Паутина русской эмиграции, сотканная из сломанных судеб сотен тысяч людей, осталась единственным образованием, объединяющим последних носителей распятой яростной толпой культуры
ХОЧБАР РАМАЗАНОВ
Великий русский философ Николай Бердяев утверждал: «Масонство было у нас в XVIII веке единственным духовно-общественным движением, значение его было огромно… Лучшие русские люди были масонами… Масонство было первой свободной самоорганизацией общества в России, только оно и не было навязано сверху властью».
Говоря о русской эмиграции ХХ века в Европе, невозможно не заметить, что все выдающиеся писатели, философы, художники, да и просто интеллигентные и образованные люди, которых в той среде было далеко не мало, обязательно связаны друг с другом приятельскими, профессиональными, творческими, а порой и более возвышенными, надличностными и наднациональными нитями. Паутина русской эмиграции, сотканная из сломанных судеб сотен тысяч людей, раскинулась по всему миру и осталась единственным образованием, объединяющем последних носителей затоптанной и распятой яростной толпой культуры.
От забвения на обочине истории нашу культуру, возможно, спасла именно эмиграция: талант и стремление сохранить, преумножить и передать последующим поколениям наше наследие, породили огромное количество литературных произведений, выпущенных русскими эмигрантами в Европе в 1920–1940-е и последующие годы.
Вспомнить хотя бы творчество Гайто Газданова, с которым наш читатель мог ознакомиться в предыдущих номерах «Русской мысли». Его роман «Ночные дороги», напоминающий одновременно и беллетристический стиль Хемингуэя, и отчаянность потерянного поколения из романов Ремарка, и эстетику и романтику реализма Луи Фердинанда Селина, был написан в пору работы Газданова ночным таксистом и содержит в себе сцены из жизни бывших столбовых дворян, которые за гроши трудились на французских заводах.
Русская эмиграция была возвышена и отдалена от материального в своих попытках сохранить то, что казалось уже безвозвратно утерянным. Не стоит полагать, что это движение сопровождалось лишь разговорами о чести, полными энтузиазма и веры в красивое. Величайший писатель русской эмиграции Иван Алексеевич Бунин, кстати, очень высоко высказывавшийся о Газданове, наполнил свои «Окаянные дни» строками отчаяния и утраты веры даже в идею наследия и возможности наследственности. Поэтому иначе как подвигом совершенное русской эмиграцией не назовешь. Пройдя через потери, кровь, пот, нищету и лишения, она выполнила свою задачу и передала нам эстафетную палочку, которую мы уже рискуем потерять под волной цифровых технологий и совершенно новых знаний, служащих новому, не терпящему лишений и жертв, взгляду на существование человека в мире.
И все же остались еще нити той старой паутины, по которым мы передаем частички нашего наследия, пытаясь воссоздать общую картину и сохранить ее для нынешнего и последующих поколений.
Как известно, Гайто Газданов был членом двух масонских лож – «Северная звезда» и «Северные братья». Как вспоминает Красавченко, Газданову близка либерально-консервативная идеология масонства: неприятие общественной несправедливости, религиозной нетерпимости и одновременно аполитичность, нежелание втягиваться в злободневную политическую суету. Общественной борьбе как средству общественных преобразований масонство противопоставляло нравственное самосовершенствование человека, общественному равенству – взаимопомощь, любовь между членами ложи.
Что же привлекло Газданова в масонстве? Не питающий иллюзий по поводу признанных социально-политических форм жизни, наученный горьким опытом сначала войны против «русской утопии», а потом не менее горьким опытом французской демократии, показавшей ему «дно жизни», Газданов, одиночка по своему экзистенциальному положению, но не по типу личности, хотел найти выход из одиночества в формах братского объединения – вне и вразрез с существующими партиями, группировками. После того, что произошло в России, у него возникла идиосинкразия на революции, политические партии, группировки, общественные формы спасения. И наблюдавшийся им в России опыт религиозного спасения не внушил ему надежд.
Своеобразие его экзистенциального положения и в том, что он принадлежал к так называемому «незамеченному поколению», поколению, лишенному социальной миссии (Т.Н. Красавченко). Именно масонство стало для Газданова нитью, что навсегда соединила его с другим представителем русской эмиграции – Михаилом Осоргиным, который и привел Газданова в масонство.
Если взглянуть на списки российских масонов, то среди имен можно найти прославленные фамилии видных государственных деятелей, великих писателей, известных деятелей культуры. Однако зачастую люди, чьи имена «на слуху», не играли в движении вольных каменщиков сколь-нибудь значительной роли; имена же подлинных идейных вдохновителей масонства, наоборот, малоизвестны. Одним из несомненных идеологов масонства в ХХ столетии был русский писатель и журналист Михаил Андреевич Осоргин.
Михаил Осоргин (настоящая фамилия – Ильин) родился в Российской империи, в городе Пермь, 7 (19 по новому стилю) октября 1878 года в семье русского столбового дворянина. Фамилию «Осоргин» взял от своей бабушки. Мать писателя – Елена Александровна Ильина – была образованной женщиной, много читала и знала несколько языков. Свои знания она передала детям. Отец писателя – Андрей Федорович Ильин – был судьей, разъезжал по уездным городам Пермской губернии и редко бывал дома. Он баловал и больше всего внимания уделял Мише – самому маленькому из детей. В детстве Михаил любил ходить вместе с отцом на прогулки в лес. В этих походах мальчик постигал красоту русского леса, его тайну и величие. А на реках Кама, Белая Дема, Волга, Ока он часто проводил время с удочкой, «сладко тупел от лодки и рыбной ловли». Изъездив всю Европу, Осоргин по-прежнему считал живописные окрестности Камы прекраснейшими в мире.
Будучи еще гимназистом, Михаил начал печатать статьи и писать рассказы. С отличными оценками в аттестате об окончании гимназии Осоргин поступил в Московский университет на юридический факультет. Параллельно он числился в штате «Пермских губернских ведомостей», ежедневной газеты, издававшейся в Перми. Он также продолжал печататься в различных периодических уральских изданиях.
Осоргин активно участвовал в студенческих волнениях, поэтому в 1899 был сослан в Пермь, под негласный надзор полиции. В 1900 году восстановился в университете и в 1902-м получил диплом юриста и устроился в Судебную палату Москвы на должность помощника присяжного, исполняя одновременно в коммерческом суде обязанности присяжного стряпчего, в сиротском суде – опекуна, в Обществе купеческих приказчиков – юрисконсульта, а также был членом Общества попечительства о бедных.
В 1903 году Осоргин женился на дочери народовольца А.К. Маликова. Критически относясь к самодержавию, столбовой дворянин по происхождению, интеллигент по роду занятий, фрондер и анархист по складу характера, Осоргин вступил в 1904 году в партию эсеров. Их интерес к крестьянству и земле, народнические традиции (на насилие отвечать насилием, на подавление свободы – террором, не исключая индивидуальный), личное бескорыстие, высокие нравственные принципы и осуждение карьеризма привлекали Осоргина. На его квартире проходили заседания московского комитета партии, скрывались террористы. Активного участия в революции Осоргин не принял, но в ее подготовку был вовлечен. Сам он писал впоследствии, что в эсеровской партии был «незначащей пешкой, рядовым взволнованным интеллигентом, больше зрителем, чем участником». В его московской квартире и на даче устраивались явки, проводились заседания комитета партии социалистов-революционеров, редактировались и печатались воззвания, обсуждались партийные документы.
После участия в московском вооруженном восстании 1905 года Осоргин был арестован царскими жандармами и помещен в каземат Таганской тюрьмы. Его приговорили к трем годам ссылки в Томскую область, но в мае 1906 года он чудом оказался на свободе. Поначалу скрывался под Москвой, потом перебрался в Финляндию, а затем оказался в Италии, на вилле «Мария», в приюте многих русских политических эмигрантов.
В Италии Осоргин все больше и больше погружается в литературные занятия. С 1908 года он – постоянный автор, а вскоре и корреспондент «Русских ведомостей» в Италии. В эти же годы в журнале «Русский вестник» печатаются и рассказы: «Эмигрант», «Моя дочь», «Призраки», «Старая вилла». В их героях нетрудно узнать самого автора – это эмигрант, горько сомневающийся в том призрачном деле, которое искалечило его судьбу.
Около 1914 года Осоргин вступил в масонское братство Великой ложи Италии; по рекомендации Крахмальникова посвящен в ложе Venti Settembre. В те же годы, изучив итальянский язык, пристально следил за новостями итальянской культуры (статьи о творчестве Г. д’Аннунцио, А. Фогаццаро, Дж. Паскали и др., о «разрушителях культуры» – итальянских футуристах в литературе и живописи), стал крупнейшим специалистом по Италии и одним из самых видных русских журналистов; выработал специфический жанр беллетризованного эссе, с конца 1910-х годов нередко пронизанного характерной для манеры писателя лирической иронией.
В 1916 году Осоргин, так и не получив официального разрешения, на свой страх и риск возвращается в Россию. По условиям военного времени – кружным путем, через Францию, Англию, Норвегию, Швецию. Февральскую революцию принял сначала восторженно, затем – настороженно; весной 1917 в статье “Старая прокламация” предупреждал об опасности большевизма и «нового самодержца» – Владимира; опубликовал цикл беллетризованных очерков о «человеке из народа» – «Аннушке».
После Октябрьской революции выступал против большевиков в оппозиционных газетах, призывал к всеобщей политической забастовке. Укрепление большевистской власти побудило Осоргина призвать интеллигенцию заняться созидательным трудом, сам он стал одним из организаторов и первым председателем Союза журналистов, вице-председателем Московского отделения Всероссийского союза писателей (совместно с М.О. Гершензоном подготовил устав союза).
Тем не менее за резкую критику в адрес большевистской политики он был сначала арестован, затем отправлен в Казань. Зиму 1921–1922 гг. провел в Казани, редактируя «Литературную газету», затем вернулся в Москву. Продолжал публиковать сказки для детей и рассказы. Перевел с итальянского языка пьесу К. Гоцци «Турандот» (1923), пьесы К. Гольдони. Вместе со своим давним другом Николаем Бердяевым открывает знаменитую Книжную лавку в Москве, надолго ставшую приютом интеллигенции в годы послевоенной разрухи, центром общения литераторов и читателей и своеобразным автографическим («рукописным») издательством.
Осенью 1922 года вместе с другими писателями и учеными, включая Бердяева, на знаменитом «философском теплоходе» он был выдворен из страны. По воспоминаниям современников, Осоргин на пароходе плакал: внутреннее чутье подсказывало ему, что никогда больше не увидит он родину.
Эмигрантская жизнь Осоргина началась в Берлине, где он провел год. С 1923 года окончательно поселился в Париже. Публиковал свои работы в газетах «Дни», «Последние новости». Жизнь Осоргина в эмиграции была трудной: он стал противником всех и всяческих политических доктрин, превыше всего ценил свободу, а эмиграция была очень политизирована.
С начала 30-х годов Осоргин все больше времени и сил отдает масонству. Он гордится своей принадлежностью к единственной в мире организации, объединяющей людей всех национальностей и политических убеждений. С 1931 по 1939 год Осоргин – активный член ложи «Северная звезда». По словам исследователя русского масонства В. Серкова, «господствующей идеей» ложи было «общественное служение русской интеллигенции».
В 1938 Осоргин стал Мастером русской ложи «Северная звезда», подчиненной «Великому Востоку Франции». Выступая против политизации масонских лож, в ноябре 1932 организовал независимую ложу «Северных братьев». С этими страницами биографии Осоргина связана повесть «Вольный каменщик», в которой образ русского обывателя-эмигранта, увлеченного благородными идеалами всеобщего братства, противостоит мещански-расчетливой среде парижан. Повесть интересна привнесением в эпическое повествование приемов кинематографа и газетного жанра.
В понимании Осоргина, масонство – это квазирелигиозное братство. Масонство давало противоядие от одиночества.
В предсмертном письме Осоргин писал друзьям: «Весь смысл жизни – общение с хорошими людьми, союз душ, легкий и свободный». По мнению А.И. Серкова, эти слова – «лучшая характеристика ложи “Северные братья”».
Осоргин видел в масонстве нравственную школу, видел возвращение к истинным религиозным идеалам. Он был человеком очень верующим (хотя и совсем не церковным), по-настоящему хранящим в себе евангельский дух доброты. «Любовь все превозмогает и все прощает», – говорил Михаил Андреевич.
После оккупации Парижа в 1940 году фашистами Осоргин бежал вместе с женой в незахваченное немцами местечко Шарби, где и провел весь остаток своих лет.
Как выяснила Нина Берберова, у масонов существовало негласное правило – писать некрологи о масонах. Так, Газданов – автор некролога о Михаиле Матвеевиче Тер-Погосяне, Мастере ложи, возникшей после войны (к 1957 г.) и объединившей все, что осталось от довоенных лож. Братья Адамович и Слоним – авторы некрологов о брате Газданове (в «Новом русском слове», 11 и 19 декабря 1971), а Ю. Терапиано – в «Русской мысли» (27 января 1972).
Скончался Михаил Андреевич Осоргин 27 ноября 1942 года. Некролог появился только в следующем году. Его автор – Г. Гурвич, лично знавший Осоргина, – писал: «…Осоргин был не только крупнейшим писателем. Он был замечательным человеком… последним рыцарем духовного ордена русской интеллигенции. Служение этому ордену было его призванием – не менее нужным и важным, чем его писательская деятельность».
