«В моих воспоминаниях не сохранилось игрушек…»
Татьяна Соловьева, писатель, историк, искусствовед
Я издала немало книг и понимала, что нужно рассказать и о блокаде, но каждый раз, как я садилась за компьютер и начинала вспоминать свое детство, не могла сдержать нахлынувших чувств. И уходила от прошлого…
До войны мы жили в большой коммунальной квартире из восьми комнат. В каждой комнате проживала семья. Когда началась война, в квартире осталось лишь пять семей. Вскоре две семьи с детьми уехали из города. В двух комнатах жили женщины, у которых мужья ушли на фронт. В одной, самой большой комнате этой квартиры проживали мы: мама, я и мой брат (двойняшки), бабушка и дедушка – родители мамы.
Наш папа ушел на фронт добровольцем. В моей памяти сохранилось воспоминание, как его вдруг не стало. Мы спали на железных кроватках, у которых были завинчивающиеся шары. Однажды, когда я проснулась, у моей кроватки вместо шаров были примотаны любимые нами леденцы – петушки. Я очень обрадовалась этому. Но мама с заплаканными глазами сказала, что это прощальный подарок папы, который, пока мы спали, ушел на фронт…
В первые дни блокады, пока еще оставались кое-какие запасы еды, все шло по заведенному порядку. Но запасы очень скоро закончились, наступило голодное время, к которому прибавились большие холода. К нам переехали родители папы и родная сестра мамы. Мы разместились в нашей большой комнате, так как решили, что вместе жить теплее. В один из дней родители папы пошли взять какие-то вещи из своей квартиры и посмотреть, нет ли по их адресу писем от сына. Мы долго ждали, но их все не было. Наша вторая бабушка пошла узнать, что же случилось. Когда она подошла к их дому, то увидела вместо него кучу кирпичей и прочего мусора. Она поняла, что, когда родственники находились в доме, туда попала бомба и они оказались под грудой камней…
Потом от голода умерла сестра мамы, которой прочили большое будущее, потому что у нее был замечательный голос – бархатное меццо-сопрано. Мне запомнились ее большие карие, почему-то всегда грустные глаза. Она умерла во сне. Перед глазами стоит картина – когда я проснулась, то, взглянув на свою красивую тетю, увидела ее бледное лицо, по которому бегали вши.
Затем умер дедушка. Одна за другой ушли одинокие женщины, остававшиеся жить в своих комнатах нашей квартиры. Их трупы вывезли какие-то незнакомые люди. Пока оставалась в живых одна из наших бабушек, мама работала и приносила что-то из еды.
Однажды она принесла клейстер. Бабушка обрадовалась и сварила из него суп. И, пока мы его ели, внезапно к нам нагрянули проверяющие с завода, где работала мама. Очевидно, кто-то увидел, как она прятала клейстер, и доложил об этом. Мама испугалась – за это полагался расстрел. Но когда проверяющие увидели двух маленьких голодных детей, жадно уплетающих суп из клея, они сделали вид, что ничего не заметили. И ушли. Проверяющие люди нас пожалели, но больше мама не приносила ничего. Вскоре умерла бабушка, и мы – я и брат – остались с мамой.
Маме нужно было ходить на завод, где она работала на станке, хотя являлась дипломированным специалистом в области химии. Мы, четырехлетние, оставались одни в большой коммунальной квартире. Все время хотелось есть, и мы все искали какой-либо еды. В один из дней мама пришла с работы и не узнала нас. Мы были с ног до головы в черной саже, так как от голода залезли в печку и съели из нее всю золу.
Пришло время, когда мы уже от голода не могли вставать. И тут нам повезло: на маминой работе подошла очередь к эвакуации. На помощь маме выделили двух женщин, которые помогли собраться и повезли нас на санках к машине.
Машина была с закрытым верхом и вся нагружена людьми. Мы были последними, кто в нее влез. От людей шло тепло. Мы отогревались и находились в каком-то полузабытьи. Не помню, как мы тронулись, но, когда оказались на замерзшем Ладожском озере, я пришла в себя от неестественной тишины. Люди боялись разговаривать, им казалось, что от этого машина свалится в воду, – мы уезжали в начале марта, когда уже лед был не такой надежный.
Битва за Ленинград
В развернувшемся в 1944 году широкомасштабном наступлении Красной армии одной из важнейших была операция по разгрому немецко-фашистских войск под Ленинградом.
Блокада Ленинграда, вошедшая в историю как один из самых трагических и героических эпизодов Великой Отечественной войны, началась 8 сентября 1941 года, когда немецкие войска группы армий «Север» при поддержке финских и испанских сил замкнули кольцо вокруг города.
Единственным путем снабжения оставалось Ладожское озеро, которое в зимний период превращалось в «Дорогу жизни», по которой перевозили грузы и эвакуировали людей по льду. Однако и этот путь находился под постоянным обстрелом артиллерии и авиации противника. На долю ленинградцев выпали тяжелые испытания: голод, холод и постоянные бомбардировки унесли жизни более одного миллиона человек.
Перелом в ходе блокады произошел 12 января 1943 года, когда войскам Ленинградского и Волховского фронтов под командованием генералов Леонида Говорова и Кирилла Мерецкова удалось прорвать блокаду, создав узкий коридор шириной 8–10 километров, позволивший частично наладить снабжение города. Но освобождение Ленинграда было еще впереди.
Полное снятие блокады стало возможным только в январе 1944 года, благодаря успешному наступлению советских войск 14 января в ходе операции «Январский гром» – одного из этапов Ленинградско-Новгородской операции. И уже 27 января немецкие войска были окончательно отброшены от Ленинграда. Блокада, продолжавшаяся 872 дня, была снята. И вечером в честь этого события в Ленинграде прозвучал праздничный салют.
Не помню, сколько времени мы находились в таком состоянии, но вдруг кто-то воскликнул, что нужно остановиться и взять со льда мокрых детей. Но останавливаться было запрещено, так как машина могла провалиться, да и мест в ней не было. Я через дырочку видела этих мокрых замерзающих одиноких мальчишек, которым удалось выбраться из едущей впереди машины, ушедшей под лед. Не знаю, что с ними дальше случилось, но в моей памяти они сохранились до сих пор. Иногда они снятся мне по ночам….
От тишины и страха за жизнь мне казалось, что время шло очень медленно. Когда мы все же добрались до берега, незнакомые люди нас стали пересаживать в «теплушки» – как тогда называли теплые вагоны поезда. Поскольку мы не ходили, нас определили на верхние полки. Очевидно, мы дошли уже до высшей стадии истощения, так как уже не хотелось ни есть, ни пить – только спать. Но спать не дала мама. Она достала воды и напоила нас. В руках у нее оказались ломтики черствого хлеба. По маленькому кусочку она засунула нам их в рот, и только тогда мы как бы пришли в сознание. То, что я увидела, заставило меня заплакать.
Владимир Реппо. Санкт-Петербург. 2010
В дверях теплушки стоял военный с ружьем и отгонял людей, пришедших с хлебом, которые, узнав, что здесь находятся вырвавшиеся из блокады ленинградцы, пришли к поезду с хлебом, картошкой и другой давно не виданной нами едой. Маленький кусочек был рассосан и проглочен. Захотелось еще. Я заплакала, видя хлеб и невозможность его достать. Только потом мне объяснили, что первые приехавшие из Ленинграда люди, увидев еду, набрасывались на нее и тут же умирали от заворота кишок. Тогда местные власти обратились к военным, и те выделили солдат для того, чтобы оградить голодных прибывающих из осажденного города людей…
Так мы оказались в Куйбышеве, где постепенно приходили в себя. Самым любимым блюдом были картофельные котлеты. Еще очень запомнился день, когда мы возвратились в Ленинград в 1944 году. Все было необычно: и пологая каменная лестница, по которой мы поднимались, и огромная комната с большими окнами. В окна я часто видела пленных немцев, которые проходили мимо нашего дома. Их выводили на работу по восстановлению разрушенных зданий…
Но ярче всего в памяти возникает замечательный салют в честь Победы. Это было настоящее всеобщее чувство восторга от свершившегося события. Потому и салют, проходивший над Невой, казался каким-то волшебством. Затаив дыхание мы считали каждый залп и любовались разноцветной россыпью огней. Тот салют навсегда остался одним из самых ярких и запоминающихся моментов.
Но потом наступила повседневная жизнь. У всех она протекала по-разному. Сегодня я понимаю, как искалечили война и блокада мое детство и юность. Я не знала, что такое мужчина в семье. Папу не помнила. Мама работала по специальности химиком-экономистом. Ее зарплата была небольшая. В моих воспоминаниях не сохранилось игрушек. Денег едва хватало только на еду…
