Роман яркого представителя «лейтенантской прозы» Ю. Бондарева основан на реальных событиях – попытке немецкой группы армий «Дон» освободить окруженную под Сталинградом 6-ю армию Паулюса
Петелин Виктор, автор книги «История русской литературы второй половины XX века»
Слова о том, что «нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души», в какой-то мере являются философской основой романа Юрия Бондарева «Горячий снег».
Проблема гражданской ответственности перед собой и перед обществом за все, что совершается на земле, – вот главное, что волнует героев романа Бондарева – лейтенантов Кузнецова и Дроздовского, санинструктора Зою, сержанта Уханова, генерала Бессонова, полковника Деева.
В критике утвердилось мнение, что образ Дроздовского отрицательный. Дело, думается, обстоит гораздо сложнее. В образе Дроздовского Бондарев изобразил честного, мужественного, храброго командира, который сам бросается в атаку, увлекает личным примером и думает в этот момент не о личной славе, а об общем деле, об успехе операции. Нельзя закрывать глаза на его честное участие в войне. Он тоже любит Родину, проливает за нее кровь. Но беда Дроздовского в том, что духовный облик его формировался тогда, когда доброта и сострадание почитались слабостью, пороком, всячески изгонялись, подавлялись. В итоге вырабатывалась психология жестокости, отношение к нижестоящему как к винтику, малозначащему в огромной военной машине. В ходе ожесточенных боев и сложных столкновений с подчиненными Дроздовский обретает свое подлинное, настоящее лицо, становится добрее, человечнее. На это необходимо обратить особое внимание.
Роман Юрия Бондарева «Горячий снег» полюбился читателям за искренность и чистоту воплощения авторского замысла, за художественное и убедительное изображение солдат и офицеров легендарной Сталинградской битвы.
Юрия Бондарева порой упрекают за то, что в центре его произведений герои одного плана, упрекают за то, что «Новиков повторял Ермакова, повторялась ситуация, повторялись чувства», что «Сергей и Константин напоминают Ермакова и Новикова. Они перешли сюда неизменившимися…». Разумеется, все эти герои чем-то похожи друг на друга, как похожи люди одного поколения и одной исторической эпохи, наложившей на них свой неизгладимый отпечаток. Совершенно невозможно согласиться с тем, что образ генерала Бессонова – это знакомое нам по другим книгам лицо. Если в Кузнецове и Дроздовском можно действительно угадать некоторых, ранее уже известных бондаревских персонажей, так как в этих образах отразились типические черты целого поколения, то генерал Бессонов и полковник Деев – это в основном новые характеры.
Генерал Бессонов – один из центральных героев романа «Горячий снег». Он то звено, которое создает единую цепь воюющей армии – от рядового солдата до Верховного главнокомандующего. И сцена в Кремле многое объясняет в романе. Здесь, в разговоре Сталина с Бессоновым, решалась судьба Кузнецова и Довлатяна, Уханова и Чибисова.
Генерал Бессонов – уже немолодой человек, его часто одолевают недуги. Но он не показывает своих слабостей – всегда подтянут, собран, требователен, даже жестковат с подчиненными, суров и неприхотлив. Недалеко от Сталинграда принял он только что сформированную армию. Медленно обходит он взвод за взводом, батарею за батареей, всматривается в молодые лица. Это в самом начале романа.
«Враг должен почувствовать нашу силу и ненависть полной мерой. Запомните и другое: немцы понимают, что здесь, под Сталинградом, мы перед всем миром защищаем свободу и честь России. Не буду лгать, не обещаю вам легкие бои – немцы будут драться до последнего. Поэтому я требую от вас мужества и сознания своей силы…»
Роман «Горячий снег» заканчивается таким же обходом генералом Бессоновым войск после недавнего боя, в котором батарея Дроздовского особенно отличилась. Как изменились люди, выжившие после смертельного сражения! Новые черты характера открылись и в генерале Бессонове. Все время он был собран, сжат, как пружина, все силы ума и воли были сосредоточены на том, чтобы разгромить врага, не дать ему пройти, а для этого в кулаке надо держать подчиненных, не позволять им ни малейшей вольности и слабости. За несколько дней прослыл он бездушным «сухарем». Даже во время победного ликования сурово погасил улыбки и довольный смех. И одновременно «почувствовал брюзгливую бессмысленность» своего запрета, «эту ненужную охладительность тона». Так постепенно в сознание старого генерала входят новые мысли и новые чувства, формируется и новый поход к подчиненным.
«Бессонов считал, что не имеет права поддаваться личным впечатлениям, во всех мельчайших деталях видеть подробности боя в самой близи, видеть своими глазами страдания, кровь, смерть, гибель на передовой позиции выполняющих его приказания людей; уверен был, что непосредственные субъективные впечатления расслабляюще въедаются в душу, рождают жалость, сомнения в нем, занятом, по долгу своему, общим ходом операции, в иных масштабах и полной мерой отвечающем за ее судьбу. Страдание, мужество, гибель нескольких людей в одном окопе, в одной траншее, в одной батарее могли стать настолько трагически невыносимыми, что после этого оказалось бы не в человеческих силах твердо отдавать новые приказы, управлять людьми, обязанными выполнять его распоряжения и волю».
От этих строго продуманных формул генерал отказывается после того, как выиграно первое сражение: он идет именно туда, в окопы, где насмерть стояли солдаты и его армия. Вручая ордена двум морякам, оставшимся от роты, глядя на их обмороженные лица, старый генерал никак не мог подобрать слова благодарности: «Все слова, которые должен был сказать в ту минуту Бессонов, тенями скользили в сознании, не складывались в то, что чувствовал он, показались ему никчемными, мелкими, пустопорожними, слова, не отвечающие всей бессмертной сути увиденного им и… отвернувшись, вдруг скрывая нахмуренными бровями сладкую и горькую муку, сжавшую грудь, захромал по траншее, не оглядываясь».
Но не сдержался генерал, слезы показались на его глазах: «Он не умел быть чувствительным и не умел плакать, и ветер помогал ему, давал выход слезам восторга, скорби и благодарности, потому что живые люди здесь, в окопах, выполняли отданный им, Бессоновым, приказ – драться в любом положении до последнего патрона, и они дрались и умирали здесь с надеждой, не дожив лишь несколько часов до начала контрудара».
