Идеи Просвещения стали активно распространяться в России с приходом к власти Екатерины II
Роксолана Жигон
Масонство зародилось в Западной Европе на рубеже XVII–XVIII веков, и его можно смело назвать одним из важных компонентов эпохи Просвещения. Из Англии после «Славной революции» 1688 года масонство выплеснулось на континент вместе с волной якобитов. В XVIII веке масонство стало распространяться в Европе, где был создан целый ряд масонских систем. Членами лож были ярчайшие деятели эпохи Просвещения – Вольтер, Руссо, Дидро, Моцарт, Вашингтон, Франклин, Фридрих II Великий. Последнее имя вошло в ритуалы Древнего и принятого шотландского устава и одновременно стало характерным примером политики просвещенного абсолютизма.
В конце XVIII века в Европе издавались труды, приписывавшие просветителям организацию масонского заговора и Великой французской революции. Ярким примером такой литературы являлись книги французского историка аббата Огюстена Баррюэля «Волтерианцы, или История о якобинцах, открывающая все противохристианские злоумышления и таинства масонских лож, имеющие влияние на все европейские державы» в 12-ти томах и их сокращенный вариант – «Записки о якобинцах, открывающие все противохристианские злоумышления и таинства масонских лож, имеющие влияние на все европейские державы» в 6-ти томах. Они были опубликованы во Франции в 1797–1799 годах и 1805–1809 годах переведены на русский язык и изданы. Схожее по содержанию сочинение – «Доказательства заговора против всех религий и правительств Европы, осуществляемого в тайных собраниях масонов, иллюминатов и просветительских обществ» – написал в 1797 году англичанин Джон Робинсон.
Баррюэль писал, что с середины XVIII века в Европе существует тайное общество, поставившее своей целью уничтожение монархий и христианских церквей. Два первых тома сочинения были посвящены защите христианской церкви от козней масонов. Автор считал, что основателями общества были Вольтер, Дидро, д’Аламбер и король Пруссии Фридрих II. В качестве подтверждения приводились цитаты из переписки Вольтера. Главы томов соответствовали главным (предполагаемым) задачам масонов: истребление иезуитов, истребление всех монастырей, распространение беззаконных книг, злоумышления под видом терпимости вер.
Первым шагом к разрушению религии автор считал деятельность просветителей и издание энциклопедии. Одним из методов разложения монархических государств указывалось создание «Академий», где под видом науки преподавалось бы масонское учение.
Ошибочность утверждений Баррюэля очевидна. Масонские ложи – наследники средневековых цехов – в определенный момент заимствовали компоненты идеологии просветителей, однако затем одна часть масонских систем вернулась к изначальной «простоте» цеховых ритуалов, а другая не только отказалась от идеологии просветителей, но и стала бороться против нее. Таким образом, в XVIII веке масонство прошло путь от пропаганды идей просветителей и рационалистов до крайнего консерватизма.
Изначальная идеология масонских организаций (лож) представляла собой синтез цеховых традиций профессиональных ремесленников-строителей с идеями европейских, в первую очередь английских, интеллектуалов той эпохи. Эти мыслители, среди которых Дж. Локк, И. Ньютон, Ф. Бэкон и другие, считали необходимым избавление научной мысли от церковной догматики, уменьшение влияния церкви на светскую жизнь, подчеркивали важность личной свободы, человеческого достоинства, воспитания и образования. Каждая масонская ложа имела свой устав и четко структурированную иерархию. Конечной целью масонства являлось создание общества, основанного на свободе, равенстве и братстве без деления по национальному, расовому и религиозному признакам. Данная цель могла быть достигнута путем нравственного, интеллектуального и физического совершенствования человека.
В Россию масонство проникло в первой половине XVIII века, став главным проводником идей Просвещения. В масонских ложах состояли представители русского дворянства и знати, а также многие интеллектуалы, политические и общественные деятели. К их числу относятся И.П. Елагин, Н.И. Новиков, Д.И. Фонвизин и др.
Расцвет деятельности русских масонов приходится на вторую половину XVIII века. Идеи Просвещения стали активно распространяться в России с приходом к власти Екатерины II. В период ее царствования внутренняя и внешняя жизнь общества кардинально изменилась. Ключевую роль в этом сыграло масонство с его стремлением к самосовершенствованию, что в свою очередь привело к критике монархии и официальных церквей.
При этом уже во второй половине XVIII века в среде европейских масонов появились направления, требовавшие от своих последователей быть идеальными христианами и подданными. Подобные идеи практиковались в Ордене золотого и розового креста, а также в системе Исправленного шотландского устава. В то же время в Баварии был создан Орден иллюминатов, члены которого призывали развивать идеи Просветителей и внедрять их в общество. Между этими структурами сразу началась отчаянная борьба, приведшая к ликвидации Ордена иллюминатов. Уже на Вильгельмсбадском конвенте 1782 года лидеры европейских масонов осознали опасность попыток возродить Орден тамплиеров и отказались от этой идеи.
При этом в России неотамплиеры действовали до самого запрета масонских лож в 1822 году. Российские масоны работали в русле европейского масонского движения, а в некоторых случаях сами становились «законодателями мод». В Санкт-Петербурге родился замысел «клериката» И.А. Штарка (основная идея этой масонской системы заключалась в том, что хранителями тайн тамплиеров были священники) и системы П.И. Мелиссино. Обе системы получили распространение в Европе.
Екатерина II была поклонницей идей Просветителей. Ее царствование стало первым крупным этапом в истории русского масонства, хотя в конце его некоторые масоны подверглись гонениям. Главой первой российской Провинциальной ложи стал И.П. Елагин, доверенное лицо императрицы. Членом одной из его лож стал Н.И. Новиков, в биографии которого отразились искания масонов эпохи Просвещения.
Идеи воспитания просвещенной личности в русском масонстве
Николай Иванович Новиков, книгоиздатель и масон, ярчайший общественный деятель XVIII столетия, по словам историка В.О. Ключевского, подлинный энтузиаст «гутенбергова станка», приучивший Россию читать. Ключевский характеризует «ревнителя российского просвещения» следующими словами: «У него было два заветных предмета, на которых он сосредоточивал свои помыслы, в которых видел свой долг, свое призвание: это служение отечеству и книга как средство служить отечеству… В лице Новикова неслужащий русский дворянин едва ли не впервые выходил на службу отечеству с пером и книгой, как его предки выходили с конем и мечом».
Николай Иванович Новиков родился 27 апреля 1744 года в селе Тихвинское-Авдотьино Коломенского (ныне Бронницкого) уезда Московской губернии в семье небогатого помещика-дворянина. Первое «учение» Новиков получил у деревенского дьячка; образование свое он продолжил в гимназии при Московском университете, но в 1760 году был исключен «за леность и нехождение в классы». Языков он не знал, ибо таковым его не обучили. Все знания, которые дали ему возможность в дальнейшем руководить русским читающим обществом, Новиков приобрел значительно позже, когда поступил на военную службу. В награду за участие в числе прочих гвардейцев в дворцовом перевороте 1762 года Новиков получил чин унтер-офицера и, имея больше свободного времени, стал много читать и заниматься самообразованием.
Началось и участие Новикова в общественных делах: в 1767 году он был послан в числе прочих гвардейцев для работ «по письменной части» в Комиссию депутатов для составления проекта нового уложения.
Помимо ведения журналов заседаний отделения «о среднем роде людей», Новиков вел журнал общих собраний депутатов и читал их во время докладов императрице. В это время Екатерина II и узнала лично Новикова.
Спустя год Новикова произвели в прапорщики Измайловского полка, но он не пожелал продолжать службу и вышел в отставку с чином поручика армии. Исследователи истории масонства в России отмечают, что Новиков активно интересовался издательской деятельностью, завязывал отношения с типографией Императорской академии наук и в 1769 году стал издателем сатирического журнала «Трутень». Одновременно с этим Новиков решает заняться журналистикой, будучи убежденным в том, что это есть наилучший способ «воздействовать на нравы» столь некультурного еще общества.
Вероятно, издаваемый императрицей журнал «Всякая всячина» стал примером для Новикова, желавшего послужить своему Отечеству.
В 1772 году Новиков становится издателем сатирического журнала «Живописец», а в 1774 году – «Кошелька». На страницах журналов Новикова освещались такие общественные пороки, как бескультурье, французомания, казнокрадство, ложь, несправедливость.
Необходимо заметить, что XVIII век был временем сотрясения общественных и религиозно-философских основ бытия русского общества. Пришедшее с Запада «вольтерьянство», познакомившее русское общество с произведениями Вольтера, Руссо и работами других энциклопедистов, обратило освободительную философию в вольнодумство. Деизм был понят как отсутствие Бога.
В религиозном отношении русское общество переживало в тот период трудные времена. Переосмысливалось миросозерцание «по обычаям предков», и все надежды связывались с преобразованием государства.
В начале царствования Екатерины II общественные интересы доминировали над всеми иными, ибо властители дум эпохи, такие как Вольтер, несли мощную по своей противоречивости идею Просвещения: «Бог нужен лишь для общего блага».
Новиков, окруженный вольтерьянцами, чутко откликался на идеи внутреннего преобразования как человека, так и общества. Он не побоялся вступить в полемику с самой императрицей: будучи истинным либералом, он был крайне недоволен крепостничеством. Об этом громогласно заявляло название журнала «Трутень», на титульном листе которого Новиков поместил эпиграф из басни А. Сумарокова: «Они работают, а вы их труд ядите».
Запоминающуюся картину, на которой дворянин мучает и обирает своих крепостных, Новиков нарисовал в «Рецепте для г. Безрассуда». Диагноз: «Безрассуд болен мнением, что крестьяне не суть человеки, но крестьяне». А рецепт от этой болезни весьма необычен: Безрассуд должен каждый день по два раза рассматривать господские и крестьянские кости до тех пор, пока не найдет различие между господином и крестьянином.
Помимо статей, направленных против произвола помещиков, Новиков осуждал и политику «мнимого» просвещения, когда многих юношей, по характеру напоминающих Митрофанушку из «Недоросля» Фонвизина, по принуждению отправляют учиться за границу, откуда они возвращаются еще более глупыми. Например, вот одна из заметок в журнале «Трутень»: «Молодого российского поросенка, который ездил по чужим землям для просвещения своего разума и который, объездив с пользою, возвратился уже совершенною свиньею, желающие смотреть могут его видеть безденежно по многим улицам сего города».
Безусловно, между «Трутнем» и «Всякой всячиной» не могло не возникнуть литературной борьбы, которая впоследствии перешла в борьбу политическую. Журнал Новикова был своеобразной оппозицией, беззастенчиво нападавшей на орган пропаганды правительства. Но и Екатерина II не отказывалась от нападений на своего врага. «Трутень», в отличие от «Всякой всячины», использовал сатиру на лица и гневно критиковал крепостнический режим и конкретных представителей эпохи, в том числе и саму Екатерину II.
Императрица, конечно, ужаснулась такому свободомыслию и в ответ в одном из номеров «Всякой всячины» опубликовала следующее: «1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того 4) Просить бога, чтоб нам дал дух кротости и снисхождения…
…P.S. Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтобы впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить».
Последние правила можно назвать правительственной угрозой самому Новикову и намеком на то, что если «Трутень» и впредь будет продолжать писать материалы в привычной ему форме, то последствия будут неблагоприятными. То есть, по мнению Екатерины II, крепостничество, произвол помещиков, голод крестьян – это «слабости», а не «пороки» и ни в коем случае нельзя их осуждать – лучше «хранить человеколюбие». Новиков яростно высказался насчет этого в «Трутне»: «Госпожа Всякая Всячина на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами <…> “Всякая Всячина” так похвалами избалована, что теперь и то почитает за преступление, если кто ее не похвалит».
Ее Императорское Высочество не могло стерпеть подобного. «Трутень» не раз оказывался на грани закрытия, но был сохранен во многом благодаря частичным уступкам Новикова. Однако в 1770 году издание Новикова закрылось, как, впрочем, и издание «Всякой всячины», тираж которой резко упал к тому времени.
Для Новикова и иных близких по духу ему людей наступило время исканий новых путей служения Отечеству. Ответом на запросы сердца и ума стало масонство.
Так, в конце 1770-х годов Новиков, разочаровавшись в возможностях сатирической журналистики, переезжает в Москву. С этого времени вся его деятельность направляется масонской идеологией. О.Г. Флоровский разъясняет: «Внутренняя дисциплина или аскеза… оказалась всего важнее в общей экономии масонского действия, – тесание “дикого камня” сердца человеческого, как говорили тогда. И в этой “аскезе” воспитывался новый тип человека».
Погруженный в мирские заботы современный человек – всего лишь «дикий камень», который следует нравственно обработать, и это дело самого человека. Масонское «искание истинного света» понималось как путь нравственного совершенствования. «Познание самого себя» становилось целью жизни. В Москве Новиков обрел кружок единомышленников, получивший название «московских розенкрейцеров». Плоды трудов этого кружка были столь значительны, что он фактически заслонил собой все прочие масонские системы и ложи. Неудивительно, что любое упоминание о русском масонстве, как правило, относится к Новикову и «московским розенкрейцерам».
В журналах Новикова этого периода («Утренний свет», «Вечерняя заря») педагогической проблематике, воспитанию просвещенной личности посвящено большое количество статей. Новикова интересовали не только «причины, относящиеся к приращению художеств и наук», но и каково «действие наук над сердцем и нравом человеческим».
Удивительно точные замечания звучат на страницах «Утреннего света»: «Науки, перенесенные на другое место, уподобляются полевым скоро иссыхающим цветам. Они не иначе процветают, как усильным старанием садовника, не привыкают к новому климату и не сообразуются со свойствами той земли. Они удобно прозябают, и сильный ветер их не беспокоит. Народ есть первый собиратель плодов, науками приносимых; к знатным же они приходят весьма поздно. Не должно думать, чтоб оные вдруг процвели в каком-либо народе или чтобы для сего довольно было только ученых людей из других государств. Они могут украсить царский дом; но весьма редко бывает, чтоб они могли и все государство сделать ученым. Художества и науки столь медленно шествуют, что государство, в котором оные начинают произрастать или которое их принимает, необходимо должно пребыть долгое время без всякой перемены в управлении. Долговременность государства подает наукам случай приходить в совершенство; вольностью же они процветают». («О главных причинах, относящихся к приращению художеств и наук», «Московское ежемесячное издание», апрель 1781 года).
«Порядочным и прилежным изучением свободных наук приобретается известный добрый вкус, т.е. нежное, скоро постигающее и верное чувствование всего того, что в произведениях духовных, как в единственных мыслях, так и вообще в целом здании какого-либо сочинения, есть правильно, прекрасно, благородно, согласно; и, с другой стороны, всего того, что порочно, несносно, незрело, неосновательно и нестройно. Тонкое сие чувство, сопровождаемое в первом случае тайным удовольствием, а в последнем сокровенным негодованием; добрый сей вкус от употребления становится нам столь природным, что мы ему не токмо в наших сочинениях, но и в разговорах и поступках наших последуем. Действие его не токмо на образ мыслей наших простирается, но и на целое свойство души нашей. Бдит он, подобно верному надзирателю, над всеми должностями нашей жизни, показывая нам неприметным образом те драгоценные средства, по которым обязаны мы исполнять оные. Не делает он нас добродетельными, но придает добродетелям нашим цену и уважение, которого бы оные без него лишились. Посвящение наукам умягчает нравы наши и научает нас человеколюбию. Тако воспевает Овидий: распространяйте науки, и вы увидите истину слов сих». («О действии наук над сердцем и нравом человеческим», «Московское ежемесячное издание», август, 1781 г.).
Так, Николай Иванович Новиков, следуя постулатам Овидия, распространял высокий дух просвещения, неустанно утверждая, что добронравие является естественным плодом наук и художеств и добрые нравы следует пестовать с ранних лет.
Было бы великим упущением не отметить, что Новиков был издателем первого русского журнала для юных читателей «Детское чтение для сердца и разума». Он поручил редактировать журнал молодому Н.М. Карамзину. Этот журнал оставался предметом любви подростков чуть ли не всю первую половину ХIX века.
Квинтэссенция педагогических идей вольных каменщиков заключалась в убеждении, что воспитание должно опираться на «христианское мирочувствование». Другими словами, приобретение знаний не может быть самоцелью, оно должно способствовать «устройству души». Становясь образованнее, человек должен делаться нравственнее; этот процесс един и неразрывен. Таковы взгляды, которые Новиков и его окружение неустанно внедряли в русское общество своего времени.
Наиболее значительным педагогическим сочинением Новикова стала большая статья «О воспитании и наставлении детей», напечатанная в «Прибавлениях к Московским ведомостям за 1783 г.». В этой статье он подробно излагает свое просветительское кредо. Для Новикова главный предмет воспитания «…ни в чем ином состоит, как в образовании детей благополучными людьми и полезными гражданами». Он стремится разъяснить собственные мысли как можно подробнее: «Обязанность родителей воспитывать детей своих как возможно лучше основывается на должностях их детям, государству и самим себе. Из сего следует, что достижение подлинной главной цели воспитания должно заключать в себе купно исполнение должностей. А как, наконец, все должности родителей детям состоят в том, чтоб сколько возможно споспешествовать благополучию детей, должность же государству в отношении к детям их есть та, чтоб в оных доставить ему полезных граждан, – то явствует, что благополучие детей и польза их государству составляют существенные части предмета воспитания».
Надо отметить, что этот отрывок производит двоякое впечатление. С одной стороны, Новиков показывает себя верным последователем петровских заветов, требовавших от каждого россиянина быть полезным государству гражданином. С другой – он упорно употребляет слово «должность» в ином, подчас даже в специфически масонском значении, а именно как четкое разграничение обязанностей в определенном сообществе (даже семейном). Ведь ранее говорить о «должности родителей» по отношению к детям было бы просто нелепо. «Должности» существовали только на иерархической государственной пирамиде. Новиков отчетливо выделяет аспекты своей педагогической системы: «Воспитание имеет три главные части: воспитание физическое, касающееся до одного тела; нравственное, имеющее предметом образование сердца, то есть образование и управление натурального чувствования и воли детей; и разумное воспитание, занимающееся просвещением или образованием разума».
Нисколько не умаляя первый аспект (физическое воспитание), Новиков пальму первенства отдает второму и третьему: «…воспитание состоит наипаче в том, чтоб стараться образовать разум и сердце дитяти и чрез то самолучшим образом приводить его к добродетели, религии и христианству». Не отступая ни на шаг от своего просветительского кредо, он ставит «образование сердца» выше «образования разума».
«Образование сердца» означает открытость всем человеческим проявлениям. На это Новиков делает особый упор. Он требует от воспитателей: «Старайтесь вселить в них (воспитанников – Н.Н.) искреннюю любовь и благоволение ко всем человекам, без различия состояния, религии, народа или внешнего счастия». Особое внимание уделяется отношению к людям низшего класса собственной страны: «Не позволяйте им говорить о черни, подлом народе, сопровождая речи сии презрительным видом и ужимками». В сноске Новиков поясняет: «Ибо чернь, подлый народ суть не низкого состояния человеки, но подло мыслящие и порочные люди, знатны ли они или нищие». В условиях крепостнической России подобные слова звучали в высшей степени актуально и прогрессивно.
Христианство понималось Новиковым отнюдь не как слепая приверженность духовному наследию прошлого, но как программа жизни современного человека. Именно поэтому он пишет: «Тот любит Господа, кто содержит заповеди Его; по Иисусе Христе подобает только вера, чрез любовь действенную творимая <…> любовь без дела мертва есть». Следовательно, целью усилий воспитателей должны быть не только свободно и благородно мыслящие люди, но и деятельные граждане.
Сам Новиков был живым олицетворением своих слов; он был прежде всего человеком дела. Свою цель он видел в деятельном творении добра.
Придерживаясь масонской фразеологии, мы можем очертить основные нравственные критерии вольных каменщиков эпохи Просвещения в России.
«Обтесывание дикого камня» означает непрерывные поиски истины. Они не должны прекращаться ни на минуту. Подъем по иерархии масонских степеней есть обретение новых граней истины. Жизнь человеческая – вечное духовное странствование. Конечно, обретут истину только немногие – самые просвещенные, самые деятельные. Но идти по этому пути надлежит всему человечеству. Применительно к российской почве можно сказать, что официальную табель о рангах масоны перенесли в область духа. Их педагогические теории базировались на приведенных выше исходных предпосылках.
Самым крупным литератором-масоном был М.М. Херасков. Современники чтили его как первейшего поэта своего времени; не менее привлекательным был и его нравственный облик. По всеобщему мнению, он за всю жизнь не произнес ни одного ядовитого слова в адрес ближнего. В течение многих лет Херасков был куратором Московского университета. Именно он пригласил Новикова в Москву и отдал ему в аренду университетскую типографию. В течение многих лет Херасков был деятельнейшим сотрудником Новикова, трудясь рука об руку с ним над претворением в жизнь многочисленных предприятий неутомимого «ревнителя российского просвещения».
Воззрения Новикова и Хераскова были претворены в жизнь педагогической практикой Московского университета. Успех был столь внушительным, что Ключевский назвал «новиковское десятилетие» одной из лучших эпох в его истории. Сам Новиков постоянно повторял свою любимую пословицу: «Ученик без книги как солдат без ружья». Собственную издательскую деятельность он считал «деланием человека».
Педагогические идеи русских масонов быстро приобрели признание на высоком государственном уровне. Дело не ограничивалось только Московским университетом. Несмотря на свое подозрительное отношение к вольным каменщикам, Екатерина II не усомнилась пригласить воспитателем великих князей Александра и Константина видного масона М.И. Муравьева (отца декабриста Н.М. Муравьева), который был попечителем Московского университета, а также преподавал царственным отрокам нравственную философию, русскую словесность и русскую историю. У современников Муравьев почитался лучшим после Карамзина русским литератором.
Масонский камень просвещения и воспитания свободной личности, заложенный Новиковым во второй половине XVIII века, лег в основу одного из самых значительных педагогических экспериментов первой половины XIX века – открытие Царскосельского лицея. Он был задуман графом М.М. Сперанским как привилегированное учебное заведение, своего рода колыбель русской интеллектуальной элиты.
Сам вольный каменщик Сперанский был убежден (совсем в духе Новикова), что хорошие законы «без добрых нравов» в конечном итоге будут бессильны. Реформатор нового времени стремился развить педагогический опыт, накопленный «московскими розенкрейцерами». Начинание оказалось в высшей степени удачным. Ведь первый выпуск лицеистов гордился не только А.С. Пушкиным и А.М. Горчаковым, но и пусть менее яркими, но значимыми именами И.И. Пущина, В.К. Кюхельбекера, А.А. Дельвига, М.А. Корфа.
Недаром в нападках на Царскосельский лицей, особенно участившихся после восстания декабристов, постоянно всплывало имя Новикова, образовавшего «секту мартинистов», оказавшуюся, как писал Ф.В. Булгарин, началом «либерализма и всех вольных идей». По его словам, вся система воспитания в лицее была основана «на мартинизме». Дружескую спаянность лицеистов, воспетый Пушкиным «лицейский союз», ставший явлением русской культуры, он, ничтоже сумняшеся, сравнивал с масонской ложей.
Разумеется, не мог пройти мимо столь богатого идейного наследия и Л.Н. Толстой при устройстве своей яснополянской школы. Опыт казенных учебных заведений наводил писателя на мрачные мысли. Из их стен выходили подчас чрезвычайно образованные люди, но тем не менее духовно ущербные. Все это привело Толстого к убеждению, что воспитание и образование – отнюдь не одно и то же. Основной тезис Толстого педагога звучит следующим образом: «Религия есть единственное, законное и разумное основание воспитания». Очевидно, он имел в виду не официальное православие (на этих же страницах он пишет об уродливости семинарий и монастырских школ), а своего рода естественную религию, единственно на основе которой возможно внутреннее переустройство души. Легко увидеть здесь прямое продолжение исканий неутомимых «ревнителей просвещения» предшествующего столетия, непосредственно духовное наследие Новикова.
В начале 1820-х годов русское масонство окончательно исчерпало свой духовный потенциал. Его историческая роль была сыграна. Закрытие масонских лож в 1822 году только подтвердило существующее положение. Но труды Новикова и его ближайшего окружения не пропали втуне.
Обратившись к оценкам большинства историков, практически у каждого из них мы найдем созвучные утверждения о том, что от масонов идет прямая линия преемственности к так называемой передовой интеллигенции и XIX, и начала ХХ веков.
Историк русской философии В.В. Зеньковский справедливо отметил: «В русском масонстве формировались все основные черты будущей “передовой” интеллигенции – на первом месте здесь стоял примат морали и сознание долга служить обществу, вообще практический идеализм».
Блестящий пример данному служению был дан Николаем Ивановичем Новиковым. По-настоящему он обрел себя лишь в масонстве, как и целая эпоха, последовавшая за ним. Масонство запрещали, передовых людей своего времени подвергали остракизму и всевозможным унижениям и лишениям, но идеи Просвещения продолжали возрождаться и воспламенять умы новых поколений, открывавших и продолжающих открывать для себя на заре XXI века нравственные основы масонства и общественного служения.
