Начало Великой Отечественной войны

0
VN:F [1.9.16_1159]
Rating: 0 (from 0 votes)

Отрывок из книги советского и российского писателя и историка Ю.В. Емельянова «Сталин. На вершине власти»

В апреле – мае 1941 года театр военных действий охватывал обширный регион от Балкан до Северной Африки и Ирака. 31 марта германские войска, пришедшие на помощь итальянским в Ливии, перешли в наступление и к 15 апреля достигли границ Египта. После капитуляции Греции 23 апреля германские войска стали захватывать острова греческого архипелага и к 1 июня овладели Критом. В марте 1941 года в Ираке произошел переворот и к власти пришло прогерманское правительство Рашида Али, которое получило поддержку от немцев и французской администрации в Сирии. Позиции Великобритании в стратегически важном регионе оказались под угрозой. <…>

Очевидно, что Черчилль упорно пытался реализовать свой план, рожденный в ноябре 1918 года: «покорить Россию с помощью Германии», «пригласить Германию помочь нам в освобождении России», «мир с германским народом, война против большевиков». Американский журналист Луи Килцер в своей книге «Обман Черчилля. Темный секрет, который уничтожил нацистскую Германию», доказывает, что Черчилль делал все от него зависящее, чтобы помешать открытию «второго фронта» в 1941, 1942, 1943 годах и пытался не допустить его открытия и в 1944 году. <…> Хотя до сих пор документы о беседах Гесса в мае 1941 года в Англии не рассекречены, последующие события убеждают в том, что фактически сделка между Лондоном и Берлином состоялась. Ни десанта Германии на Британские острова, ни ее рывка к Суэцкому каналу и нефтяным промыслам Ирака не произошло, зато Гитлер смог воевать с СССР в течение трех лет, не опасаясь открытия «второго фронта». <…>

Жуков писал: «13 июня С. К. Тимошенко в моем присутствии позвонил И. В. Сталину и просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов по планам прикрытия. “Подумаем”, – ответил И.В. Сталин. На другой день мы вновь были у Сталина и доложили ему о тревожных настроениях в округах и необходимости приведения войск в полную боевую готовность». На это Сталин ответил резко: «Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?!». Затем И.В. Сталин все же спросил: «Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?» И получив ответ Жукова, заметил: «Не во всем можно верить разведке». Сталин боялся спровоцировать германское нападение. Молотов говорил: «Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать повода Гитлеру для нападения. Он бы мог сказать: «Вот уже советские войска собираются на границе, они меня вынуждают действовать!». <…>

«Правда», 3 июля 1941 года, обращение И. В. Сталина к советскому народу

Следует также учесть, что накануне войны спецслужбы ряда стран, в частности Великобритании, распространили массу дезинформационных материалов. Советский разведчик Ким Филби сообщал в Москву, что Лондон разрабатывает планы нагнетания напряженности и военных конфликтов между СССР и Германией, чтобы спровоцировать войну между ними, британские агенты распространяют слухи о том, что СССР готовится нанести превентивный удар по Южной Польше.

В последние дни перед войной и сама Германия усиленно распространяла дезинформацию. Геббельс писал в своем дневнике 25 мая: «Что касается России, то нам удалось организовать грандиозный поток ложных сообщений. Газетные «утки» не дают загранице возможности разобраться, где правда, а где ложь. Это та атмосфера, которая нам нужна». Геббельс рекомендовал распространять слухи: «мир с Москвой, Сталин приезжает в Берлин, вторжение в Англию предстоит в самое ближайшее время». 14 июня он с удовлетворением констатировал в своем дневнике, что «английское радио уже заявляет, что наш поход против России является блефом». 15 июня он записал: «Наша игра полностью удалась».

Жертвами этой дезинформации становились и советские разведчики. Так, представитель ТАСС в Германии И.Ф. Филиппов сообщал в Москву в июне: «Мы твердо убеждены, что Гитлер затеял гигантский блеф. Мы не верим, что война может начаться завтра… Ясно, что немцы намереваются оказать на нас давление в надежде добиться… выгод, которые нужны Гитлеру для продолжения войны». Об этом же шла речь в донесении разведгруппы Харро Шульце – Бойзена из Берлина. В нем говорилось, что «началу военных действий должен предшествовать ультиматум Советскому Союзу с предложением о присоединении к пакту трех». В мае 1941 года некий офицер Грегор из штаба Геринга сообщил советским разведчикам, что «от СССР будет потребовано Германией выступление против Англии на стороне держав оси. В качестве гарантии того, что СССР будет бороться на стороне оси до решительного конца, Германия потребует от СССР оккупации немецкой армией Украины и, возможно, также Прибалтики».

Эти сообщения убедили Сталина и других советских руководителей в том, что либо нападение немцев будет отложено, либо вторжению в СССР будет предшествовать ультиматум Гитлера. И основания для таких выводов были довольно веские: до сих пор агрессивным действиям Гитлера обычно предшествовал политический кризис в течение нескольких месяцев. Мюнхенскому соглашению предшествовал многомесячный кризис в отношениях между Германией и Чехословакией. Началу Второй мировой войны предшествовал полугодовой кризис вокруг Данцига. Лишь на страны Западной Европы, которые не могли оказать значительное сопротивление, такие как Дания, Норвегия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург, Гитлер нападал без предварительных выяснений отношений и предъявления претензий. Однако Советское правительство считало, что СССР – это не Дания и не Люксембург и началу войны может предшествовать обычная для Гитлера политическая кампания с требованиями и обвинениями.

В первые дни войны

Вечером 21 июня Жукову сообщили, что «к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня». Он тотчас же доложил об этом «наркому и И. В. Сталину. И.В. Сталин сказал: «Приезжайте с наркомом в Кремль». (Судя по записям посетителей кабинета Сталина, вместе с Жуковым и Тимошенко прибыли Буденный и Мехлис).

Сталин отклонил проект директивы о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, предложенный Жуковым и Тимошенко, и решил направить другую «короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений». Эта директива требовала от войск «быть в полной боевой готовности, встретить возможный дар немцев или их союзников» и содержала приказ: «а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе; б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать; в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно; г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов; д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить. Тимошенко. Жуков. 21.6.41 г.».

22 июня, в 00:30, Жуков и Тимошенко сообщили Сталину еще об одном перебежчике – немецком солдате, который сообщил, что германские войска перейдут в наступление в 4 часа утра. Сталин спросил, передана ли директива в округа, и получил утвердительный ответ Жукова. Следовательно, он вовсе не игнорировал предупреждения о возможности начала войны. Теперь же считают, что директива запоздала, а меры, содержавшиеся в ней, были недостаточны. Но, как известно, история не знает сослагательного наклонения. Нам не дано знать, можно ли было предотвратить катастрофу. Истекали последние минуты мира, оставшиеся от полученного 23 августа 1939 года выигрыша во времени. Страна неумолимо приближалась к самому тяжелому испытанию за всю историю своего существования.

<…> Микоян в своих мемуарах писал: «Решили, что надо выступить по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин отказался: “Пусть Молотов выступит”. Мы все были против этого: народ не поймет, почему в такой ответственный исторический момент услышат обращение к народу не Сталина – Первого секретаря ЦК партии, Председателя правительства, а его заместителя. Нам важно сейчас, чтобы авторитетный голос раздался с призывом к народу – всем подняться на оборону страны. Однако наши уговоры ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас, это сделает в другой раз. Так как Сталин упорно отказывался, то решили, пусть выступит Молотов».

Отказ Сталина Молотов объяснял так: «Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход» <…>.

Свое выступление В.М. Молотов начал словами: «Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление…». Объявив о «беспримерном в истории цивилизованных народов вероломстве» со стороны Германии, Молотов сообщил, что «германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи со средоточением частей Красной армии у восточной германской границы». Молотов подчеркнул, что Советское правительство «со всей добросовестностью выполняло все условия» советско-германского договора о ненападении и что Германия до 22 июня не предъявляла никаких претензий к СССР. Одновременно он решительно отверг германские обвинения в том, что советские войска нарушили границу с Румынией.

«В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху, – сказал Молотов. – То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за родину, за честь, за свободу». Призвав народ к дисциплине, «организованности, самоотверженности, достойной настоящего патриота», к сплочению рядов «вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя тов. Сталина», Молотов закончил свою речь словами, которые стали главным лозунгом Великой Отечественной войны: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». <…>

Между тем ситуация на фронте продолжала ухудшаться. Надежды на быстрый «сокрушительный удар по агрессору», высказанные В.М. Молотовым 22 июня, не оправдались. В первый же день войны Германия нанесла существенный урон советским вооруженным силам. Потери в авиации составили 1811 самолетов (из них 1489 были уничтожены на земле). Было сбито лишь 35 и повреждено около 100 немецких самолетов.

Мощные удары германской авиации и артиллерии в первые же часы войны вывели из строя огромное количество и другой техники, а быстро продвигавшиеся немецкие войска захватили расположенные у границы склады вооружений. <…>

Особенно тревожные вести поступали из Белоруссии. 25 июня секретарь Брестского обкома партии М.Н. Тупицин докладывал И.В. Сталину о том, что «руководство 4-й армии оказалось неподготовленным организовать и руководить военными действиями… Ни одна часть и соединение не были готовы принять боя, поэтому вынуждены были или в беспорядке отступать, или погибнуть… Можно было бы привести много примеров, подтверждающих, что командование 4-й армии, несмотря на то что оно находилось в пограничной области, не подготовилось к военным действиям. Вследствие такого состояния с первых же дней военных действий в частях 4-й армии началась паника. Застигнутые внезапным нападением, командиры растерялись. Можно было наблюдать такую картину, когда тысячи командиров (начиная от майоров и полковников и кончая мл. командирами) и бойцов обращались в бегство. Опасно, что эта паника и дезертирство не прекращаются до последнего времени, а военное руководство не принимает решительных мер». <…>

Успехам немцев способствовала и «пятая колонна», сохранившаяся в приграничных республиках страны, несмотря на предвоенные репрессии против «неблагонадежных элементов». Созданный в октябре 1940 года и имевший постоянный контакт с Германией подпольный Литовский фронт активистов (ЛФА) к лету 1941 года насчитывал 36 тысяч человек. 22 июня члены ЛФА захватили радиостанцию Каунаса и провозгласили создание временного правительства Литвы во главе с Ю. Амбазевичусом. 25 июня немецкие войска вошли в Каунас практически без боя. 28 июня латвийская подпольная группа временно завладела радиостанцией в Риге. Ряд бывших военных подразделений Латвии в полном составе перешли на сторону немцев. К моменту вступления немцев в Ригу там было создано два центра, претендовавших на роль правительства Латвии. В Эстонии в тылу у советских войск действовало несколько тысяч боевиков, наносивших удары по Красной армии. В июле они захватили город Тарту. Тепло встречали оккупантов в ряде сел Западной Украины, а также в населенных пунктах Северной Буковины и Правобережной Украины, где преобладало немецкое население. 30 июня во Львове после его оккупации немцами было создано «правительство Украины» во главе со Степаном Бандерой.

А вот что писал о боях, проходивших 22 июня – 3 июля, немецкий историк генерал Курт фон Типпельскирх: «До 3 июля на всем фронте продолжались упорные бои. Русские отходили на восток очень медленно и часто только после ожесточенных контратак против вырвавшихся вперед немецких танков». Пауль Карелл в своей книге «Гитлер идет на восток» дает высокую оценку мужеству советских солдат, сражавшихся в Белоруссии в конце июня 1941 года: «Русские сражались фанатично, и их вели решительные командиры и комиссары, которые не поддались панике, возникшей во время первых поражений». И все же продвижение немецких войск в глубь страны продолжалось. <…>

29 июня Сталин был занят подготовкой ряда важнейших документов, в том числе «Директивы Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей». Проект этой директивы был подготовлен А.С. Щербаковым, В. М. Молотовыми, А.И. Микояном. Но после сталинской редакции «Директива» стала более жесткой и требовательной: «Вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз продолжается. Целью этого нападения является уничтожение советского строя, захват советских земель, порабощение народов Советского Союза, ограбление нашей страны, захват нашего хлеба, нефти, восстановление власти помещиков и капиталистов». В конце «Директивы» говорилось: «В навязанной нам войне с фашистской Германией решается вопрос о жизни и смерти Советского государства, о том – быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение».

В «Директиве» давалась оценка отношения советских людей к германскому нападению и осуждалось непонимание возникшей серьезной угрозы для страны. Сталин вычеркнул из первоначального варианта «Директивы» призыв к «мобилизации всех сил для… организации победы» и существенно ужесточил содержание, указав на то, что «некоторые партийные, советские, профсоюзные и комсомольские организации и их руководители все еще не понимают смысла этой угрозы, живут благодушно-мирными настроениями и не понимают, что война резко изменила положение, что наша Родина оказалась в величайшей опасности и что мы должны быстро и решительно перестроить всю свою работу на военный лад». «Директива» содержала призыв «отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу».

Одновременно «Директива» призывала «организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов, оказывая во всем этом быстрое содействие истребительным отрядам». «Враг коварен, хитер, опытен в обмане и распространении ложных слухов», и поэтому коммунистам надо «учитывать все это в работе и не поддаваться на провокации». Отдельный пункт «Директивы» гласил: «Немедленно предавать суду Военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешает делу обороны, – невзирая на лица».

«Директива» предписывала: «При вынужденном отходе частей Красной армии угонять подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего»; а также создавать партизанские отряды и диверсионные группы «для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. п. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия». Эта «Директива» была оглашена Сталиным 3 июля и определила характер действий Советского правительства и всей жизни советского народа в годы Великой Отечественной войны.

29 июня 1941 года Гитлер заявил: «Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана». Перехват инициативы во времени позволил Германии успешно развернуть операции по захвату советского пространства. Марш от западной границы СССР до Москвы представлялся германскому руководству довольно быстрым. Лев Безыменский приводит следующие высказывания на этот счет: Гиммлер считал, что Москва будет взята 4 августа, Гальдер писал о 25-м августа. Позже Гитлер говорил Шуленбургу, что Москва будет взята 15 августа, а вся война на востоке закончится 1 октября. Однако германское руководство не учитывало множество факторов, с которыми вскоре пришлось столкнуться немецким войскам. Пространство, в которое вторглись германские войска, состояло не только из городов, деревень и дорог, ведущих к Москве, но и из географических областей, природные свойства которых диктовали свои условия. <…>

На захваченной Третьим рейхом территории печаталось более 260 коллаборационистских газет и журналов

3 июля 1941 года Сталин обратился к народу по радио. Основное содержание его речи соответствовало положениям «Директивы» от 29 июня, но он сумел найти такие слова и такой тон, которые превратили сухой документ в одну из самых волнующих его речей. Слова из церковной проповеди: «Братья и сестры!» в начале обращения Сталина к народу скорее всего отражали его размышления в одиночестве. Эти слова и инверсия в заглавной фразе «К вам обращаюсь я, друзья мои!», подъем интонации на протяжении почти всего первого предложения в содержательной части речи и ее падение на последнем слове в предложении: «Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, – продолжается» – создавали напряженность, венчавшуюся трагедийной нотой. Сталин не скрывал волнения. Порой казалось, что он с трудом преодолевает спазмы, перехватывавшие голос. Иногда паузы между фразами затягивались, и было слышно звяканье стакана и звук воды, которую наливал себе Сталин.

Слова «враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые силы» развивали трагическую тему. Сталин произносил с расстановкой название каждой территории, захваченной немцами, и каждого города, который они бомбили, и каждое географическое название в этом перечне звучало как еще одно имя в скорбном списке жертв. Он венчал этот мрачный перечень короткой фразой, создававшей впечатление сурового приговора: «Над нашей Родиной нависла серьезная опасность».

«Враг жесток и неумолим, – продолжал Сталин. – Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом». С расстановкой и эмоциональными ударениями перечислив народы СССР, Сталин указал на то, что несет им нашествие немцев: «Враг… ставит целью… их онемечивание, их превращение в рабов немецких князей и баронов… Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том – быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение».

Сталин незаметно менял тональность речи. Уже в начале выступления прозвучали фразы, заставившие усомниться в мощи врага. Он усиливал их значение отдельными эмоциональными словами и произносил их с нажимом: «Неужели немецко-фашистские войска в самом деле являются непобедимыми войсками, как об этом трубят неустанно фашистские хвастливые пропагандисты? Конечно, нет!» Он приводил примеры из истории в подтверждение своего сомнения в непобедимости германского оружия. Он находил подходящие аргументы и в событиях последних двух лет, обосновывая свой тезис о том, что «непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные успехи Красной армии в войне с фашистской Германией». Сталин завершал свои рассуждения выводом, категоричность которого подчеркивалась ударением на заключительных словах: «История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало». Отсюда он делал логический вывод о неизбежности поражения германской армии. Подчеркнутые интонацией слова придавали этому заявлению характер неоспоримой истины: «Гитлеровская фашистская армия также может быть разбита и будет разбита, как были разбиты армии Наполеона и Вильгельма». Он утверждал, что это ясно всем здравомыслящим людям, и заявлял, что все воины страны, «все народы нашей страны, все лучшие люди Европы, Америки и Азии, наконец, все лучшие люди Германии… видят, что наше дело правое, что враг будет разбит, что мы должны победить».

Выступление, которое начиналось как страшная история о вероломстве врага и зловещей угрозе, нависшей над страной, как скорбный рассказ о потерях советских людей, превращалось в уверенный призыв к решительным действиям для разгрома врага. <…>

Он венчал свою речь боевыми призывами: «Все наши силы – на поддержку героической Красной армии, нашего славного Красного Флота! Все силы народа – на разгром врага! Вперед, за нашу победу!».

VN:F [1.9.16_1159]
Rating: 0 (from 0 votes)

Комментарии закрыты.