Потсдамская конференция оказалась последней в цепи совещаний глав государств антигитлеровской коалиции
Александр Щербаков
Главным событием 1945 года, определившим контуры политического устройства послевоенного мира, стала Потсдамская конференция. Она оказалась последней в цепи совещаний глав государств антигитлеровской коалиции и вслед за Тегераном и Ялтой является, безусловно, событием исторического масштаба. В ходе этой конференции Сталину удалось решить целый ряд насущных вопросов и отстоять интересы СССР вопреки отчаянному сопротивлению Великобритании и США. Соединенные Штаты на конференции представлял новый президент Гарри Трумэн, занявший место Франклина Рузвельта. Делегацию Великобритании сначала возглавлял Уинстон Черчилль, а после поражения консерваторов на выборах его сменил лидер лейбористов Клемент Эттли.
Конференция, которую в западной историографии называют Берлинской, а у нас Потсдамской, проходила 17 июля – 2 августа 1945 года в пригороде Берлина Потсдаме. Заседания разгромивших Германию держав происходили в весьма характерном, можно даже сказать многозначительном месте: дворец Цецилиенхоф, построенный последним кайзером Вильгельмом II для своего сына кронпринца Вильгельма и его супруги Цецилии Мекленбург-Шверинской, стал последней резиденцией династии Гогенцоллернов. По странному стечению обстоятельств строительные работы во дворце были закончены в октябре 1917 года, а в ноябре 1918 года Гогенцоллерны потеряли власть и кайзер и его сын бежали в Голландию.
Хотя дворец сохранился в хорошем состоянии, советской стороне, которая по праву освободителя Берлина выступала принимающей, пришлось изрядно потрудиться, чтобы обеспечить главам государств обстановку, необходимую для плодотворной работы. Каждому создали привычную атмосферу.
У Сталина, который в быту терпеть не мог архитектурных и мебельных излишеств, установили темную кожаную кушетку и письменный стол. Комнату президента США обставили изящной мебелью в стиле классицизма, а Черчиллю доставили неоготическую из другого дворца. Круглый стол для совещаний по специальному заказу изготовили на мебельной фабрике в Москве. Помещения для советской делегации были отделаны в белые тона, апартаменты американцев оказались голубыми, англичан – розовыми. Поблизости от дворца в Новом саду Потсдама разбили клумбы и высадили около 10 тысяч различных цветов.
Для охраны глав государств в рамках операции «Пальма» было переброшено семь полков НКВД и полторы тысячи самых опытных оперативников. Союзники направили для охраны и свои подразделения.
Прибытие на конференцию главы СССР было окружено строжайшей тайной. Сталин, которого ждали на аэродроме, приехал в немецкую столицу на поезде. Накануне прибытия он позвонил маршалу Жукову и сказал: «Вы не вздумайте для встречи строить всякие там почетные караулы с оркестрами. Приезжайте на вокзал сами и захватите с собой тех, кого считаете нужным. Об охране на вокзале позаботится генерал Власик».
Переводчик Сталина В. М. Бережков описал еще одну сцену, которая разыгралась на берлинском вокзале. Посол США в СССР Гарриман спросил Иосифа Виссарионовича, приятно ли ему оказаться победителем в Берлине. «Царь Александр до Парижа дошел», – невозмутимо ответил Сталин.
Глава советского правительства появлялся на переговорах в Потсдаме в белом парадном кителе с золотыми погонами и в темно-синих брюках с двойными лампасами. Надо сказать, Сталин любил белый цвет и часто носил белые брюки. Однажды с ним произошла такая история. Нужно было подписать разрешение на выпуск фильма. Председатель Комитета по делам кинематографии Большаков подал Сталину авторучку. Она не писала. Большаков виновато взял ее из рук Сталина и встряхнул. Чернила выплеснулись на белые брюки генералиссимуса. Большаков в ужасе замер. Сталин же посмотрел на него и сказал: «Ну, что, товарищ Большаков, испугался? Наверное, решил, что у товарища Сталина это последние штаны?»
Потсдамская конференция может быть названа символом 1945 года, поскольку на фоне разгрома Германии и Японии здесь определенно обозначилось противостояние СССР и англосаксов. Союзники пока еще вместе, но очень скоро между ними развернется ожесточенная борьба: с одной стороны – желание англосаксов решать все самим, прибрать к своим рукам новые территории и поставить своего союзника СССР перед свершившимся фактом, а с другой – нежелание Сталина всему этому потворствовать. «Из печати, например, известно, что г-н Иден, выступая в английском парламенте, заявил, что Италия потеряла навсегда свои колонии. Кто это решил? Если Италия потеряла, то кто их нашел? Это очень интересный вопрос», – саркастически заметил Сталин, вызвав смех в зале заседаний…
Общение глав государств в Потсдаме в корне отличалось от тегеранского и ялтинского. В момент, когда новый президент США направлялся на конференцию, Америка провела испытание атомной бомбы. Президент Трумэн стал обладателем, причем монопольным, самого смертоносного оружия всех времен. Это, с точки зрения Вашингтона и Лондона, радикально меняло расстановку сил. Исторический факт: прямо из Потсдама Гарри Трумэн отдал приказ применить атомное оружие против Хиросимы. В этом городе практически не имелось японских сил ПВО, поскольку там не было военных объектов, и город до этого американцы не бомбили. Устрашающий удар должен был состояться после окончания конференции. Пока же президент США решил как бы мимоходом поведать Сталину о наличии бомбы у союзников. Трумэн рассчитывал, что такое известие сделает советского руководителя более податливым и мягким.
Протоколы конференции и воспоминания очевидцев свидетельствуют, что позиция Сталина не изменилась ни на йоту. На нажим он не поддался, хотя нетрудно представить, под каким прессингом оказался. В те же дни ему предложили поехать в концлагерь Заксенхаузен, где погиб его сын Яков Джугашвили. На что получили ответ: «Я приехал сюда не по личным делам».
Обратимся к стенограмме заседаний глав союзных государств. Мы не будем строжайшим образом придерживаться хронологии заседаний, потому что одни и те же вопросы рассматривались в разные дни.
Как ни странно, но первым вопросом, который рассматривали главы трех стран, стал вопрос об Испании. На первом же заседании его поднял сам Сталин. Напомним, что в 1936 году, после военного переворота, который возглавил генерал Франко, в Испании началась гражданская война, закончившаяся победой фашистов в 1939 году. Запад заявил о невмешательстве и отказался поставлять оружие законному республиканскому правительству. Мятежников-франкистов оружием и амуницией снабжали Германия и Италия. Единственной страной, которая обеспечивала всем необходимым Испанию, стал Советский Союз. Вместе с танками, самолетами и орудиями прибывали и военные инструкторы под видом добровольцев. Поставки республиканское правительство оплачивало золотом, а к концу войны Сталин эвакуировал в СССР золотой запас Испании.
После поражения республиканцев у Франко хватило ума не ввязаться во Вторую мировую войну и не дать фюреру плацдарма для атаки британского Гибралтара. Лишь одна воинская часть испанской армии, так называемая Голубая дивизия, состоявшая из добровольцев, была направлена на Восточный фронт. Так каудильо и «пересидел» разгром Германии.
«Необходимо рассмотреть также вопрос о режиме в Испании, – сказал Сталин на первом же заседании 17 июля 1945 года. – Мы, русские, считаем, что нынешний режим Франко в Испании навязан испанскому народу Германией и Италией. Он таит глубокую опасность для свободолюбивых Объединенных Наций. Мы полагаем, что было бы хорошо создать условия для испанского народа установить такой режим, какой ему нравится».
Гитлер помогал Франко, и это было секретом Полишинеля. Участники конференции прекрасно понимали, что, если Франко будет смещен, его политические противники, коммунисты и левые, получат все шансы победить на выборах. Если убрать Франко, можно потерять и Испанию. А тогда, возможно, придется распрощаться и с Италией, где США прикладывали титанические усилия, чтобы не допустить коммунистов к власти.
Именно поэтому Черчилль в ответ заявил, что британское правительство питает ненависть к Франко и его правительству. «Я считаю, что постоянное истребление людей, брошенных в тюрьмы за то, что они совершили шесть лет тому назад, и разные другие обстоятельства в Испании, по нашим английским понятиям, совершенно недемократичны», – заявил сэр Уинстон. Однако тут же отверг всякую возможность разрыва отношений с правительством Франко и пустился в пространные рассуждения: «Я против употребления сил в подобных случаях. Я считаю, что мы не должны вмешиваться во внутренние дела государства, с которым мы расходимся во взглядах, за исключением таких случаев, когда то или иное государство нападает на нас… Перед нами страна, которая не приняла участия в войне, и поэтому я против вмешательства в ее внутренние дела. Правительству его величества потребуется длительное обсуждение этого вопроса, прежде чем оно пойдет на разрыв отношений с Испанией».
Трумэн вторил Черчиллю, говоря, что у США нет желания «участвовать в испанской гражданской войне», и появление другого правительства в Испании вместо правительства Франко – это «такой вопрос, который должна решать сама Испания». На это Сталин резонно ответил, что режим Франко навязан испанскому народу извне, а не представляет собой режим, сложившийся из внутренних условий, что Франко является наследником Гитлера и Муссолини и, «уничтожая этот режим, мы уничтожаем наследие Гитлера и Муссолини».
«Я не предлагаю военного вмешательства, я не предлагаю развязывать там гражданскую войну, – заметил Сталин. – Я бы только хотел, чтобы испанский народ знал, что мы, руководители демократической Европы, относимся отрицательно к режиму Франко. Если мы об этом в той или иной форме не заявим, испанский народ будет иметь право считать, что мы не против режима Франко. Он может сказать, что, поскольку мы не трогаем режим Франко, значит, мы его поддерживаем… Нам стоит только сказать, что мы не сочувствуем режиму Франко и считаем справедливым стремление испанского народа к демократии, – нам стоит только это сказать, и от режима Франко ничего не останется. Уверяю вас».
Сталин предложил именно то, чего больше всего боялись союзники и чего любыми средствами хотели избежать. Черчиллю оставалось повторять, что он категорически против вмешательства во внутренние дела другого государства. Выглядело это пределом лицемерия, если вспомнить, какими методами англичане расправились с прокоммунистическим партизанским движением ЭЛАС в Греции. Едва немцы покинули Афины, как там появились английские войска, которые 3 декабря 1944 года устроили расстрел мирной демонстрации, а затем развязали настоящее сражение с коммунистами, продлившееся до начала января 1945 года. Именно Черчилль развязал в Греции гражданскую войну, которая с небольшими перерывами продолжалась там до 1949 года.
Черчилль оправдывал нежелание что-либо предпринимать тем, что «в настоящее время Франко приближается к своему падению». Странное утверждение для сэра Уинстона, обладавшего острым умом и прекрасной политической интуицией. Для справки: Франко правил до 1975 года, Черчилль же «хоронил» его режим на 30 лет (!) раньше. Ошибся? Нет, просто защищал Испанию от прихода к власти левых сил. И даже отказался передать вопрос министрам иностранных дел для выработки общей позиции или проекта декларации трех стран. Не будет преувеличением сказать, что долгим своим существованием фашизм в Испании во многом обязан «демократу» Черчиллю…
Исторический факт: 11 декабря 1946 года Испания попыталась стать членом ООН и получила отказ. СССР имел в этом вопросе союзников. На учредительной конференции Организации Объединенных Наций в Сан-Франциско представитель Мексики Л. Кинтанилья даже предложил резолюцию, гласящую, что государства, режимы которых были созданы при поддержке держав, воевавших против Объединенных Наций, не могут быть приняты в ООН. Испания стала членом ООН лишь 14 декабря 1955 года (после смерти Сталина в марте 1953 года).
Затем Сталин поднял вопрос, обсуждение которого также превратилось потом в исторический анекдот. Дело в том, что практически весь боевой и торговый флот нацистской Германии оказался в руках англичан и американцев. И выпускать его из рук, делиться кораблями и тем самым усиливать Сталина им совершенно не хотелось. Поэтому Черчилль взял слово и долго и красочно описывал, почему надо утопить агрессивный германский флот. Сталин кивал и соглашался, сэр Уинстон говорил все красноречивее, думая, что глава СССР согласился уничтожить немецкие корабли. А потом Сталин берет слово и говорит совершенно иное…
И вот как было в реальности: глава СССР заговорил о получении Союзом доли германского флота. Черчилль, для которого наличие сильного флота не у Великобритании – совершенно недопустимый факт, действительно попытался поставить вопрос об уничтожении германских боевых кораблей.
«Сталин: Только один вопрос: почему г-н Черчилль отказывает русским в получении их доли германского флота?
Черчилль: Я не против. Но раз вы задаете мне вопрос, вот мой ответ: этот флот должен быть потоплен или разделен.
Сталин: Вы за потопление или за раздел?
Черчилль: Все средства войны – ужасные вещи.
Сталин: Флот нужно разделить. Если г-н Черчилль предпочитает потопить флот, он может потопить свою долю, я свою долю топить не намерен.
Черчилль: В настоящее время почти весь германский флот в наших руках.
Сталин: В том-то и дело, в том-то и дело. Поэтому и надо нам решить этот вопрос».
Черчилль, а за ним и Трумэн пустились в рассуждения, чем является флот, «трофеем или выплатой репараций». Заявляли, что «немецкий торговый флот мог бы сыграть свою значительную роль в этой войне», имея в виду боевые действия против Японии. Черчилль заявил, что СССР уже получил в свое распоряжение флот Финляндии и Румынии, на что Сталин ответил: «Мы ничего не брали у Финляндии из торгового флота, ни одного судна, а у Румынии взяли одно судно».
Тогда Черчилль вспомнил о том, что Норвегия и иные государства понесли большие потери в кораблях, а значит, флот надо делить не на три, а на четыре части, оставив четвертую «на удовлетворение интересов некоторых других стран».
Видя, что союзники намерены утопить проблему в болтовне, Сталин заговорил гораздо жестче: «Мы не добиваемся подарка, мы бы хотели только знать, признается ли этот принцип, считается ли правильной претензия русских на получение части немецкого флота… Я бы хотел, чтобы была внесена ясность в вопрос о том, имеют ли русские право на 1/3 часть военно-морского и торгового флота Германии».
В итоге, несмотря на попытки затянуть или отложить решение вопроса, на конференции было принято решение, что Советскому Союзу передается треть немецкого военного и торгового флота, за исключением подводных лодок, большая часть которых будет потоплена.
Следующим принципиальным вопросом, вокруг которого разгорелась настоящая баталия, стали западные границы Польши, а по сути – конфигурация политической карты Центральной Европы. Красная армия освободила Польшу, и Сталин фактически создал польское правительство. На Ялтинской конференции лидеры трех стран договорились, что новое руководство будет создаваться на базе «советского состава» с включением в него представителей так называемого польского правительства в изгнании, которое всю войну просидело в Лондоне. После этого должны были пройти выборы.
Стороннему наблюдателю, попади он на обсуждение темы в Потсдаме, могло бы показаться, что он стал свидетелем непринужденной беседы глав государств по малозначимым сюжетам. На самом же деле шло взаимное прощупывание позиций. Вашингтон и Лондон намеревались вернуть Польше довоенную роль аванпоста против СССР. Когда стало понятно, что Сталин этого не допустит и в Польше будет установлен просоветский режим, англосаксы тут же воспротивились передаче Польше части немецкой территории. По логике Трумэна и Черчилля, все, что контролирует Сталин, следовало всемерно ослабить. Соответственно и польская территория не должна увеличиваться. Сталин, напротив, заботился об усилении Польши. Тогда еще трудно было представить, что союзники пойдут на раскол Германии…
На втором заседании между Черчиллем, Трумэном и Сталиным состоялся очень примечательный диалог. Поскольку СССР объявил о намерении присоединить Восточную Пруссию, а часть германской территории передать дружественной Польше, реакция сэра Уинстона могла означать что угодно.
«Черчилль: Я хочу поставить только один вопрос. Я замечаю, что здесь употребляется слово “Германия”. Что означает теперь “Германия”? Можно ли понимать ее в том же смысле, как это было до войны?
Трумэн: Как понимает этот вопрос советская делегация?
Сталин: Германия есть то, чем она стала после войны. Никакой другой Германии сейчас нет. Я так понимаю этот вопрос… Германия представляет, как у нас говорят, географическое понятие. Будем пока понимать так. Нельзя абстрагироваться от результатов войны… Например, думают ли установить германскую администрацию в Судетской части Чехословакии? Это область, откуда немцы изгнали чехов.
Трумэн: Может быть, мы все же будем говорить о Германии, как она была до войны, в 1937 году?
Сталин: Формально можно так понимать, по существу это не так. Если в Кенигсберге появится немецкая администрация, мы ее прогоним, обязательно прогоним… Давайте определим западные границы Польши, и тогда яснее станет вопрос о Германии. Я очень затрудняюсь сказать, что такое теперь Германия. Это страна, у которой нет правительства, у которой нет определенных границ, потому что границы не оформляются нашими войсками. У Германии нет никаких войск, в том числе и пограничных, она разбита на оккупационные зоны. Вот и определите, что такое Германия. Это разбитая страна.
Трумэн: Может быть, мы примем в качестве исходного пункта границы Германии 1937 года?
Сталин: Исходить из всего можно. Из чего-то надо исходить. В этом смысле можно взять и 1937 год».
Стараясь ни в коем случае не увеличивать польскую территорию, Черчилль и Трумэн выдвигали различные аргументы. Что без этих земель Германия «не будет иметь возможности кормить себя», что немцев станет невозможно обеспечить углем. Англичане и американцы, стиравшие с лица Земли Дрезден и другие немецкие города, вдруг стали ярыми защитниками интересов поверженного врага (немцев) в ущерб интересам союзника (поляков).
Вот лишь несколько высказываний Черчилля:
«Это не пойдет на благо Польши – иметь такую территорию».
«Различие во взглядах между генералиссимусом и мною заключается в том, что британское правительство, хотя оно и допускает, что Польша должна увеличить свою территорию, не хочет идти так далеко, как это делает Советское правительство».
«Я повторяю еще раз: когда мы употребляли выражение “линия Одера”, то имели в виду лишь приблизительную линию».
В итоге ожесточенной дискуссии было принято предложение Сталина о польско-германской границе по рекам Одер и Нейса. К Польше отходили также Данциг (Гданьск) и большая часть Восточной Пруссии, СССР получал Кенигсберг с прилегающим к нему районом. Сегодня в Польше не хотят вспоминать, что именно благодаря Сталину она получила огромный кусок немецкой территории!
В общей сложности в сравнении с 1937 годом Германия лишилась 25% своей территории.
В момент, когда союзники лили крокодиловы слезы о «бедных немцах», Сталин неожиданно намекнул о своей осведомленности о подготовке операции «Немыслимое». После того как Черчилль посетовал, что Германия останется без угля, так как в Руре его не добыть из-за нехватки людей и придется завозить из восточных областей Германии, глава СССР неожиданно заявил: «Достаточно имеется пленных. У нас пленные работают на угле, без них было бы очень трудно. Мы восстанавливаем наши угольные районы и используем пленных для этой цели. 400 тысяч немецких солдат сидят у вас в Норвегии, они даже не разоружены, и неизвестно, чего они ждут. Вот вам рабочая сила».
«Я не знал, что они не разоружены, – ответил Черчилль. – Во всяком случае, наше намерение заключается в том, чтобы разоружить их. Я не знаю точно, каково там положение, но этот вопрос был урегулирован верховной ставкой союзных экспедиционных сил. Я наведу справки».
Далее советская делегация передала президенту США и премьер-министру Великобритании меморандум относительно помех, которые чинятся в Австрии и Германии в отношении возвращения советских граждан на Родину. И документы по тем самым до сих пор не разоруженным немецким военным. Оказавшемуся в щекотливом положении Черчиллю ответить было нечего…
«Черчилль: Но я могу дать заверение, что нашим намерением является разоружить эти войска.
Сталин: Я не сомневаюсь.
Черчилль: Мы не держим их в резерве, чтобы потом вдруг выпустить их из рукава. Я тотчас же потребую доклада по этому поводу».
Не менее жесткая дискуссия развернулась вокруг репараций. Для СССР, чья экономика была тотально разрушена агрессией Гитлера и его союзников, вопрос компенсации за уничтоженное имущество был более чем актуальным. Союзники же и здесь пытались не допустить усиления Советского Союза.
Понимая, что глава СССР намерен требовать репарации с Италии, которая находилась под англосаксонским контролем, Трумэн немедленно заявил, что США и Британия выделили ей кредит в $500 млн и готовятся дать еще столько же. Но эти средства предназначены «для восстановления ее экономического положения» и не могут быть выплачены в качестве репараций. По сути, речь шла о том, что Советскому Союзу рассчитывать не на что.
На это Сталин вполне резонно возразил: «Можно было бы согласиться насчет того, чтобы с Австрии репараций не брать, поскольку Австрия не представляла собой самостоятельного государства. Но нашему советскому народу очень трудно понять отсутствие всяких репараций с Италии, которая представляла самостоятельное государство и войска которой дошли до Волги и принимали участие в разорении нашей страны. У Австрии не было своих вооруженных сил, можно не брать с нее репараций, у Италии были свои вооруженные силы, и она должна платить репарации».
Поскольку союзники твердо настаивали на том, что их кредиты для этой цели использовать нельзя, Сталин добился поставок оборудования с военных заводов.
Самая большая битва развернулась вокруг репараций с Германии. В ходе их обсуждения Сталин прямо обвинил союзников в нечестной игре: «Несколько отклоняясь от главной темы, я хочу сказать о тех изъятиях, которые англичане произвели в русской зоне оккупации до занятия ее советскими войсками. Речь идет о вывозе товаров и оборудования. Кроме того, имеется записка от советского военного командования о том, что американские власти угнали 11 тысяч вагонов с той же территории. Как быть с этим имуществом, я не знаю. Вернут ли это имущество русским или компенсируют его каким-либо другим образом? Во всяком случае, американцы и англичане не только из своих зон вывозят оборудование, но вывезли его и из русской зоны, а мы из ваших зон не угнали ни одного вагона и не взяли никакого оборудования с заводов. Американцы обещали не вывозить, но вывезли».
В ходе обсуждения состоялся любопытный диалог. Уточняя детали соглашения, британский министр Бевин сказал: «Ясно, что активы, принадлежащие Великобритании и США в этой зоне, не будут затронуты». На что Сталин согласился, опять вызвав всеобщий смех: «Конечно. Мы с Великобританией и США не воюем».
Главной задачей Вашингтона и Лондона было присвоить золотой запас Германии, попавший в их руки. Поэтому, когда Сталин заявил, что «Советское правительство не имеет претензий на золото, захваченное союзными войсками в Германии», позиция союзников по репарациям заметно смягчилась. Англосаксы согласились оставить Сталину все, что находится на территории, куда вошла Красная армия, и передать 10–15% германского оборудования из западных зон оккупации. Причем за это оборудование СССР должен был поставить различные материалы, нефть и т. п. на соответствующую сумму! А это уже скорее бартер, чем репарации…
Следует признать, что по вопросу репараций Сталин получил значительно меньше, нежели рассчитывал. Почему? Потому что этот вопрос обсуждался после сообщения Трумэна о наличии у США атомного оружия. Думаю, эти два факта несложно увязать друг с другом…
Новый президент США Гарри Трумэн, сменивший на этом посту умершего в апреле 1945 года Франклина Рузвельта, ехал на конференцию с одной единственной целью – узнать, вступит ли СССР в войну против Японии. Американская разведка докладывала Трумэну, что Япония готова капитулировать, если Советский Союз вступит против нее в войну. В противном случае война США с Японией в Тихоокеанском регионе могла затянуться еще как минимум на один год. При этом потери США могли составить до одного миллиона человеческих жизней.
Одним из самых драматических эпизодов Потсдамской конференции стало сообщение Трумэна Сталину о наличии у США атомного оружия. Президент США долго думал, как это лучше сделать, и даже советовался по этому поводу с Черчиллем. В итоге вечером 24 июля 1945 года Трумэн как бы невзначай сказал Сталину, что Штаты создали новое оружие необыкновенной разрушительной силы. Советский лидер остался совершенно спокойным, не выразив никаких эмоций. Трумэн и Черчилль сделали вывод, что Сталин не понял, о чем речь. На самом деле он все понял, просто не подал виду. Но мало кто знает, что лидер СССР все-таки произнес одну фразу, которая широко воспроизводится в американских документах по конференции и практически не упоминается в наших. Так вот, Сталин в ответ на сообщение Трумэна об атомной бомбе сказал, что атомное оружие – это конечно же хорошо, но в будущем все войны в основном будут региональными и в них главную роль будут играть традиционные вооруженные силы.
Вернувшись с заседания, Сталин рассказал В. М. Молотову о состоявшемся разговоре с Трумэном. Молотов тут же заметил:
– Цену себе набивают.
На что Сталин усмехнулся:
– Пусть набивают. Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы.
5 августа 1945 года Сталин отправился на поезде в Москву. На следующий день США сбросили атомную бомбу на Хиросиму.
Помимо заседаний, сложная дипломатическая игра шла в кулуарах. Лидеры и члены делегаций общались на приемах, ходили друг к другу в гости. С этой не менее важной частью дипломатической работы связано несколько занимательных историй. Одну из них рассказал маршал Г. К. Жуков. Во время приема первым слово взял президент США и поднял тост за Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза И. В. Сталина. Тот в ответ предложил тост за У. Черчилля.
«Совершенно неожиданно У. Черчилль предложил тост за меня, – вспоминал Жуков. – Мне ничего не оставалось, как предложить свой ответный тост. Благодаря У. Черчилля за проявленную ко мне любезность, я машинально назвал его “товарищ”. Тут же заметил недоуменный взгляд В. М. Молотова и несколько смутился. Импровизируя, я предложил тост за “товарищей по оружию”, наших союзников в этой войне – солдат, офицеров и генералов армий антифашистской коалиции, которые так блестяще закончили разгром фашистской Германии. Тут уж я не ошибся. На другой день, когда я был у И. В. Сталина, он и все присутствовавшие смеялись над тем, как быстро я приобрел “товарища” в лице У. Черчилля».
Поскольку Черчилль проиграл выборы, то в разгар конференции он ее покинул, уступив место лидеру победивших лейбористов. Сразу скажем, что на позиции Великобритании это никак не сказалось. Когда же Черчилль уезжал, Сталин устроил для него прощальный концерт с участием лучших советских артистов.
Отношения между союзниками становились все более жесткими. Вашингтон и Лондон постепенно возвращали мир к довоенной ситуации, когда основой их политики была старая «добрая» русофобия, которая на этот раз была завернута в антисоветскую обертку. Потсдамская конференция станет последним мероприятием, в котором главы трех стран лицом к лицу обсудят вопросы мировой политики. Но тогда этого не знал никто.
За кулисами Потсдамской конференции, решавшей судьбу послевоенного устройства мира, происходило немало малоизвестных, но интересных событий, определивших во многом ход дальнейшей истории всего человечества.
Тогдашний король Великобритании Георг VI очень хотел поехать вместе с премьер-министром Уинстоном Черчиллем на Потсдамскую конференцию. Черчилль, в свою очередь, стремился показать всему миру, что Великобритания и ее монарх сыграли существенную роль в победе над гитлеровской Германией. В письме к Сталину Черчилль сообщал, что думает взять с собой на конференцию британского монарха, который, возможно, захочет пригласить Сталина на завтрак. Лидер СССР с ответом медлил: присутствие британского монарха на конференции приведет к приуменьшению роли Советского Союза в Победе и преувеличению роли Британии. Затем Сталин все-таки ответил У. Черчиллю: он примет участие в завтраке, если британская сторона будет настаивать, но вообще советская сторона в нем крайне не заинтересована. Черчилль понял, что Сталин не хочет встречаться с Георгом VI. Британскому монарху пришлось отказаться от поездки в Потсдам.
Главный вопрос, который стоял на Потсдамской конференции перед лидерами стран Большой тройки, – как быть с побежденной Германией. Сталин, сделав выводы из трагических уроков войны в 1941 году для СССР, хотел видеть Германию единой и демилитаризованной, таким образом создав буферную зону перед западным границами СССР из трех стран: нейтральной Финляндии, демилитаризованной Германии и нейтральной Австрии. Но делегации США и Великобритании не поддержали эту советскую инициативу, утвердив в конечном итоге раздел Германии на зоны оккупации. Видя такой разворот событий, Сталин всячески поддерживал Францию в ее праве получить в Германии свою зону оккупации, уменьшив площадь зон оккупации Англии и США.
Не все территориальные приобретения, на которые претендовал Сталин, удалось реализовать. Так, западные делегации на конференции отвергли советские претензии иметь свою военно-морскую базу в проливе Босфор. Великобритания и США не поддержали стремление СССР получить контроль над одной из североафриканских колоний Италии.
Большой интерес представляет малоизвестная широкому кругу читателей встреча тет-а-тет на Потсдамской конференции между Сталиным и Трумэном. Об этой личной беседе между лидерами СССР и США в Потсдаме осталось очень мало сведений. Но из американских источников мы четко знаем, что Сталин и Трумэн договорились о разграничении сфер влияние между СССР и США. Они обсудили Курильские острова, Японию, Китай и Италию, то есть кто там будет контролировать ситуацию с оккупацией. В своем дневнике после этой встречи Гарри Трумэн оставил лишь одну запись о том, что он может договориться с «дядюшкой Джо» (так лидеры США и Великобритании между собой называли Сталина). Самое главное, что на этой встрече Сталин и Трумэн договорились об очень интересном обмене: Япония переходит под полный контроль США, а взамен СССР получает контроль над Венгрией, Румынией и Югославией. То есть Советский Союз получал контроль практически над всеми Балканами.
Подводя итог, можно сказать, что И. В. Сталин на конференции максимально стремился отстоять геополитические интересы СССР и шел на уступки лишь там, где это было невозможно сделать.
Встреча в Потсдаме стала последней для лидеров Большой тройки.
