ТОКЗАУ) на равнозначную должность преподавателя связи, где он получил звание майора. Наша семья переехала в Сибирь. Но планы на мирную жизнь вскоре были нарушены. Как известно, в 1950 году разразилась американо-корейская война. Отца весной 1952 года вызвали в Москву в Главное управление кадров Министерства обороны, где объявили, что он командируется в Корею офицером-советником Корейской народной армии как специалист по организации связи в артиллерийских частях и подразделениях. Это был уже второй фронт и вторая война для нашего отца и для нашей семьи.
В Корее отец пробыл до 1954 года, пока не было объявлено перемирие. Он с честью выполнил все задачи командования по передаче военных знаний офицерам братской Корейской армии и затем возвратился в Москву, где его ждала семья.
Спустя годы отец получил ряд правительственных наград, а также заслуженные звания «Почетного радиста СССР» и «Воина-интернационалиста». Все последние годы службы отец в звании полковника работал в Главном штабе Сухопутных войск. Ушел из жизни в 2001 году.
